Хорошо прочитанный и разбавленный Набоков не позволил создать сюжета, героев, банального смысла. Сам автор, пытаясь сбалансировать текст, достичь эфемерного совершенства, переписывал повесть много лет. Работа над ней растянулась с 1981 по 1996 год. Повесть превратилась в роман и была издана в 1997 году в издательстве «Камера хранения». Олег Юрьев автор послесловия с какой-то растерянностью пишет: «О чем эта повесть? О проверке русской речи на предел спрессования? Об испытании русской прозы на предел ритмизации? О контроле русской жизни на предел отчуждения?» Ответ подразумевается, подсказывается решать должен читатель. Проблема в том, что читателя не нашлось. Ключ или шифр от «камеры хранения» увезли в другой город и забыли. Из Довлатова:
Губин рассказывает о себе:
Да, я не появляюсь в издательствах. Это бесполезно. Но я пишу. Пишу ночами. И достигаю таких вершин, о которых не мечтал!..
Повторяю, я хотел бы этому верить. Но в сумеречные озарения поверить трудно. Ночь опасное время. Во мраке так легко потерять ориентиры.
Судьба Губина еще одно преступление наших литературных вохровцев.
Повторяю, я хотел бы этому верить. Но в сумеречные озарения поверить трудно. Ночь опасное время. Во мраке так легко потерять ориентиры.
Судьба Губина еще одно преступление наших литературных вохровцев.
Вот и за этот эпизод Дар призывал «бить морду» Довлатову. К вопросу о «сумеречных озарениях» я вернусь совсем скоро. Губина можно было смело назвать главным литературным неудачником творческого содружества. Можно, если бы к четырем «горожанам» не присоединился пятый Довлатов. Само участие Довлатова в группе вызывает множество вопросов. Ефимов в ряде интервью и текстов «освещает тему». Но от «раскрытия вопроса» самих вопросов меньше не становится. Фрагмент из интервью Ефимова, данного в 2003 году:
Вы могли бы назвать условную дату конца существования этой группы?
Я думаю, что Довлатов говорит об этом в одном из своих интервью. Вахтин пригласил его принять участие году в 68-м, самое позднее в 69-м. Но уже следующий сборник мы не готовили. Не было сборника, в который Довлатов включал бы свои вещи.
А почему был приглашен в группу Довлатов?
Он как-то виделся нам в нашем кругу. Тоже горожанин, пишет про город, тоже невероятно открыт иронии, всему смешному, тоже вглухую не печатается. Абсолютно тот же изгойский статус. Все сводило нас вместе. Он уехал в Таллин, по-моему, году в 70-м. Так что с датами вот так обстояло дело.
По поводу «вглухую не печататься», а также «изгойского статуса» просто неправда. Напомню о двух детских книгах Марамзина. Абсолютно синхронно с ними, год в год, выходят две книги самого Ефимова: «Таврический сад» и «дополненное и исправленное» переиздание «Высоко на крыше». Помимо этого в «Литературной России» 1966 году печатается его рассказ «Заяц. Сказка для взрослых». В 1968-м большой рассказ «Телевизор задаром» в «Звезде». Что касается приглашения Довлатова в группу, то нельзя сказать, что отцы-основатели «Горожан» безоговорочно принимали его прозу. Из воспоминаний Дианы Виньковецкой:
О Довлатове я впервые услышала от Бориса Вахтина, который хотел привлечь Сергея в свою писательскую группу «Горожане», хотя и критиковал его прозу за легковесность и «случаи из жизни».
Видимо, наблюдение за своими персонажами с балкона Вахтин считал настоящим, основательным погружением в тему в противоположность довлатовской легковесности. Отмечу типичность претензии Вахтина: «легковесность» хорошо сочетается с «простоватостью», отмеченной Валерием Поповым.
Глава пятая
Литературная карьера Довлатова в те годы ограничивалась двумя прозаическими достижениями. В «Крокодиле» опубликовали два его текста: рассказ «Когда-то мы жили в горах» (1968) и миниатюру «Победители» (1969). Первый рассказ участвовал в международном юмористическом конкурсе «Улыбка-68». С целью подчеркнуть интернациональный характер «праздника смеха» его сопровождала карикатура польского художника Юлиуша Пухальского. Никакого отношения к рассказу она не имела. Сам рассказ Довлатова вариация «зова крови». В первый и в последний раз в его творчестве возникает «армянская тема». Писатель на эту тему говорил немного, хотя и определенно. Вот часть интервью Довлатова, которое он дал Виктору Ерофееву в конце восьмидесятых:
А вот сейчас, в связи с событиями в Армении, ваша армянская кровь как-то дает о себе знать?
Я знаю, что это кому-то кажется страшным позором, но у меня никогда не было ощущения, что я принадлежу к какой-то национальности. Я не говорю по-армянски. С другой стороны, по-еврейски я тоже не говорю, в еврейской среде не чувствую себя своим. И до последнего времени на беды армян смотрел как на беды в жизни любого другого народа индийского, китайского Но вот недавно на одной литературной конференции познакомился с Грантом Матевосяном. Он на меня совсем не похож он настоящий армянин, с ума сходит от того, что делается у него на родине. Он такой застенчивый, искренний, добрый, абсолютно ангелоподобный человек, что, подружившись с ним, я стал смотреть как бы его глазами. Когда я читаю об армянских событиях, я представляю себе, что сейчас испытывает Матевосян. Вот так, через любовь к нему, у меня появились какие-то армянские чувства.
