Однако ставка на особенности акта поведения всех проблем не разрешает. Жизнь трудно (а вернее невозможно) упаковать в законодательные и научные шаблоны. Благовидные и преступные намерения объективируются человеком по-разному: в форме импульсивной реакции на внешний раздражитель или посредством нескольких, четко спланированных акций. Из отдельных поступков может сложиться настоящая линия поведения, впечатление цельного объекта для юридического реагирования, таким образом, выходит за пределы одного акта (классического предмета уголовного права). С другой стороны, предусмотренные в уголовном законе стандартные образцы преступного поведения иногда являются плодом согласованных усилий нескольких лиц, а часто не завершаются.
Реагируя на эти отклонения от типичных приемов исполнения преступлений (одно лицо одним актом причиняет вред общественным отношениям, и эта классическая ситуация соответствует описанию деликта в Особенной части УК), законодатель заготавливает запасные конструкции: множественности как сложного факта совершения одним лицом нескольких преступлении[166]; соучастия (ст. 32 УК) и предварительной преступной деятельности (гл. 6 УК).
Однако ставка на особенности акта поведения всех проблем не разрешает. Жизнь трудно (а вернее невозможно) упаковать в законодательные и научные шаблоны. Благовидные и преступные намерения объективируются человеком по-разному: в форме импульсивной реакции на внешний раздражитель или посредством нескольких, четко спланированных акций. Из отдельных поступков может сложиться настоящая линия поведения, впечатление цельного объекта для юридического реагирования, таким образом, выходит за пределы одного акта (классического предмета уголовного права). С другой стороны, предусмотренные в уголовном законе стандартные образцы преступного поведения иногда являются плодом согласованных усилий нескольких лиц, а часто не завершаются.
Реагируя на эти отклонения от типичных приемов исполнения преступлений (одно лицо одним актом причиняет вред общественным отношениям, и эта классическая ситуация соответствует описанию деликта в Особенной части УК), законодатель заготавливает запасные конструкции: множественности как сложного факта совершения одним лицом нескольких преступлении[166]; соучастия (ст. 32 УК) и предварительной преступной деятельности (гл. 6 УК).
Наиболее же сложными (для понимания и оценивания психофизических основ и социальной значимости поведенческих актов) и полярными (по отношению друг к другу) являются ситуации
1) экстренного, ситуативного совершения преступлений или
2) длительного, многоэпизодного способа преступного поведения.
Первый вариант целенаправленно и подробно исследовала Н. Н. Ярмыш. В ее представлении инстинктивно обусловленное (запрограммированные, ограниченные по качественным образцам, но управляемые сознанием и волей[167] человека акты) и импульсивное (стремительное реагирование на травмирующую ситуацию, эмоциональные вспышки, объясняющие особенности деяний, но не лишающие их свойства волевых осознанных актов[168]) поведение, а также автоматизированные действия (апофеоз психического навыка, экономящего энергию человеческого мозга и тела, при котором контрольные функции сознания и воли распространяются лишь на общую картину поведения) являются специфическими видами деяния, как признака объективной стороны. Рефлекторные же телодвижения совершаются непроизвольно, являются сугубо физиологическими реакциями организма и потому к действию (бездействию) и объективной стороне состава отношения не имеют[169]. Они, как и поведение под принуждением, лишены избирательности, а потому не социальны и не преступны.
Ко второму варианту относятся противоположные (и сложные) случаи сознательного и волимого поведения продолжаемые и длящиеся преступления. Их своеобразие заключается в процедуре исполнения намерения. Если длящееся преступление состоит в «длительном (и непрерывном, А. Б.) невыполнении обязанностей», то продолжаемое посягательство состоит «из ряда тождественных деяний, направленных к общей цели»[170] (а также характеризующихся постоянством объекта, идентичностью способа и незначительностью временных интервалов между отдельными эпизодами. А. Б.). Длящийся порядок производства бездействия и продолжаемый действия давно известен в судебно-следственной практике и принят ею[171].
Завершая краткий терминологический экскурс, следует отметить, что просвещенное уголовное право считает возможным преследовать лишь отдельные эпизоды из человеческой практики. Возможность уголовной ответственности за деятельность и поведение вообще, так сказать, за линию жизни исключается. В основе уголовно-правового реагирования лежит отдельный акт поведения (поступок, деяние, действие, бездействие). Только то поведение имеет правовое значение, которое выражено во внешней среде, деятельностно, осознанно и волимо. Идеальный уголовно-правовой образец внешнего или деятельного существования обособленный в пространственно-временных координатах и в личной жизни субъекта акт. Для сложных ситуаций деятельного поведения уголовный закон припасает специальные конструкции (институты» множественности, стадий, соучастия, длящийся и продолжаемый варианты деяния). В основе уголовно-правовой оценки находится социальный, а не физиологический характер поведения (за рамки преследования выводятся рефлекторные реакции). Хотя закон и не употребляет термина «поступок», именно социальный контекст предопределяет криминализацию действия и бездействия[172].
