Добавляло отдельных красок этому великолепию и убранство зала. Здесь не было ярких цветов привратной, не было блеска золота, все было строже и атмосферней. Зал был украшен в средневековом стиле. На стенах висело оружие, которое невероятно напоминало настоящее, треугольные щиты и части доспехов, причем под некоторыми даже виднелись какие-то таблички. С потолка свешивались шелковые стяги, на которых были вышиты какие-то древние гербы, всякие там рыбы на лазурном поле и красные олени, бьющие копытом.
Я в геральдике не разбираюсь, потому понять подлинные ли это гербы, которые некогда принадлежали знатным фамилиям, или все-таки подделка, я не мог. Да и не сильно по этому поводу расстроился.
Добавлял антуража и небольшой оркестр, который находился в дальнем от нас углу. Это был не какой-нибудь там диксиленд с трубами и дудками, это были музыканты во фраках, словно пришедшие сюда из позапрошлого века. И музыка была соответствующая, вызывавшая ассоциации с опереттами Кальмана и Штрауса. Кстати, последнего сейчас и играли, если не ошибаюсь, что-то из «Венецианской ночи». Я не большой любитель подобной музыки, но была у меня одна приятельница, симпатичная до крайности и большая поклонница этого игривого жанра. Вот с ней я за пару лет весь репертуар «Театра оперетты» и выучил а куда деваться? Так мне тогда все это дело надоело, что я потом еще года три от любых театров шарахался.
Впрочем убранство убранством, музыка музыкой, но почтеннейшая публика, которой в зале было очень много, не стала ухищряться и была одета вполне в стиле дня сегодняшнего. Нет, несколько забавных старичков щеголяли в чем-то таком, затрапезном, но преобладали костюмы у мужчин и умеренно-длинные платья у женщин. И то, и другое, насколько я мог судить, было только брендовых марок и шилось явно не в Китае.
Спасибо Зимину, представляю себе, как бы я тут смотрелся в своих джинсах. Понятно, что на лице моем в этом случае была бы маска равнодушия, я изображал бы из себя бунтаря и борца с системой, но это только поза. Дискомфортное ощущение из души все одно не уберешь. А здесь именно это и имело бы место быть.
Наше появление не прошло незамеченным. Нет-нет, никакого дядьки в ливрее, который долбил бы в пол золоченым дрыном и громко орал:
Максим Зимин и сопровождающие его лица.
Все было проще и прозаичней к нам сразу же подпорхнули две барышни в пышных нарядах, буквально повисли на Зимине и бойко застрекотали на французском, причем настолько громко, что люди стали поворачиваться в нашу сторону.
Максим Зимин и сопровождающие его лица.
Все было проще и прозаичней к нам сразу же подпорхнули две барышни в пышных нарядах, буквально повисли на Зимине и бойко застрекотали на французском, причем настолько громко, что люди стали поворачиваться в нашу сторону.
По-моему, это его сестры, неуверенно сказала Танюша. Они называют его «кузен» и спрашивают про какую-то Гертруду.
Сестры и есть, подтвердил Валяев, поморщившись. Троюродные. О, вот и желаемое. Милейший!
Он пощелкал пальцами, привлекая к себе внимание официанта, грациозно перемещавшегося по залу неподалеку от нас. На подносе, который он ловко нес перед собой, красовались бокалы с темной жидкостью, судя по всему коньяком.
Кит, не увлекайся особо, отвлекся от француженок Зимин. Ночь только началась.
Я свою меру знаю, заверил его Валяев, подхватил бокал с подноса и протянул его мне. На, взбодрись. Без допинга тебе тут будет скучно. Танюша, Марина, коньячку? Нет? Ну и шут с вами. Киф, будь здоров!
И тебе не хворать, одобрил я тост, и мы соприкоснулись краями бокалов. А насчет скуки ты не прав. Вон, музычка играет, опять же есть чего поесть. Я жрать хочу до невозможности.
Я уже разглядел, что вдоль стен стояли столы, заваленные едой. Похоже, в этом смысле здесь все было крайне демократично подходи, бери тарелку, хватай что твоей душе угодно из снеди и уплетай за обе щеки. У одного из них я заметил нашего недавнего знакомого, дядюшку Эверта, он жадно грыз куриную ногу, исподлобья глядя на окружающих. Что любопытно рядом с ним никого не было, хотя у других столов люди стояли группками, весело общаясь.
Так это Карл Лейген! охнула вдруг Марина, которая все это время изучала лица присутствующих. Я с ним в Дрездене стажировалась вместе. Вот так сюрприз!
И она покинула нас, устремившись куда-то в зал и ловко лавируя между танцующими парами.
Баба с воза кобыле легче, заметил Валяев и гаркнул на официанта: Куда пошел? Тьфу ты! Kam se obrátit? No vrať se! (Куда пошел? А ну вернись! (чеш.)).
Официант покорно вернулся, Валяев цапнул сразу два бокала и перелил коньяк из одного в другой. Подумал немного и добавил туда третий.
Теперь иди, махнул он рукой недоуменно глядящему на него юноше. Иди, иди!
В этот же момент его лицо сморщилось так, будто он раскусил гнилой орех, но тут же это выражение сменило другое, радостно-слащавое.
Тетушка Ингрид! радостно завопил он. Вот радость-то! Тьфу, да что такое! Faster Ingrid! Jag är glad att se dig!
И, раскинув руки в стороны, не обращая внимания на плеснувший через край бокала коньяк, он пошел навстречу к женщине ростом метра под два, если не больше, и с такими же героическими формами. Не знаю, не знаю, я бы с ней не рискнул обниматься. Такая может и придушить, сама того не заметив.
