9. Особыми правовыми конструкциями, примыкающими к учению о бездействии, являются институты форс-мажорного типа: «понуждения к выполнению правовой обязанности», «вынужденного бездействия» (физическое или психическое принуждение ст. 40 УК) и «бездействия по приказу» (исполнение приказа или распоряжения ст. 42 УК). Все они заслуживают размещения в специализированной главе 8, посвященной исключительным нормам поощрительного характера («ситуации правомерного причинения вреда»), однако законодатель пока не решился на подобный шаг в отношении первого института понуждения к выполнению правовой обязанности.
Глава 5 Проблема причиняющего влияния пассивного поведения
Пора необъяснимости прошла, всему приходится подыскивать причину.
В. ШекспирУже много десятилетий допустимость уголовного преследования бездействующих лиц сомнений в науке не вызывает она занята обсуждением и уточнением лишь отдельных фрагментов проблемы. И только толкование механизмов причинения при пассивном поведении человека завораживает своею сложностью, граничащей с неразрещимостью. На этот загадочный юридический анклав нескончаемо тянутся волонтеры и матадоры общественной мысли. Каузальные связи главный, кульминационный пункт разговора о бездействии сегодня. Да оно и понятно: «Не признавая за бездействием причиняющего значения, мы тем самым лишаем себя возможности обосновать ответственность за него»[328].
Сюда, на этот участок юридического регулирования, в этот жизненно-правовой омут с давних пор устремляются лучшие силы уголовно-правовой науки. Назовем лишь некоторые имена на пути от первой монографии Н. Д. Сергеевского[329] до последней крупной публикации В. Б. Малинина[330]: А. Н. Андреева, Ф. Ю. Бердичевский, П. Т. Васьков, П. И. Гришаев, А. С. Горелик, Н. Д. Дурманов, М. И. Ковалев, И. Я. Козаченко, В. Н. Кудрявцев, А. А. Пионтковский, В. А. Попов, И. Реннеберг, Т. Л. Сергеева, Ю. С. Спиридонов, А. А. Тер-Акопов, Н. С. Тимашев, Г. В. Тимейко, А. Н. Трайнин, Т. В. Церетели, М. Д. Шаргородский.
Взглянув на этот пространный список, обрамляющий арку над входом в зал с надписью «Причинная связь в праве», можно понять глухую зависть представителей других отраслей знания, которые отмечают, что «и в данной дискуссии... наиболее активными участниками оказываются криминалисты. Это является проявлением какой-то странной ситуации, поскольку проблема причинности бездействия практически должна больше интересовать не специалистов в области уголовного права (где преступления в форме бездействия занимают относительно ограниченное место), а цивилистов, особенно занимающихся договорным правом, где подавляющая масса правонарушений совершается путем бездействия в виде неисполнения либо ненадлежащего исполнения договорных обязательств»[331].
Приятные для нашего отраслевого уха откровения, что и говорить, но в литавры бить или приступать к строительству триумфальной арки рано. Уж очень явна та истина, что причиняющее влияние пассивного поведения имеет значительные особенности, а значит, трудности в доктринальном истолковании. Отклонение при бездействии от традиционной (механической или энергетической) причинности, бытующей между активным действием и общественно опасным последствием, настолько велико, что требуются особые объяснительные конструкции, сохраняющие относительный гносеологический покой по отношению к основам функционирования мироздания и принципам понимания каузальных связей. Эти объяснительные конструкции должны быть единообразными (в том числе и для других отраслей права) и убедительными. Только как раз этого пока и не достает из-за сложности понимания и трудности приложения классических соображений о тандеме «причина-следствие», рожденных при исследовании действия, к результативному бездействию.
Историки философии, вероятно, в назидание и в качестве примера научной самоотверженности, сохраняют и передают душещипательную легенду о кончине 80-летнего О. Хайяма. Сей иранский мудрец при постижении метафизических откровений Ибн-Сины на тему «Единое и множественное» почувствовал скорое приближение смерти. Он «заложил между двух листов рукописи золотую зубочистку.., закрыл фолиант, встал, сделал завещание и после этого уже не принимал ни еды, ни питья. Прочитавши вечернюю молитву на сон грядущий, он положил земной поклон и на коленях произнес: Боже! По мере своих сил я постарался познать тебя. Прости меня! Поскольку я тебя познал, постольку я к тебе приблизился. И умер»[332].
Бедный Хайям! Судьба приготовила ему не самую трудную причину летального переутомления. Ведь он не имел возможности ознакомиться с научными трактатами о причинно-следственной связи сенсуалиста Дж. Локка, работами французских материалистов XVIII в., субъективно-идеалистическими воззрениями Д. Юма и Дж. Беркли, кантовским дуализмом причинности, мыслями вульгарных материалистов Л. Бюхнера, Я. Молешота, К. Фогта, антропологическими изысками В. Дриля и Ч. Ломброзо, концепцией стихийного материализма О. Конта, Дж. Милля, Ф. Листа, А. Принса, Р. Ортолана, а особенно с трудами Г. Гегеля (о слепой природной необходимости и неразумной воле как главных действующих причинах вреда), К. Маркса и Ф. Энгельса. В противном случае, без всяких кощунственных намеков, жизненный путь О. Хайяма оказался бы значительно короче, и он сам с еще большим достоинством оправдал свое трудолюбие и досрочное путешествие ad patres[333].