Более того, в частном письме к жене Наймана, Эре Коробовой, в начале 1974 года Довлатов пишет: «Но никто, никто не заставит меня думать <> о том, как надо себя вести, или об армянских монастырях»
Вернемся к двадцать шестому номеру журнала «Крокодил» за 1968 год. Начинается рассказ поэтически:
Когда-то мы жили в горах. Наши горы косматыми псами лежали у ног. Они стали ручными, таская на себе беспокойную кладь наших жилищ, наших войн, наших песен. Наши костры опалили им шерсть.
Когда-то мы жили в горах. Серебристые облака овечьих отар покрывали цветущие склоны. Ручьи, такие белые и чистые, как нож и ярость, жадно падали на гладкие камни. Солнце плавилось на наших спинах, а в теплых зарослях блуждали тени, подстерегая простодушных.
В эмиграции в 1985 году Довлатов участвует в странном издании «сборнике на троих» «Демарш энтузиастов». Помимо самого Довлатова в нем приняли участие Вагрич Бахчинян и Наум Сагаловский. На его страницах писатель публикует рассказ в новой редакции. В нем появились микроэпизоды «политического» характера:
Дядя Хорен прожил трудную жизнь. До войны он где-то заведовал снабжением. Потом обнаружилась растрата миллион.
Суд продолжался месяц.
Вы приговорены, торжественно огласил судья, к исключительной мере наказания расстрелу!
Вай! закричал дядя Хорен и упал на пол.
Извините, улыбнулся судья, я пошутил. Десять суток условно
Старея, дядя Хорен любил рассказывать, как он пострадал в тяжелые годы ежовщины.
И сегодня подобная шутка звучит достаточно двусмысленно. Также добавлена сцена, раскрывающая непростой характер межнационального общения. И снова неугомонный дядя Хорен:
Дядя Хорен поднял бокал. Все затихли.
Я рад, что мы вместе, сказал он, это прекрасно! Армянам давно уже пора сплотиться. Конечно, все народы равны. И белые, и желтые, и краснокожие И эти Как их? Ну? Помесь белого с негром?
Мулы, мулы, подсказал грамотей Ашот.
Да, и мулы, продолжал Хорен, и мулы. И все-таки армяне особый народ! Если мы сплотимся, все будут уважать нас, даже грузины. Так выпьем же за нашу родину! За наши горы!..
В крокодиловском варианте он также произносит «панармянский тост», но в смягченном варианте:
Я рад, что мы все вместе Нам, армянам, нужно держаться поближе друг к другу. Все народы равны в этом мире, но мы, армяне, особый народ, и если мы будем держаться сообща, все будут уважать нас. Так выпьем же за нашу родину, за наши горы!
Но намного интереснее увидеть редактуру текста как такового. Для этого придется вернуться на страницу назад. Вот новое начало рассказа:
Когда-то мы жили в горах. Эти горы косматыми псами лежали у ног. Эти горы давно уже стали ручными, таская беспокойную кладь наших жилищ, наших войн, наших песен. Наши костры опалили им шерсть.
Когда-то мы жили в горах. Тучи овец покрывали цветущие склоны. Ручьи стремительные, пенистые, белые, как нож и ярость, огибали тяжелые, мокрые валуны. Солнце плавилось на крепких армянских затылках. В кустах блуждали тени, пугая осторожных.
Текст подтянулся, стал строже, ветер времени рассеял «серебристые облака овечьих отар». Выразительные «крепкие армянские затылки» сменили нейтральные «наши спины». «Пугая осторожных» «подстерегая простодушных», прибавляя в драматизме. Но в любом случае, рассказ сохранил свое настроение несколько цветисто-культурологическое, «со стороны» описание процесса «утраты корней». Успех от публикации был несколько подпорчен, как ни странно, армянскими читателями журнала «Крокодил». Валерий Попов не без удовольствия свидетельствует:
С рассказом этим сразу же случился скандал. В нем не увидели ни южной патетики, ни лиризма ничего, кроме зубоскальства. Из Армении в редакцию журнала хлынул поток гневных писем от «трудовых коллективов», общественных организаций и даже от чемпиона мира по шахматам Тиграна Петросяна. Я сам видел письмо на бланке Академии наук Армянской ССР.
Биограф видит в рассказе Довлатова прежде всего холодный расчет: «Попытка прильнуть к армянским родственным истокам и на этом как-то выиграть (дружба народов все-таки!) обернулась провалом». В искусстве «прильнуть» Валерий Георгиевич может сам многому нас научить. Не совсем понятно, как у Довлатова получилось бы просчитать подобный «отскок», неожиданный для симпатичного небольшого рассказа. Попов не останавливается и идет дальше в выводах:
Довлатов делал себя, с самого начала пути. Если не знаешь, что делать, делай себя. Поднимай свое имя. Это он умел.
Довлатов обладал врожденной способностью «заваривать кашу», возбуждать жуткий скандал и оказываться в центре его. Способность для писателя весьма ценная хотя и не самая главная.
Довлатов обладал врожденной способностью «заваривать кашу», возбуждать жуткий скандал и оказываться в центре его. Способность для писателя весьма ценная хотя и не самая главная.
Волна, поднятая шахматистами, представителями науки и просто трудовыми коллективами, привела к публикации Довлатова в «Крокодиле», которую нельзя назвать очередной или запланированной. В 33 за тот же 1968 год автор выступил в непривычном для себя жанре «покаянного письма». Оно называется «О рассказе Когда-то мы жили в горах"». Довлатов пытается объяснить, что «хотел сказать автор»: