С этими словами она подняла глаза к небу и широко раскинула руки. Образ был так ясен, что я невольно задумался, уж не о себе ли она говорит.
Что бы ты сделала, взгляд мисс Энни остановился на Бронвин, если бы была этой девушкой?
Я бы улетела, сказала та. Ой, нет я бы подождала до ночи, помогла бы остальным бежать и тогда улетела.
А если бы у тебя был дар превращать день в ночь? Или человека в осла?
Я бы устроила ночь посреди дня, вставила Джун. А надсмотрщика сделала ослом.
Теперь вы понимаете, почему они так нас боялись, заключила мисс Энни.
Ее руки снова опустились на стол, голос стал тише.
Нас всегда было мало. Странность явление редкое. Но даже этих немногих власти боялись так, что готовы были платить гадалкам, знахарям и изгоняющим дьявола, лишь бы только отличить нас от нормальных. Они выдумывали сказки и лживые истории о том, что странные дети Сатаны, пытались заставить нас доносить на своих. Они убивали даже тех, кто просто знал кого-то из странных! Кто просто ненароком произнес это слово! И угадайте, кого они боялись больше всего?
Имбрин, сказал Пол.
Верно, согласилась мисс Энни. Наших имбрин. Тех, кто создавал для нас убежища. Такие, которые обычным людям не найти, куда они не могли проникнуть. Только это помогло нам выжить. О, да, имбрин они ненавидели больше всего.
То есть эти нормальные знали об имбринах? не поверила Эмма. Они знали, что это такое?
Они постарались все как следует разузнать, сказала мисс Энни. Теперь это было их дело. Странные угрожали их экономике, образу жизни, самим основам их подлого общества, и рабовладельцы принялись строить против нас козни, да так, как не пришло бы в голову нормальным в других частях света. Они создали тайную организацию, целью которой было искоренение нашего рода, уничтожение петель, но в первую очередь истребление всех имбрин. Это были безжалостные, неутомимые и совершенно одержимые люди. Настолько, что организация продолжала существовать и после распада Конфедерации, и даже после окончания Реконструкции. Нам был нанесен тяжелый урон. Когда я была ребенком, в 1860-х, у нас вечно не хватало имбрин. Их было слишком мало, им постоянно грозила опасность. На каждой из них висело по четыре-пять петель. Свою имбрину мы едва видели. А потом, кажется, и она пропала. Остались только полуимбрины и хранители петель функционеры, наемные служащие не лидеры. И когда исчезло влияние имбрин, странные люди этой страны постепенно стали разобщенными и перестали доверять друг другу.
Что-то промелькнуло у меня в голове забегаловка в 1965-м
А в петлях тогда была сегрегация? По расовому признаку?
Еще бы, сказала мисс Энни. Если люди странные, это еще не значит, что они не расисты. Наши петли не какая-нибудь утопия, мальчик. Во многих отношениях это просто отражение существующего снаружи общества.
Но сейчас же сегрегации нет, возразила Бронвин, глядя на Хейли, белого мальчика с наушниками на другом конце стола, и девочку постарше, тоже белую, сидевшую напротив него.
На интеграцию ушло очень много времени, вздохнула мисс Энни. Но, пусть даже медленно, нам это удалось.
Пустóтам все равно, какого вы цвета, заметил Элмер. Они просто хотят получить вашу душу. Это и помогло нам сплотиться.
А как обстоят дела в петлях в других частях страны? спросил Енох. У них имбрины есть?
Имбрины Юга пострадали первыми и сильнее прочих, сказал Элмер, но постепенно исчезли все, по всей стране.
Все до единой? не поверила Бронвин. То есть совсем-совсем ни одной не осталось?
Я слышала, что кто-то из них уцелел, сказала мисс Энни. Те, кто сумел спрятаться. Но у них больше нет ни силы, ни влияния, как в прежние времена.
