Соединение идей в мире Шолохова образовывает то симфоническое звучание, которое отражает максимально полную картину не только человеческой, но и исторической действительности. Смеем, однако, утверждать, что эта органическая целостность идеального в творчестве Шолохова, обладает определенной иерархией, своими приоритетами. Фундаментальным является весь комплекс идей, связанных с общественными, историческими представлениями как самого автора, так и основных его протагонистов. Это очевидным образом наследует той традиции от Пушкина до Блока, которую Шолохов успешно продолжил, берясь воспроизвести не отдельные частности человеческого бытия, но спаянность, соединенность этого бытия с общим ходом событий, «ветром истории», развитием исторической жизни всего народа.
Эти представления об историческом движении у Шолохова опираются на архаические в определенном смысле структуры, связанные с характером воссоздаваемого времени в его текстах. Собственно «историческое время», то есть время, определяемое через линейность совершающихся событий и характеристику причинно-следственных связей, формирующих так называемый «исторический опыт», у Шолохова в его текстах, но прежде всего в «Тихом Доне», (хотя и в «Судьбе человека» это чувствуется явно), совмещено с временем «космологическим», где повторяемость, цикличность и обращенность к прошлому в универсальном смысле от конкретного опыта до органических форм жизни являются совершенно иными, чем во «времени историческом».
Такого рода отношение ко времени формирует, по справедливому замечанию Б. Успенского, и соответствующие типы сознания. Вот как он характеризует «космологический» тип сознания, присущий древним формам культурного сознания человека Древней Руси и русского средневековья: «Космологическое сознание предполагает соотнесение событий с каким-то первоначальным, исходным состоянием, которое как бы никогда и не исчезает в том смысле, что его эманация продолжает ощущаться во всякое время. События, которые происходят в этом первоначальном времени, предстают как текст, который постоянно повторяется, воспроизводится в последующих событиях» [7, 90].
Этот архаический тип «космологического сознания» безусловно характерен для творческого подхода Шолохова. Его герои постоянно апеллируют к тем формам жизни, которые были когда-то и которые растворились, исчезли в современной им ситуации, но их внутренняя жизнь подпитывается и живет через обращение посредством этих архаических структур к идеям и представлениям о жизни, которая должна так или иначе, но повториться, вновь воссоздаться.
Нравственный идеал Шолохова также во многом архаичен. Его герои опираются на те ценности и представления о жизни и человеке, которые простираются за пределы собственно христианского дискурса. В шолоховском герое чрезвычайно силен момент связи с язычески-природными основаниями жизни, которые подчас не имеют каких-либо параллелей и объяснений в христианских максимах. Очевидно, что витальная сила основных шолоховских персонажей выходит далеко за ту норму, которая утвердилась в христианской культуре. Это связано с особой чувственной природой шолоховских героев, с нарушением ими многообразных канонов и предписаний, установленных прежней культурой. Это герои максимально свободного нравственного модуса. Но вместе с тем шолоховский мир замешан на народно-христианском понимании самых существенных сторон жизни человека и всего общества. Это соединение определяет своеобразие морального статуса шолоховских героев, где языческий пантеизм соединен с интуитивным, природным православием. Всем им, как правило, присуще наличие самых архаичных ценностей о достоинстве человека, понимании его связи с землей, природой; отношение к труду как естественному состоянию человека и видящим в этом его предназначение; представление о широких границах любовных переживаний и действий человека; свободное перешагивание за привычные рамки и ограничения в бытовом поведении; интуитивное, но часто и отрефлектированное в духе православного христианства понимание таких базовых ценностей, как совесть, трусость, предательство, измена, геройство, доброта, угадывание разрушительной силы зла, мораль как выражение естественной правды обыденной жизни, наконец, ощущение некоей Истины, вне которой невозможна жизнь ни целого народа, ни отдельного человека.
Скажем, для абсолютного большинства критики 30-х годов, да и позже, характер Григория Мелехова не выступал в качестве носителя черт идеального человека в силу того, что его индивидуальная судьба противоречила насаждаемым нормативным представлениям о том, каким должен быть идеальный характер в искусстве.
Л. Якименко, например, решительно утверждал: в «Тихом Доне» «ни один положительный герой не выступил в качестве некоего идеала, «высшего совершенства человека» [8, 407]. Однако, в противовес подобным мнениям, у Шолохова именно Григорий выступает в эпопее, по словам самого писателя, как «очарование человека», как воплощение одной из граней общественного идеала.
«Идеальность» Григория, не воспринятая критикой, находящейся на вульгарно-социологических позициях, но подчеркнутая самим автором, выводит нас к такому пониманию эстетического идеала, который ни в коем случае не сводится к критериям завершенности, гармонии, соответствия классическому образцу и т.п. Он предстает идеальным (в философско-эстетическом смысле) потому, что в нем показаны глубинные возможности человека из народа как в осознании действительности, так и самого себя; показаны напряженные попытки героя изменить, повлиять на мир, самому стать иным, найти формулу соответствия себя бытию.