Деяние это движение, сознательный процесс и результат волевых усилий, обособленный акт, основанием упрека за который выступает его социальное значение, а не физическая природа. Последнее обстоятельство лишь дифференцирует преступления на смежные и совершенно различные виды (по объективной стороне). Социальное звучание бездействия хорошо, хлестко выразил Г. В. Тимейко: «Бездействие совершается не в мире вещей, а в мире людей»[173]. Похожие соображения высказал и Р. Д. Шарапов: «Объектом правового регулирования является не любое поведение человека, а лишь то, которое имеет социальную значимость, составляет элемент общественных отношений. Пассивное поведение, проявленное вне общественных отношений, индифферентно с точки зрения права. Поэтому понятие бездействия в уголовном праве наполняется особым содержанием, не совпадающим с буквальным значением этого слова. Бездействие как форма преступного поведения возникает с момента включения человека в систему общественных отношений и наделения его в связи с этим обязанностью выполнять определенные действия»[174].
Эти предварительные объяснения и установки помогут нам более основательно подойти к познанию социально-юридической природы бездействия и последующему обоснованию (нравственному, социально-политическому) возможности уголовно-правового преследования. Но и без цитирования авторитетов понятно, что пассивность, состояние физического покоя (как фрагмент человеческого существования) естественно и потому не порицаемо[175]: организм трудится и отдыхает, восстанавливаясь для новых усилий; апатия чередуется с возбуждением и активностью; если тело пассивно, мысль может напряженно работать и пр. Да и люди разнятся и по темпераменту, и по социальной активности. В результате уместно едкое замечание Платона, высказанное из-за чрезвычайной медлительности своего ученика Ксенократа: «Одному нужны шпоры, другому узда»[176].
Рассмотрим особенности пассивного поведения и отличие бездействия от действия. Хотя нужно помнить, что эти уровни анализа предполагают известный заказной параллелизм; действие и бездействие это как бы сиамские близнецы, достоинства одного способа поведения сигнализируют об опасных особенностях другого. Упречность действия более понятна населению, криминализация активных способов совершения преступления свершилась в уголовном законодательстве значительно раньше и с точки зрения объема регулирования преобладает над бездействием по сей день. В нашем представлении можно говорить о следующих differentia specif са (особенностях) бездействия:
1. Общественная мысль значительно позже смирилась с необходимостью преследовать случаи общественно-опасного бездействия, чем действия. Причина в том, что активный преступник только своим личным разрушительным усилием созидает результат, почти независимо от окружающих условий. У «бездельника» же есть могущественный сопричинитель сам социальный строй[177], уклад жизни, распределение обязанностей и видов труда между членами коллектива (общества). Проблема бездеятельности порождена всем ходом развития цивилизации, является наиболее ярким свидетельством социального детерминизма. Бездействие становится (и считается государством) «главной и реальной причиной наступивших вредных последствий» из-за естественной «взаимосвязанности и взаимозависимости поведения отдельных людей в обществе»[178]. Увеличение численности населения и усложнение социальных связей, рост технической вооруженности человека приводят к тому, что бремя «вины за прогресс» (издержки прогресса) распределяется на все население. Каждому гражданину страны государство как бы приказывает: будучи включен в наше общество, принимай правила его игры, мирное сосуществование всех и сохранение общих стандартов жизни зависит и от твоих личных усилий; действуй в тех случаях и пределах, которые диктуются твоим общегражданским, служебным, семейным и прочим положением; «активное поведение есть необходимое условие общественного разделения труда»[179]; риски и опасности совместного труда и проживания людей могут быть созданы и не тобой, но предупреждать вредное развитие событий обязан и ты.
Итак, бездействие и ответственность за него заражены и предопределены социальностью (коллективностью) человеческой жизни в большей степени, чем поведение и судьба активно и автономно действующего субъекта. Как писал известный немецкий ученый, «как раз при преступном бездействии наглядно обнаруживается общественный характер человеческого поведения и его неразрывная связь с данными общественными отношениями»[180].
Итак, бездействие и ответственность за него заражены и предопределены социальностью (коллективностью) человеческой жизни в большей степени, чем поведение и судьба активно и автономно действующего субъекта. Как писал известный немецкий ученый, «как раз при преступном бездействии наглядно обнаруживается общественный характер человеческого поведения и его неразрывная связь с данными общественными отношениями»[180].
2. Давно стала расхожим штампом, попала во все учебники мысль, что «при бездействии активной может быть только человеческая мысль при пассивности тела»[181]. В противовес бездействию действие отождествляется с энергией, движением, мышечной активностью. Таким образом, в специальной литературе за аксиому принят тезис, что водораздел между действием и бездействием проходит по физической (двигательной, объективной) стороне[182]. Объединяет же обе формы преступного деяния другое: «бездействие тождественно действию по своим социальным и юридическим (выделено нами. А. Б.) свойствам и отличается от него лишь внешней, физической стороной отсутствием телодвижения субъекта преступления»[183].