Что она натворила, констебль Оттер? поинтересовался мужчина в резиновых сапогах. Ограбила Банк Англии?
Несмотря на мои серьезные ранения, большинство зевак расхохотались в ответ на эту остроту.
Он напал на нее! воскликнула невысокая женщина в очках с толстенными стеклами, с птичьим носом и седыми волосами. Я видела это своими собственными глазами!
Зрители снова рассмеялись.
Джимми, выбери себе кого-нибудь своего размера! предложил мужчина в резиновых сапогах.
Констебль Оттер начал неудержимо краснеть. Я решила, что с него достаточно.
Извините, сказала я. Моя вина. Я споткнулась. Не надо было останавливаться так так я снова закатила глаза в поисках ускользающего слова, а потом с ликованием договорила, резко!
Вот! Мне удалось!
Констебль Оттер взирал на меня, как на языческого золотого бога солнца!
Вы в порядке? спросила я, заботливо протягивая ему руку (дрожащую), чтобы завоевать еще несколько очков. Покачала головой, чтобы прочистить мозги, и оперлась на него. Я чувствую слабость. Вы не могли бы проводить меня в «Дуб и фазан»? Сможете допросить меня там за чашечкой чаю.
Вот как это делается.
По крайней мере, в моих книгах.
Так мы с полицейским констеблем Оттером оказались в салоне «Дуба и Фазана» наедине, не опасаясь быть подслушанными.
Пожалуйста, присаживайтесь, констебль, сказала я.
В конце концов, это моя временная резиденция. И кроме того, вежливость ничего не стоит.
Благодарю вас, мисс, ответил он, доставая из кармана неизбежный блокнот. Но я на службе.
Надеюсь, вы не возражаете, если я сяду, сказала я. Извините, что причиняю вам столько неприятностей. Полагаю, ваша жена беспокоится, где вы.
Вовсе нет, возразил он, поскольку у меня нет жены. А теперь насчет эм-м почившего, которого вы обнаружили сегодня утром в реке.
Орландо Уайтбреда? уточнила я с таким видом, как будто обнаружила целую вереницу трупов, хотя в некотором смысле так и есть.
Откуда вы знаете его имя? насторожился констебль, занеся карандаш над блокнотом.
Его выкрикивала Поппи Мандрил. Ее было слышно за милю. Кроме того, его теперь знает вся округа.
Констебль Оттер что-то быстро нацарапал в блокноте, изобразив выражение крайней серьезности на лице.
Вы же ничего не скрываете от меня, нет, мисс?
Скрываю?
Я хотела было добавить: «Что, по вашему мнению, я могу скрывать?» но, поскольку у меня в кармане до сих пор лежал клочок бумаги из брюк Орландо, я решила не болтать лишнего.
Начинаю понимать, что в расследовании преступлений, как и в дизайне мебели и поэзии, меньше значит лучше.
В этот момент хозяйка принесла поднос с чаем, который я заказала чуть раньше.
Я принесла немного песочного печенья, сказала миссис Палмер. Некоторые люди предпочитают печенье с чаем.
Поскольку ни я, ни констебль ничего не ответили, она быстро протерла стол и оставила нас наедине.
Я взяла печенье и окунула в чай. К черту манеры.
Полагаю, Скотленд Ярд может явиться в любую минуту, мило заметила я. И меня опять начнут поджаривать на сковородке. Какая скука, не так ли?
Скотленд Ярд? удивился констебль, не притрагиваясь к чаю. С чего бы нам беспокоить их? Видите ли, они не приезжают на каждое незначительное происшествие, он покачал головой и посмотрел на меня с упреком. Что они подумают о нас, если мы будем беспокоить их по случаю любого синяка или ушибленной коленки? он взглянул на мою собственную исцарапанную коленку. Я даже не заметила, что поранилась.
Значит, он до сих пор считает, что смерть Орландо несчастный случай? Не стоящий доклада?
Следствие останется в руках местного констебля. Поверхностный допрос поможет обнаружить, что жертва погибла в результате несчастного случая. Споткнулся в темноте. Никто не виноват. Дело закрыто.
Что открывает для меня большие возможности.
Если я правильно сыграю свою партию, то смогу добраться до самой сути этого дела и самолично представить его нужному инспектору в Скотленд Ярде. При условии, что я узнаю, кто он.
И, возможно лишь возможно, я смогу позвонить инспектору Хьюитту и сложить это дело к его ногам, как собака приносит кость.
Самое важное не сболтнуть лишнего и никому ничего не говорить.
Отныне я буду нема как могила.
Я сделала последний глоток и поставила чашку на блюдце, самым аккуратнейшим образом имитируя дрожь и позвякивая фарфором.
Боюсь, я не так хорошо себя чувствую, как думала, сказала я констеблю Оттеру, выдавив болезненную улыбку. Если не возражаете, я пойду прилягу.
На его лице изобразилось облегчение.
«Больше никакой конкуренции, явно думал он. Эта зараза де Люс больше не будет вмешиваться».
В его глазах я уже дохлая утка.
Что ж! Кря-кря-кря!
Только я поднялась по лестнице, как из своей комнаты внезапно вышла миссис Палмер. Увидев меня, она явно удивилась.
Ах вот ты где, сказала она. Гробовщик нашел тебя?
Гробовщик? с искренним изумлением переспросила я.
Мистер Найтингейл. Он искал тебя. Арвен сказал, что ты в салоне вместе с констеблем Оттером. Он разве не заглядывал к вам?
Нет, ответила я. Может, он не хотел нас беспокоить. Он сказал, зачем приходил?
Он искал своего сына. Подумал, что ты последняя его видела.
Мое сердце упало в пятки.
Он исчез? спросила я.