Природный и общественный миры представляют собой бездну сцепляющихся и следующих друг за другом явлений и событий. Жуткое впечатление дисгармонии и хаоса окружающей среды постепенно преодолевается человечеством[334]. Его коллективный разум медленно освобождается от индивидуальных впечатлений и религиозных назиданий о сверхъестественном, ищет рядоположенность и связность фактов, еще вчера казавшихся случайными, ведомыми стихийными силами, а потому необъяснимыми и не пригодными к какой-либо классификации. На пути к великой истине о причине наши предшественники плодили и пропагандировали множество откровений, часть из которых и по сей день отдает восхитительным привкусом парадоксальности, притягивает внимание необычностью объяснения происходящих событий. Особенно постарались литераторы и бытописатели.
Гоголевский Ляпкин-Тяпкин публично дарил современникам сногсшибательные наблюдения о причинных комбинациях: «В детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою»[335]. А муж слесарши Пошлепкиной был отдан городничим в рекруты на том основании, что он вор: «Хоть он теперь и не украл, да все равно украдет»[336]. За рубежом особенности русского характера уже несколько веков толкуются как предопределяемые тугим пеленанием своих детей русскими женщинами. Пересмешник и писатель А. П. Чехов, который с блеском фиксировал жизнь современников и на российских ухабах, в рассказе «Не судьба!» писал, что «земские мосты построены для испытания умственных способностей: ежели человек объехал мост, то, стало быть, он умный, ежели же взъехал на мостик и, как водится, шею сломал, то дурак»[337].
Ф. Аквинский соседство Рая и Ада объяснял сокровенным желанием Всевышнего подарить умершим благочестивым верующим возможность видеть страдания грешников и тем дополнять свое райское наслаждение (компаративизм, криминопенология, идея общего предупреждения?). Ж. Буридан, французский философ-схоласт XV в. и человек, в доказательство отсутствия свободы воли («волимой причинности») принялся рассуждать о поведении голодного осла между двух одинаковых охапок сена. По буридановскому умозаключению осла ждала неминуемая смерть, поскольку выбор между двумя равносильными решениями или тождественными желаниями невозможен (парализация воли причина тяжкого последствия). Horribile dictu[338], если наши животные братья так же думают о происках человечьей свободы воли.
В дополнение к «диким предубеждениям» о причиняющем характере гиппократовских услуг, в том числе и лекарского бездействия, Д. И. Хвостов еще в XIX в. разразился блестящей эпиграммой: «Чтоб ты меня лечил, наверно слух сей лжив: Я жив!»[339]. По запискам английского дипломата Иван Грозный придумал и испытывал средство от славянской хмурости (хотя, по более позднему тургеневскому наблюдению, на Руси угрюмого от заспанного не отличишь): во время торжественных процессий он приказывал рубить головы тем, чьи пасмурные лица ему не нравились[340]. Б. Садовскому запомнились с детства две причинные закономерности: а) «в молодости на пари разгрыз передними зубами грецкий орех, и под старость у него выпали именно эти зубы»; б) «балка в сарае, сорвавшись, ударила старика по голове. Явных последствий ушиб не имел; изменился немного почерк»[341].
В дополнение к «диким предубеждениям» о причиняющем характере гиппократовских услуг, в том числе и лекарского бездействия, Д. И. Хвостов еще в XIX в. разразился блестящей эпиграммой: «Чтоб ты меня лечил, наверно слух сей лжив: Я жив!»[339]. По запискам английского дипломата Иван Грозный придумал и испытывал средство от славянской хмурости (хотя, по более позднему тургеневскому наблюдению, на Руси угрюмого от заспанного не отличишь): во время торжественных процессий он приказывал рубить головы тем, чьи пасмурные лица ему не нравились[340]. Б. Садовскому запомнились с детства две причинные закономерности: а) «в молодости на пари разгрыз передними зубами грецкий орех, и под старость у него выпали именно эти зубы»; б) «балка в сарае, сорвавшись, ударила старика по голове. Явных последствий ушиб не имел; изменился немного почерк»[341].
По утверждению А. И. Герцена, после 1812 г. все способствовало развитию Московского университета историческое значение и географическое положение города, а также отсутствие царя (!). В первой половине XIX в. в российской глубинке искренне полагали, что холера есть польское или докторское напущение[342]. И. А. Бабель в своей «Публичной библиотеке» (1916) писал, что одна из посетительниц читального зала приходит в библиотеку по одной причине «ищет способ домашнего приготовления мыла».
Во времена М. И. Ломоносова было распространено убеждение, что в теплых странах полезных ископаемых больше, чем в северных, теперь же нефтяные и газовые компании в основном сверлят земную твердь за Полярным кругом. А по мнению немцев-натуралистов средневековья, северное сияние происходит от того, что огонь исландского вулкана Гекла отражается от движущихся северных льдов. Один из последних премьеров царской России, 80-летний И. Л. Горемыкин любил вести разговор с подчиненными примерно в следующем ключе: «Если хотите со мной разговаривать, извольте молчать!». И так далее.