Мы обернулись. Пустóта вывалилась в коридор, повернулась к нам, взвыла, и три ее жутких языка ринулись к нам, как со всего маху закинутые удочки, напряженные и вибрирующие от крика.
Парень, обычно занимавшийся газировкой, пронесся мимо нас к ближайшей двери. Одних только звуков было достаточно, чтобы насмерть перепугать публику. Кошмарное зрелище видел я один.
Скажи, что у тебя получилось, прошептала Эмма.
Да, я почти его зацепил, ответил я.
Пустóта двинулась к нам по коридору.
Стоять! Лечь! Закрыть рот! заорал я на нее.
Она немного притормозила, словно мои слова проникли в череп, но пока не достигли мозга, но тут же с удвоенной энергией кинулась вперед. Было бы лучше выскочить наружу и встретиться с ней на парковке, но все двери были забиты пытающимися сбежать людьми. Мы перепрыгнули через стойку и, пригнувшись, побежали к дальнему ее концу, где стояла касса. Я продолжал кричать на чудовище, пробуя разные вариации одних и тех же команд: Не шевелиться! Спать! Сидеть! Замереть! но сам слышал, как у меня за спиной пустóта разносит ресторан, с каждой секундой подбираясь к нам все ближе. Столы и стулья летали вокруг, люди вопили, будто их режут. Я выглянул из-за стойки и увидел, как пустóта схватила официанта языком поперек туловища и вышвырнула на улицу сквозь большое окно.
Эмма быстро встала, схватила тяжелую бутыль с какой-то зеленой жидкостью, скрутила крышку и принялась рвать на себе платье.
Ты что делаешь? удивился я.
Коктейль Молотова, ответила она, засовывая лоскут в горлышко бутылки.
Не выйдет, это газировка!
Она выругалась, потом все равно подожгла тряпку и швырнула неудавшуюся гранату через прилавок.
Иголка компаса дернулась. Пустóта была уже близко.
Сюда, прошипел я.
На четвереньках мы поползли в противоположный конец стойки. Через секунду языки пустóты ударили в стену прямо над тем местом, где мы только что сидели, и полсотни стеклянных бутылок с грохотом рухнули вниз.
Кричала женщина. Наверняка уже были раненые, может, даже убитые. Жители петли, которые все равно никогда не узнают, что с ними на самом деле случилось у которых не было никакого завтра, чтобы его утратить но все же. Бежать некуда, спасение не придет. Мне остается только выйти навстречу чудовищу, сейчас или уже никогда.
Я встал из-за стойки и заорал на него. Оно держало за шею женщину в розовых бигуди: она так кричала, что бигуди разлетались во все стороны. Увидав меня, пустóта отпустила добычу. Женщина упала на бок и поспешно уползла за кабинку с диванами. Ворча и бормоча, чудовище двинулось ко мне. Я покрепче уперся ногами в землю и стал повторять за ним звук за звуком, все, что оно говорило, хотя ни слова не понимал.
Оно притормозило, чтобы отбросить с дороги стол. Моя язык, кажется, начавший улавливать тональность пустой речи, ожил и зажил собственной жизнью.
СТОП! ЛЕЧЬ!
Пустóта поколебалась, но потом все-таки шлепнулась на пол.
ЗАКРЫТЬ РОТ!
Три языка закатились обратно в пасть. Я поднял разделочный нож из кучи приборов, валявшихся на полу. Эмма подошла и встала рядом: пламя у нее в ладонях горело высоко и жарко.
НЕ ДВИГАТЬСЯ.
Я видел, как оно извивается, стараясь освободиться от меня, но теперь оно, наконец, было в моей власти, так что оставалось только
Ну, хватит!
Голос прозвучал громко и знакомо. Я завертелся, пытаясь понять, кто говорит. Это оказался немолодой мужчина в коричневом костюме, преспокойно сидевший в угловом отсеке в нашем с Эйбом отсеке, небрежно положив локоть на стол и наклонившись в мою сторону. Он был единственный, кто остался в ресторане. И, судя по всему, совершенно не боялся.
Бог ты мой, сказал он, а у тебя и правда дедушкин дар.
Он подвинулся на край дивана и встал.
Теперь, если ты не против, отпусти Горацио Он пробормотал что-то вполголоса на языке пустóт, и я почувствовал, как весь мой контроль над чудищем мгновенно испарился. Я обещал ему горячий ужин, если он будет хорошо себя вести. Правда, парень?
Пустóта вывалила все свои языки, поскакала к нему и уселась у его ног, словно щенок-переросток.
Человек взял со стола стейк и кинул пустóте. Она поймала его на лету и проглотила. Он привстал и начал было вылезать из кабинки, но Эмма шагнула наперерез. Пламя взлетело высоко.
Ни с места! рявкнула она.
Он остался сидеть.
Я друг, а не тварь.
Тогда почему с тобой пустóта?
Я теперь никуда не хожу без Горацио. Не хотелось бы кончить, как дедушка вот этого малыша, раз уж я еще могу с этим что-то сделать
Вы Эйч, так? сказал я.
Он самый, он указал на свободное место напротив. Присоединитесь?
Вы совершенно чокнутый, не сдержалась Эмма. Ваша пустóта чуть нас не прикончила!
Никакой опасности не было, могу вас заверить, возразил он и снова указал на скамью. Прошу. У нас всего пять минут до прибытия полиции, а обсудить надо многое.
Я посмотрел на Эмму. Она не расслабилась, но закрыла ладонь, погасив пламя, и опустила руку. Мы пробрались через зал, лавируя между битой посудой и сломанной мебелью, к кабинке, где сидел Эйч. Пустóта уже прикончила стейк и мирно свернулась на полу у его ног. Кажется, даже заснула. Мучительная иголка у меня в животе притупилась, но не исчезла; я вдруг понял, что сила боли напрямую зависит от настроения пустóты. От голодных и агрессивных зверюг больнее, чем от спокойных и довольных.