В очень общем смысле слова, ответила миссис Палмер. Хоб необычный мальчик. Матери у него нет, а отец вечно занят могилами и тому подобным, так что Хоб бродит, где вздумается. Если бы он был моим сыном, он бы не вел себя так. Я бы держала его в узде.
Я сразу вспомнила Хоба и его воздушного змея. И его камеру. Может, я могу убить двух зайцев одним выстрелом? Найду мальчика (я подумала, что он, скорее всего, вернулся в цирк Шадрича) и заберу пленку из проявочной.
Но есть одна загадка: почему мистер Найтингейл не подошел ко мне, узнав, что я говорю с констеблем Оттером? Разве констебль не является официальными ушами и глазами Воулсторпа и не должен знать местонахождение каждого обитателя с точностью до одного ярда в любой момент?
Совершенно непонятно.
Я поклялась, что задам этот вопрос мистеру Найтингейлу, как только увижу его. Уверена, что он даст мне откровенный ответ.
Мне довелось узнать, что гробовщики честный народ. Если заглянуть за траурный креп, полированное черное дерево и чисто выбритые подбородки, они прекрасные ребята, умеющие оценить хорошую шутку и не только.
Но кроме этого, что более важно, они знают, где похоронены все трупы.
Я поняла, что надо возобновить знакомство с папочкой Хоба, и сделать это срочно.
И сейчас мне представилась идеальная возможность.
Благодарю вас, миссис Палмер, сказала я. Вряд ли Хоб далеко отсюда. Я видела его совсем недавно. Думаю, он пошел еще раз посмотреть на слона.
В саду Фели и Дитер продолжали держаться за руки и смотреть друг другу в глаза с таким видом, как будто вот-вот запоют, как Дженет Макдональд и Нельсон Эдди в «Майских днях» или любом другом унылом фильме про влюбленных голубков.
Они меня даже не заметили.
Это хорошо, потому что я не хотела быть замеченной.
Влюбленная старшая сестра это и в лучшие времена невзорвавшаяся бомба, а уж после воссоединения с возлюбленным после душераздирающего разрыва, произошедшего полгода назад, она нестабильна, как ржавое ведро с нитроглицерином (C3H5O9N3), следовательно, от нее лучше держаться подальше.
Я вернулась на центральную улицу и направилась в лавку «Ванленс и сыновья, химики», по пути старательно изображая из себя зеваку-туриста и останавливаясь у каждой витрины и каждого крошечного свинцового окошка.
Несколько минут я стояла на тротуаре перед аптекой, покачивая головой и восхищаясь.
А потом прогулочным шагом вошла в темное помещение.
Мы закрыты, сказал мужчина в белом, стоящий за прилавком. Он выглядел так, словно не пошевелился с тех пор, как я была здесь несколько часов назад.
Простите, ответила я. Я просто хочу поинтересоваться: вдруг мои снимки уже готовы? Не хотела вас беспокоить, но у нас срочное семейное дело, нас вызывают домой.
«Вызывают» идеальное слово, подумала я. Оно придает ситуации нужный градус серьезности».
Он уставился на меня этим непроницаемым взглядом, который бывает у аптекарей.
Не знаю, вымолвил он, сомневаюсь. Понимаете ли, мы очень заняты.
Потом завопил:
Хоуленд!
Но на этот раз из подземного мира никто не отозвался.
Он топнул по половицам.
Хоуленд!
Вы не могли бы проверить? попросила я. Боюсь, что что
Я подавила рыдание. Давление надо применять строго дозированно и в идеально рассчитанный момент.
Аптекарь с мученическим видом цокнул языком, словно говоря: «Дайте мне силы пережить эту ненормальную».
Он наклонился и дернул за металлическое кольцо, вмонтированное в люк, поднимая его и обнаруживая узкую лестницу, больше похожую на стремянку.
Аптекарь с мученическим видом цокнул языком, словно говоря: «Дайте мне силы пережить эту ненормальную».
Он наклонился и дернул за металлическое кольцо, вмонтированное в люк, поднимая его и обнаруживая узкую лестницу, больше похожую на стремянку.
Я вытянула шею, стараясь рассмотреть получше, но аптекарь со свойственной его профессии осторожностью боком, как краб, спустился в нору и закрыл дверь. На цыпочках я тихо зашла за прилавок.
Надо торопиться.
Молниеносный осмотр прилавка не помог мне найти то, что я хотела. С одной стороны ручной пресс для таблеток, сделанный из дерева и мрамора, и медные весы, с другой подставка для бумажных салфеток.
Нет, этого здесь нет. Убрали куда-то с глаз долой, как это обычно делают с официальными документами.
Я открыла один из двух глубоких ящиков, в котором хранилось на удивление много монет, купюр и несколько обрывков бумаг, в которых я опознала долговые расписки.
«Ничего не трогай, Флавия, сказала я себе. Отпечатки и все такое».
Я закрыла один ящик и выдвинула второй.
«Фортуна благоволит храбрым девочкам», однажды написал какой-то римлянин, ну или наверняка должен был написать, потому что это истина.
Я сразу же была вознаграждена. Перед моими глазами оказался большой черный том. «Реестр проданных ядов», гласила печать золотыми буквами в углу книги.
Я достала книгу и открыла ее, наплевав на отпечатки. Вряд ли это преступление изучить официальный документ. Правда?
Дрожащими пальцами я листала страницы, начиная с конца, с последних записей черными строгими чернилами.
На каждой странице было четыре записи, в каждой имя и адрес покупателя, название и количество яда, цель покупки и подпись человека, представившего покупателя аптекарю, в большинстве случае это был Э. Б. Ванлесс (видимо, это имя джентльмена в белом халате, сейчас копающегося где-то в недрах дома под моими ногами).