В боксе повисает звенящая тишина, которую нарушает прерывистое дыхание роженицы.
Игорь слышится тихий голос девушки, оставь её, мне больно Он словно рвёт меня изнутри
Батя оборачивается. Смотрит на Катю, затем опускает руку и неожиданно говорит Эльзе:
Спаси их! Слышишь, спаси! Я знаю, ты можешь! Проси, что хочешь, только пусть они живут!
Женщина кивает. Обходит Колесникова. Подходит к девушке и, чуть отдёрнув лёгкое покрывало, присаживается рядом с ней.
Катя силится что-то сказать, но Эльза прикладывает палец к её губам.
Шшш молчи, говорит женщина, я чувствую твою боль.
Эльза пробегается взглядом по простыне.
Давно её меняли? спрашивает женщина, обращаясь к Хирургу.
Саныч мотает головой:
Да нет, как раз перед тем, как я к тебе прибежал.
Понятно, Эльза не подаёт вида, что кровянистых выделений на простынях слишком много даже для сложных родов.
Я тебя осмотрю, хорошо? ласково спрашивает женщина у девушки. Ты только помоги мне, говори, если больно будет, хорошо?
Катя кивает, закусывает губу, с надеждой смотрит на Батю. Колесников делает шаг вперёд, но его останавливает поднятая вверх рука Эльзы.
Стой, где стоишь, без тебя обойдусь!
Эльза встаёт, подходит к умывальнику, тщательно моет руки, протирает их грибным самогоном. Затем задергивает ширму, сделанную из рекламного баннера, протянутого на проволоке. Скинув с девушки простыню, женщина начинает деловито ощупывать раздутый по бокам живот. Пальцы скользят по туго натянутой коже, искрещённой мелкими прожилками вен и бордовыми лопнувшими растяжками. Эльза отмечает про себя, что живот кажется просто невероятно огромным, по сравнению с измождённым нагим телом с выпирающими рёбрами.
Так, говорит Эльза, надавливая пальцами сверху и снизу живота, больно?
Нет, тихо отвечает Катя.
А так? Эльза надавливает на бока.
Девушка чуть слышно стонет и мотает головой.
Не ври мне! сухо говорит женщина. Не время сейчас из себя героиню строить. Говори, как есть! Сильно болит?
Да, стонет Катя, очень, что не так?
Эльза, стараясь не подать виду, что она обеспокоена, ласково отвечает:
Всё нормально, Катенька, не волнуйся, так бывает. Согни ноги в коленях.
Девушка пытается выполнить приказ, но тело её точно не слушается.
Не могу, сил нет, шепчет Катя.
Тогда терпи, я ещё немного тебя помучаю.
Эльза переворачивает девушку, затем кладёт растопыренную ладонь на её левый бок.
Выдохни, задержи дыхание, а потом вдохни поглубже.
Девушка пытается выполнить приказ, но сразу кривится.
Больно!
Надо, милая, надо, тихо говорит Эльза, только один раз, послушай меня, так надо.
Катя часто дышит, в её глазах стоят слёзы. Наконец девушка решается. Выдыхает, задерживает дыхание секунд на тридцать, а потом резко вдыхает. В ту же секунду под потолок несётся отчаянный крик, а Эльза ощущает, как под её ладонью дёргается что-то огромное, даже для крупного младенца.
«Чтоб меня! мысленно ругается Эльза. Дело дрянь».
Женщина, приговаривая: «Отдохни пока, милая, отдохни, моя хорошая!» переворачивает девушку на спину. Затем, прикрыв её простынёй, встаёт, отбрасывает баннер и быстрым шагом подходит к Бате.
Ну, что там? с надеждой спрашивает Колесников.
Эльза отводит его в сторону, знаком подзывает Хирурга и так, чтобы Катя не услышала, тихо говорит:
Плохо, очень плохо. Плод Эльза задумывается, он просто невероятного размера, лежит поперёк. Естественным путём ей не родить. Развернуть его я тоже не смогу. Младенец точно растопырился внутри и рвётся наружу. Поэтому ей так больно.