Я слышала, что кто-то из них уцелел, сказала мисс Энни. Те, кто сумел спрятаться. Но у них больше нет ни силы, ни влияния, как в прежние времена.
А у коренных американцев с этим как? поинтересовался Миллард. У них петли есть?
Были. Но немного. Они, как правило, не боялись странности и своих странных не преследовали. В пределах своего племени, по крайней мере.
Тут мы подошли к двадцатому веку, и здесь я уже могу вставить слово, сказал Элмер. Организация начала угасать в основном потому, что имбрин почти не осталось. Нормальные стали забывать о нас. И тогда петли начали драться между собой за территорию, влияние, ресурсы.
Имбрины бы такого ни за что не допустили, сказала Эйлин.
Мы немного слышали о том, через что пришлось пройти вам, ребята, в Европе с вашими пустóтами, продолжал Элмер. Но чудища в основном водились на вашей стороне пруда. Так было до конца пятидесятых, а потом они обрушились на нас. Это быстро положило конец большинству межклановых раздоров, но мы начали бояться высунуть нос из петли ведь теперь нас могли сожрать монстры.
Вот тогда-то дедушка с Эйчем и начали с ними бороться, сказал я.
Точно, кивнул Элмер.
Так что, спросила Бронвин, нормальные в Америке все еще знают о нас?
Нет, ответила Джун. Уже довольно давно не знают. Да и в девятнадцатом веке не то чтобы многие знали.
Нет-нет-нет, Джуни, ты ошибаешься, возразила мисс Энни, энергично качая головой. Они хотят, чтобы ты так думала. Поверь, и сейчас есть те, кто знает. Есть нормальные, которые понимают нашу силу, боятся нас и хотят нас контролировать.
Да чего они боятся-то? воскликнула Джун.
Самой идеи, ответила ей мисс Энни. Идеи, что странные не обязательно должны быть слабыми и разобщенными. Они боятся той силы, которую получили бы странные, если бы вдруг объединились. Сейчас они этого боятся не меньше, чем в давно минувшие дни. Она сурово кивнула, вздохнула и взяла вилку. А теперь прошу меня извинить. Вы-то поди все уже наелись, а у меня еще и кусочка во рту не было.
Все подождали, пока мисс Энни доест, и лишь затем вышли из-за стола и начали прибирать после ужина. Мне было совершенно ясно, что именно ей следует отдать вторую посылку, так что, когда она собралась уходить, я предложил проводить ее куда ей будет угодно.
Она сказала, что просто идет домой. Я предложил ей опереться на мою руку. Когда наша короткая прогулка подошла к концу, я вручил ей пакет он был такой маленький, что легко помещался в карман. Судя по всему, она его ждала.
Вы его не откроете? спросил я.
Я знаю, что там и от кого, сказала она. Помоги-ка мне взойти на крыльцо.
Мы поднялись на три ступеньки, ее спина была согнута почти под прямым углом, но наверху она сказала:
Подожди-ка минутку, и исчезла в доме.
Вскоре она вернулась и положила что-то мне в руку.
Он велел отдать это тебе.
Это был старый потрепанный блок бумажных спичек.
Что это?
Прочитай и узнаешь.
На одной стороне оказался адрес в Северной Каролине. Словно этого было недостаточно, на другой виднелась надпись: «УМНЫЙ остановится у нас и получит БОЛЬШЕ за свои деньги!».
Я сунул коробок в карман.
Когда увидишь его, поблагодари его от меня, добавила мисс Энни, и скажи, пусть в следующий раз явится собственной долбаной персоной, чтоб я могла еще разок поглядеть на его пригожее личико. Скажи, что по нему тут скучают.
Спасибо, сказал я.
Верь в него. Он может быть тем еще упрямцем и врединой, и вообще занозой в заднице, но не дай ему убедить себя, что он не нуждается в помощи. Слишком большой груз он тащил столько лет, и ты ему нужен. Вы все нужны.