Мы залезли в кабинку. Эмма первой, так что ближе всего к пустóте оказался я. Эйч пил что-то из высокого стакана через соломинку, поставив локти на стол. Он был собран и совершенно спокоен.
Я готов к собеседованию, сказал я.
Эйч поднял большой палец в знак одобрения и продолжал пить. Он молчал, а я рассматривал его. Лицо его было необычно, по-своему красиво и все изрезано глубокими морщинами; глаза глубоко посажены, взгляд пронзительный. Всклокоченная борода и вязаная безрукавка придавали ему эдакий профессорский вид. Я вспомнил, что видел его фото у Эйба в «Журнале» он там выглядел почти так же.
Допив, он отодвинул стакан и откинулся на спинку сиденья.
Коктейль «Рут бир флоут», пояснил он, удовлетворенно вздохнув. Еда нынче стала совершенно безвкусная, так что стараюсь пообедать в петле всякий раз, как сюда попадаю.
Он кивнул на несколько тарелок, расставленных на столе.
Взял тебе стейк в панировке и кусок лаймового пирога. Я бы и вам заказал, мисс Блум, тут он метнул на меня лукавый взгляд, да только Джейкобу было велено приходить одному.
Вам известно, кто я? спросила Эмма.
Разумеется. Эйб часто о вас говорил.
Эмма опустила глаза, но не смогла скрыть улыбки.
Мы с ней команда, твердо сказал я. Мы работаем вместе.
Это я вижу, заметил он. Кстати, вы прошли.
Чего прошли?
Собеседование прошли.
Некоторое время я хохотал так хохочут над тем, что скорее удивительно, чем смешно.
Так это и было собеседование? Нападение пустóты?
Ну да, первая его часть. Надо было посмотреть, каков ты в деле.
И?
С языком мог бы управляться и получше. И контроль устанавливать побыстрее тогда многих из этих жертв удалось бы избежать, он махнул в сторону разбитого окна и официанта, свернувшегося клубком и воющего на капоте «шевроле». Но ты способный, в этом сомнений нет.
Так это и было собеседование? Нападение пустóты?
Ну да, первая его часть. Надо было посмотреть, каков ты в деле.
И?
С языком мог бы управляться и получше. И контроль устанавливать побыстрее тогда многих из этих жертв удалось бы избежать, он махнул в сторону разбитого окна и официанта, свернувшегося клубком и воющего на капоте «шевроле». Но ты способный, в этом сомнений нет.
Я, кажется, покраснел от гордости.
Погоди радоваться. Ты должен еще кое-что узнать.
Я пригасил улыбку.
Узнать я хочу все.
Что дед рассказывал тебе о своей работе?
Ничего.
Совсем ничего? он явно удивился.
Он говорил, что раньше работал коммивояжером. Папа рассказывал, что Эйб то и дело уезжал в деловые поездки на несколько недель. Раз или два возвращался со сломанной ногой или пластырем на лице. Родители думали, что он связался с плохими парнями или подсел на азартные игры.
Эйч запустил пальцы в бороду.
Тогда времени у нас только на самое главное. Эйб приехал в Америку после войны. Он хотел жить максимально нормальной жизнью, так как думал, что его иссякающие силы принесут больше вреда, чем пользы, другим странным в первую очередь мисс Блум и ее товарищам по петле. В те времена Америка была относительно спокойным местом. Обычные люди годами преследовали нас и сумели посеять недоверие между разными кланами странных, зато у нас, в отличие от Европы, никогда не было проблем с пустóтами и тварями. Ну, то есть до конца пятидесятых. Тут они обрушились на нас всем скопом, стали охотиться на имбрин и причинили много вреда. Тут-то Эйб и решил, что пора возвращаться из неоправданно ранней отставки, и основал нашу организацию.
Я слушал его не дыша. Я так долго ждал, чтобы кто-нибудь рассказал мне о первых дедушкиных годах в Америке, и теперь почти не верил, что дождался.
А Эйч тем временем продолжал, крутя на пальце конец своей недлинной бороды.
Нас было двенадцать. Снаружи все вели обычную нормальную жизнь. Никто не жил в петлях, таково было условие. У некоторых даже была семья и работа. Мы встречались тайно и общались исключительно шифром. Сначала мы просто гонялись за пустóтами, но когда имбринам пришлось уйти в подполье, так как твари переловили слишком многих, мы взяли на себя их работу, которую они больше исполнять не могли.
Разыскивать странных детей и отправлять их в безопасное место, закончила за него Эмма.
А вы явно читали «Журнал».
Я кивнул.
Это было нелегко. И далеко не всегда мы добивались успеха. То и дело все шло не так. Просто проваливаешься в трещину он устремил взгляд в окно, вспоминая какую-то старую боль. Все эти неудачи до сих пор со мной.
А где другие? спросил я. Где остальные десять?
Некоторые были убиты во время операций. Некоторые ушли. Не могли больше так жить. Восьмидесятые тяжело по всем нам проехались.
И Эйб их никем не заменил?
Было тяжело найти тех, кому можно доверять. Враг все время пытался проникнуть в наши ряды и выведать секреты. Могу с гордостью сказать, что мы были той еще занозой в заднице. Через некоторое время опасность миновала твари снова решили сосредоточиться на Европе. Они получили тут, что хотели, но, благодаря нам, это обошлось им куда дороже, чем они рассчитывали.
Он на мгновение опустил глаза.
Но, возможно, сейчас настает новая эпоха. Я всегда надеялся, что в один прекрасный день мой телефон снова зазвонит И это будешь ты.