Из-за чего это произошло?! шёпотом орёт Колесников. Ведь нормально всё протекало!
Я говорила тогда тебе, что чувствую что-то Эльза делает паузу, явно подбирая слова, непонятное он так быстро вырос! Ведь прошло только шесть месяцев!
Не выводи меня как в тот раз! заводится Батя. Говори, что нам делать, ну? Колесников вопросительно смотрит на Эльзу.
Младенец большой, очень большой. Вот он и развернулся. Он просто внутри неё не помещается. Ему больно, и он причиняет боль матери! Выход только один! женщина смотрит в глаза Хирургу.
Кесарить? неуверенно спрашивает Саныч.
А ты чего боишься? подначивает Эльза. Или только когда пальцы, ноги отрезать и раны штопать, у тебя руки не дрожат?
Да пошла ты! бросает Саныч. Как ты думаешь провернуть это в наших условиях?! У нас ни спинальной, ни эпидуральной анестезии нет! Под общим делать? Без вентиляции лёгких? А если она
Так! рявкает Колесников, перебивая Хирурга. Говорите, чтобы мне было понятно! Что вы собираетесь делать?
Саныч открывает рот, но его опережает Эльза.
Отойдём.
Поймав удивлённый взгляд Бати, женщина шёпотом продолжает:
Нельзя чтобы Эльза делает паузу, а вместо имени девушки говорит: она нас услышала.
Колесников кивает, и они вместе с Эльзой выходят в коридор.
Ты тоже, приказывает женщина Хирургу.
Троица затворяет дверь в бокс, и Эльза, зачем-то оглядевшись по сторонам, произносит:
Ей не пережить операции.
Кому? Катеньке? переспрашивает Батя.
Эльза кивает.
Ребёнок очень большой, как я и говорила, лежит поперёк, чтобы его вытащить, нам придётся делать не вертикальный, а длинный горизонтальный разрез. Не думаю, что после того, как мы её располосуем, она выживет. Нам бы плод при этом не повредить.
Что? снова переспрашивает Колесников.
Да очнись ты! Эльза трясёт Батю за плечо. Пойми это не обычная операция! Да, с нашим оборудованием и медикаментами и всем тем барахлом, что вы потом выгребли из госпиталя, мы бы могли её спасти, не будь в ней
Кого? неуверенно шепчет Хирург и неожиданно выпаливает: Мутанта?
Слово точно повисает в затхлом воздухе, отдающем смрадом пота и свежей крови.
Что ты сказал? начинает яриться Батя, сжимая пудовые кулаки. Да я тебя за это собственными руками приду
Эльза останавливает Колесникова, схватившего Саныча за грудки.
Оставь его! шипит женщина. Помнишь, пару месяцев назад я говорила об аномальном развитии плода, а вы меня послали и запретили даже заходить к Катюхе.
Кого? неуверенно шепчет Хирург и неожиданно выпаливает: Мутанта?
Слово точно повисает в затхлом воздухе, отдающем смрадом пота и свежей крови.
Что ты сказал? начинает яриться Батя, сжимая пудовые кулаки. Да я тебя за это собственными руками приду
Эльза останавливает Колесникова, схватившего Саныча за грудки.
Оставь его! шипит женщина. Помнишь, пару месяцев назад я говорила об аномальном развитии плода, а вы меня послали и запретили даже заходить к Катюхе.
Вы говорите о моём ребёнке! грохает Колесников. О сыне! Я чувствую, знаю это! А вы говорите о них как о куске мяса! Саныч, чего она втирает нам, а? Батя, часто моргая, смотрит на Хирурга. Скажи ей!
Вопрос не в том спасём ли мы мать, а в том выживет ли ребёнок, да и ребёнок ли обречённо говорит Эльза. Решай, как мы это сделаем.
Заткнись! орёт Батя. Мой сын чистый, здоровый, не то что все эти уроды!
Вот и проверим эхом отзывается Эльза.