В Григории при всех видимых и не оправдываемых читателями ошибках и вине героя перед жизнью и близкими ему людьми пробиваются, обнаруживают себя в качестве ведущего онтологического начала такие родовые свойства человеческой натуры, какие не позволяют ему довольствоваться ограниченной, неполной жизнью. Он обладает той редкой универсальностью человеческой натуры, при которой только собственный мир психологических состояний или же власть над людьми (как крайние точки в том спектре эмоций и чувств, какие он переживает) не дают ему ощущения целостности жизни. К этому шолоховскому герою можно в полной мере отнести следующие слова Гегеля: «Человек, потерпевший поражение от судьбы, может потерять свою жизнь, но не свободу. Эта внутренняя независимость и делает возможным для трагического героя сохранять и проявлять безмятежную ясность даже в самом страдании» [2, 167]. Философ имел в виду эстетическую гармоничность подобного рода созданий: такой «идеальный художественный образ предстает перед нами как некий блаженный бог» [2, 166].
Эстетическое единство шолоховского творчества как одно из главных качеств его эпического метода соотносится с целостностью тех идеалов, которые лежат в глубине философских идей писателя. Григорий Мелехов, Аксинья, Андрей Соколов (как вершинные достижения писателя) это характеры, созданные с ориентацией на идеал полного, целостного человека. Характеры, равновеликие миру, времени, истории. Такие характеры требовали проверки по всему фронту человеческих испытаний. И шолоховский мир не пощадил их. Но не своеволие авторского сознания, не эксперимент над человеческой природой, не проверка интеллектуально изощренной философской концепцией ждали их. То, что предложил им мир писателя, превзошло и намного любую эстетическую фантазию. И в этом нет ничего удивительного: такая проверка на прочность, а в философском смысле на универсальность человека, постигала прототипов шолоховских героев в реальности. Иначе и быть не могло, так как сама их судьба была во многом следствием проходившего исторического процесса искушения идеалов нового социального устройства.
Об этом сам писатель неоднократно говорил во время встреч с молодыми писателями, со своими избирателями, подчеркивал в интервью: «Чувства мои неизменны. Обо всем этом я писал не раз и в годы войны, и после победы, а изрекать прописные истины не стоит Главное не терять веру, веру в народ, в его идеалы» [8, 360].
«Народ хочет исполнения тех идеалов, ради которых он шел в революцию, вынес на своих плечах неимоверную тяжесть гражданской и самой тяжкой, Отечественной войны. Мы верны этому идеалу уже более полувека. (Интервью дано в 1974 г. Е. К.) Он для нас неизменен» [8, 361]. (Какова основа такого рода суждений писателя, что под этим реально кроется, обозначено в начале данной главы). И вся эстетическая система Шолохова, все категории, обретающие у него плоть и кровь, трагическое, прекрасное, комическое, возвышенное, преломлены через эти идеалы.
Григорий выступает как идеал не в ограниченно воспитательном смысле «Вот как надо жить!», но как эстетическое воплощение потенциала духовных сил человека из народа, как изъяснение художником тех путей, по которым движется человеческая натура, постигая правду жизни и истории.
Об этом сам писатель неоднократно говорил во время встреч с молодыми писателями, со своими избирателями, подчеркивал в интервью: «Чувства мои неизменны. Обо всем этом я писал не раз и в годы войны, и после победы, а изрекать прописные истины не стоит Главное не терять веру, веру в народ, в его идеалы» [8, 360].
«Народ хочет исполнения тех идеалов, ради которых он шел в революцию, вынес на своих плечах неимоверную тяжесть гражданской и самой тяжкой, Отечественной войны. Мы верны этому идеалу уже более полувека. (Интервью дано в 1974 г. Е. К.) Он для нас неизменен» [8, 361]. (Какова основа такого рода суждений писателя, что под этим реально кроется, обозначено в начале данной главы). И вся эстетическая система Шолохова, все категории, обретающие у него плоть и кровь, трагическое, прекрасное, комическое, возвышенное, преломлены через эти идеалы.
Григорий выступает как идеал не в ограниченно воспитательном смысле «Вот как надо жить!», но как эстетическое воплощение потенциала духовных сил человека из народа, как изъяснение художником тех путей, по которым движется человеческая натура, постигая правду жизни и истории.
Один из основных конфликтов, который переживает Григорий Мелехов, это конфликт между должным и сущим. В отличие от многих других героев эпопеи Григорий весь расположен в сфере реальной действительности. И его борьба, его стремление изменить несправедливость жизни связана как раз во многом с возвращением к существенным, ранее сложившимся жизненным ценностям, лежащим прежде всего в сфере труда, нравственности, ответственности перед своим народом и родной землей. Воображаемое должное рассыпается у героя при столкновении с бытийным его воплощением, и поэтому почти вся сфера идеалов Григория расположена в пространстве сущего.
Этот характер (как и большинство персонажей Шолохова) крепко стоит на реальной почве. Его целостность имманентно содержит в себе как важный элемент идеала корректирующее зрение героев и самого автора в сторону большего соответствия должного сущему, идеи жизни. Поэтому совершенно обоснованно можно ставить вопрос об идеале жизни у Шолохова.