И мы остались с Танюшей вдвоем, Зимина к тому времени его французские кузины уже куда-то утащили.
Ну что, дитя? я согнул руку крендельком и подмигнул совсем уже запечалившейся девушке. Кавалер я так себе, второсортный, но лучше такой, чем никакого, согласись?
Глупости какие, Танюша снова начала краснеть. Ничего вы не старый.
Где-то я это уже слышал. Хотя где я только это не слышал.
Согласен, кивнул я. Так что танцы до упаду или пойдем для начала подхарчимся?
Вы так смешно говорите, хихикнула Танюша. «Подхарчимся». Слово забавное.
Главное смысл у него правильный, я увлек ее за собой, направившись к ближайшему столу. Есть хочется спасу нет.
Ночь, с сомнением в голосе сообщила мне девушка. Я после шести не ем. Тем более сладкое.
Последние слова она произнесла страдальчески на столе, к которому мы приблизились, стоял красивейший, аппетитнейший и, несомненно, очень вкусный торт приличных размеров.
Да ладно тебе, я ухватил лопаточку, которая лежала рядом с ним. Сегодня можно. Кусочек-то.
Проходила я это уже, Танюша прищурила один глаз, ее лицо приняло лукавое выражение. Сначала один кусочек, потом второй
Как говаривал один мой хороший знакомец никто и никогда не оговаривал размеры одного кусочка, назидательно произнес я. В конце концов, торт сам по себе это всего лишь один кусочек. Давай, ешь, а я вон по деликатесне ударю. Мне сладкое по барабану, мяса какого-нибудь хочу.
Я бестрепетно откромсал лопаточкой ломоть кондитерского изделия весом не менее чем полкило, плюхнул его на тарелку и протянул Танюше.
Бисквитный, жалобно пробормотала та, держа ее на вытянутых руках. С ликерной пропиткой и сливочным кремом. И цукатами. Да пошло оно все! Съем!
Она перехватила тарелку поудобнее и вонзила в торт изрядных размеров ложку. Странно, но десертных приборов не наблюдалось, потому Танюша орудовала тем, что подвернулось.
Кстати и правильно делает. Ложка не вилка, в нее входит больше, и мимо рта ее не пронесешь. На Руси до Петра вообще никаких вилок не было, и управлялись без них как-то. И в армии их не приветствовали. Нам прапорщик рассказывал, что в старые времена солдаты только ложками и ели. Эх, помню я свою армейскую ложку тяжелую, добротную, с выгравированной на черенке надписью, гласящей: «Ищи мясо!».
Вот и молодец, я одобрил я действия Танюши и окинул глазами стол.
Интересно, из каких соображений его формировали, в гастрономическом смысле? Слева от торта лежал целиком зажаренный гусь, справа тарелка с рыбным ассорти. Еще здесь имелось несколько блюд с мясной нарезкой, ваза с профитролями, запеченная свиная нога, украшенная бумажными розочками и горчичной вязью, венские вафли, фруктовое желе, которое уже начало оплывать, и приличных размеров фарфоровая лоханка, закрытая крышкой, в которой, скорее всего, был суп. Просто рядом с ней половник лежал, так что вряд ли там что-то другое. То ли исходили из принципа «пусть каждый себе что-то найдет», то ли просто не заморачивался никто, мол что приготовили, то и выложили.
Гусь издавал потрясающий аромат жира и чеснока, я бы с удовольствием открутил ему ногу, намазал горчицей, что стояла рядом с ним, и сточил бы ее под коньячок или вон белое вино, но, поразмыслив, решил этого не делать. Во-первых, почти наверняка я изгваздаю одежду жиром, во-вторых чеснок. Такой выхлоп потом будет мама не горюй. Мало ли, что меня дальше ждет?
В результате я сноровисто соорудил себе бутерброд с семгой и бодро откусил от него чуть ли не половину.
Вина? окончательно плюнув на условности, с набитым ртом спросил я Танюшу, которая с невероятно счастливым видом уписывала торт.
Белого, видимо, окончательно махнув рукой на все, согласилась она.
Все-таки еда она друг человека. Мне изначально не нравилось все происходящее, я очень не хотел ехать на это мероприятие, когда все спутники разбежались, мне стало совсем грустно. А еда все сбалансировала, придала немного уверенности, в конце концов она дала мне занятие. Что самое скверное в вечеринке, на которой ты чужой? Ощущение бесполезности себя в данных условиях. Но когда ты ешь все меняется. Ты при деле. Ты жуешь и, значит, не совсем зря ты сюда пришел. И находишься здесь по праву, потому что посторонних не кормят вот так запросто.
А еще я заметил, что мы тут такие не одни. В смысле, те, кто тоже особо никого не знает. Нет, в большинстве своем гости между собой знакомы, это хорошо видно по тому, как они общаются, как смотрят друг на друга. Именно по этой причине легко вычислить тех, кто оказался здесь, как мы может, случайно, может, по служебной надобности. Дали приглашение кому-то, как мне и попробуй откажись.
Еще я искал в толпе своих спутников, но, увы, не находил. Больно много было народа, и все ведь на месте не стоят, кто танцует, кто просто перемещается по залу. Мне вообще это все напоминало вечер встреч выпускников в институте.
Хотя одно знакомое лицо я увидел. А именно я узнал одного из гостей. Это был юноша с бледным, почти белым лицом, я его видел в «Радеоне», он к нам в гости приезжал сравнительно недавно. Сейчас он беседовал с пожилой женщиной, у которой была крайне экстравагантная прическа. Ее волосы были уложены в виде атакующей кобры, причем сделано это было с неимоверным мастерством. Не знай я, что это волосы, подумал бы, что настоящую змеюку ей на голову посадили.