Колесников, покачнувшись, смотрит на Саныча, словно ища поддержки у Хирурга, затем переводит взгляд на Эльзу.
Мы её обезболим, быстро говорит женщина, ей не будет больно, проблема лишь в том, что если переборщим, то можем навредить ребёнку. У Кати может начаться кислородное голодание, а это отразится на мозге младенца и функционировании его нервной системы. Поэтому наркоз нужно строго дозировать, чтобы хватило, пока мы будем её резать и вытаскивать ребёнка, а потом
Эльза прерывается, видя безумный взгляд Бати.
А что потом? дрожащим голосом спрашивает Колесников.
Надо будет решать, что делать с Катей, не моргнув глазом отвечает Эльза. Точнее, как её
Чего? Хирург замечает, как Батя инстинктивно тянется за оружием.
Ты можешь орать, тихо говорит Эльза, так, чтобы её не услышала роженица, можешь избить меня, даже убить, но из всех твоих прихлебателей только я говорю правду. Что бы мы не сделали, Катя умрёт, так, или иначе. Но как это будет решать тебе. Время идёт.
Колесников открывает рот. Хочет что-то сказать, но изо рта вырывается лишь тяжкий стон. Батя обхватывает голову руками и тяжело опускается на пол.
Идём, Эльза тянет Хирурга за руку, время не ждёт, пора начинать.
Женщина открывает дверь в отделение.
Эльза! окликает её Батя.
Женщина поворачивает голову.
Скажи мне, продолжает Батя, когда ты такой стала?
Эльза на секунду задумывается, затем отвечает:
Я такой была всегда.
Женщина заходит в бокс вместе с Хирургом. Сквозь точно нарочно оставленную щель между дверью и косяком Колесников слышит, как Саныч звякает хирургическими инструментами, а Эльза что-то горячо говорит Кате, которая начинает плакать.
Шшш едва слышно раздаётся голос Эльзы, всё хорошо будет. Больно не будет. Просто поспишь. Ребёночка вытащим и тебя спасём. Только помоги нам.
Обещаешь? спрашивает, приподнимаясь, девушка.
Да, точно рубит Эльза, молчи, лучше силы побереги. Сейчас наркоз дадим и ты ничего не почувствуешь.
Кровь стучит в висках Бати. Колесников хочет встать, но ноги его не слушаются. Прислонившись к стене, он начинает бить затылком об бетон.
Раз.
Другой.
Третий.
Боль физическая заглушает боль душевную. По шее течёт кровь. Колесников растирает тёплую струйку пятернёй, подносит ладонь к глазам. В тусклом свете единственного потолочного светильника ему кажется, что запятнанные липкой жидкостью пальцы окрашены в чёрный цвет. Где-то в отдалении слышны голоса, хрипы, всхлипы. Убежище стонет как единый организм в такт движений скальпеля, который рассекает живот Кати.
В мозгу Бати вспыхивает картинка. Свет и тень меняются как вспышки стробоскопа, который высвечивает всё, что происходит на операционном столе. Колесников словно видит со стороны, как за острым лезвием, поперёк живота девушки тянется разрез тонкая красная линия. Колесников почти ощущает страшную боль, словно режут не Катю, а его самого вскрыли без наркоза.
«Ааа!..» безмолвный вопль Бати исчезает во тьме липкой чавкающей субстанции, выпрастывающей щупальца ему на встречу.
«Это мой грех! Не её! мысленно надрывается Колесников, воздев глаза к потолку. За что, господи?! Прошу тебя! Спаси её и моего сына! Лучше забери меня вместо них! Обещаю, если они выживут, я изменю порядки! Выродков больше не будут выбрасывать наружу! Только спаси их! Спаси и сохрани!»
Но небеса остаются глухи. Лишь далёкий звук падающих капель воды и чьи-то голоса эхом отражаются от стен.
Тем временем Хирург, промокнув кровь тампоном и ловко орудуя щипцами, помогает Эльзе расширить надрез на животе девушки, который теперь напоминает огромный раззявленный рот, застывший в вечном крике.