Торжественно склонив голову, я поднял руку в прощальном жесте, а она ушла в дом и захлопнула дверь.
Я пошел искать друзей. Эмма о чем-то шепталась с Джун. Я направился прямо к ним. Джун, кажется, втолковывала Эмме что-то, что той совсем не нравилось она стояла, скрестив руки на груди, с серьезным и напряженным лицом. Но когда она увидела меня, выражение ее лица тут же сделалось нейтральным, она быстро попрощалась с Джун и побежала мне навстречу.
О чем вы говорили? спросил я.
Так, профессиональные мелочи. Ты знал, что она сама напечатала большинство фотографий в этом альбоме?
Было очевидно, что она врет, но делала она это с такой легкостью, что застала меня врасплох.
Тогда почему ты так расстроена? спросил я.
И вовсе я не расстроена.
Ты спрашивала ее о той девушке. С которой время от времени приезжал Эйб.
Нет, сказала Эмма. Меня это не интересует.
Ага, рассказывай.
Хватит меня допрашивать. Вон идут Бронвин и Енох.
Миллард тоже был с ними он оделся, и теперь его было видно, а еще Джун, Ферн и Пол, с которыми они уже успели подружиться.
Позже поговорим, сказал я.
Не о чем тут говорить, пожала плечами Эмма.
Я чуть не вышел из себя, но сумел погасить вспыхнувший гнев. Я сказал себе, что все равно никогда не пойму, что чувствует Эмма, и если все-таки хочу быть с ней, придется уважать ее чувства и позволить самой с ними разобраться.
Это было разумно. Но мне все равно было обидно.
Мы стали собираться в дорогу. Пол принес металлический термос.
Вот вам кофе с собой. Чтобы не пришлось останавливаться.
Элмер пожал нам всем руки.
Если кому-нибудь из вас понадобится прорицатель, вы знаете, где нас искать.
Какой интересный человек, заметил Миллард, когда Элмер отошел достаточно далеко. Вы знали, что за семьдесят лет он успел принять участие в трех войнах? Во время Первой мировой он спал в петле прямо в траншеях Вердена, чтобы не повзрослеть ни на день.
Бронвин и Ферн обнялись.
Ты мне напишешь? спросила Ферн.
Лучше: мы еще приедем, пообещала Бронвин.
Будем очень рады.
Прощание закончилось, и Пол проводил нас обратно на окраину, где стояла машина. По дороге я показал всем коробок спичек, который дала мне мисс Энни.
Ого, да тут адрес! воскликнул Миллард. На этот раз Эйч облегчил нам задачу.
Сдается мне, проверки уже позади, сказал я. Теперь нас ждет настоящее задание.
Посмотрим, осторожно заметила Эмма. Кажется, Эйч никогда не устанет нас проверять.
Будьте осторожны там, снаружи, напутствовал нас Пол. Берегите себя север дело серьезное. Я слыхал, там тоже опасно.
И он объяснил нам, как вернуться в настоящее. В 1965 год дороги уже не было (да нам и не особенно хотелось туда попасть), и если выехать из этой петли через черный ход, окажешься в весеннем дне 1930 года, когда ее создали. Ну, а выйти с парадного хода оказалось несложно нужно просто ехать тем же путем, через поля, да побыстрее.
Наконец мы попрощались и с Полом. Я убедился, что все пристегнуты, завел машину и нажал на газ. Машину затрясло. Я двинулся по следам собственных шин обратно через голое поле, набирая скорость, а местность становилась все более пересеченной. Где-то на полпути, на том самом месте, где мы вошли в петлю, а следы шин пропадали, произошел рывок, от которого мне скрутило живот, и день обратился в ночь. Гладкая пашня перед нами превратилась в стену зеленых кукурузных стеблей. Мы ломились сквозь нее, укладывая ряд за рядом. Неспелые початки барабанили по капоту. Я собирался ударить по тормозам, но услышал вопль Милларда: