М-м? протянула я.
Мистер Клемм изобразил на лице то, что я приняла за раздражение.
Разве не странно, произнес он, придвигаясь ко мне, что труп Орландо Уайтбреда обнаружили в том же самом месте, где был выброшен смертоносный сосуд, использованный его отцом для убийства?
Теперь, когда вы это сказали, начинаю думать, что да, заметила я.
Послушайте, мисс де Люс, настойчиво продолжил викарий, я знаю, кто вы. Не стоит притворяться. Ваша репутация опережает вас. Я знаю, где вы были и что сделали. Констебль Оттер просветил меня
Я скромно подняла руку, останавливая его.
Я скромно подняла руку, останавливая его.
Что вы хотели показать мне, мистер Клемм? вопросила я.
Одно из величайших умений детектива это притворяться непонятливым.
Другое уметь провоцировать собеседника в нужный момент.
Или вы просто хотели оказаться здесь со мной один на один?
Смелый шаг, и, полагаю, я застала его врасплох.
Он сделал еще шаг ко мне.
Я отступила к парапету.
Эй, там, на башне! раздался крик откуда-то снизу. Мисс Флавия!
Я с опаской бросила взгляд вниз.
На гравиевой дорожке был припаркован «роллс-ройс» Харриет, и рядом с открытой дверью стоял Доггер, сложив руки рупором у рта.
Глава 21
Никто никогда не знает, о чем думает Доггер. Кроме меня.
Пережив ужасные испытания во время войны, он никогда не демонстрирует свои чувства. Он абсолютно невозмутим, но
Я научилась угадывать его мысли по движениям ресниц, по губам, по раздувающимся ноздрям и напряженной коже на висках (верный индикатор, который не могут подделать даже величайшие из актеров).
Тем не менее мы всегда соблюдаем все ритуалы учтивости по отношению друг к другу.
Надеюсь, вы простите мне, что я повысил голос, мисс Флавия, сказал он, встретив меня у двери. Для церкви, построенной в XIV веке, у Святой Милдред удивительно высокая колокольня. Сто тридцать пять футов, если не ошибаюсь.
Сто тридцать шесть, уточнила я, вспомнив, что видела эту цифру на табличке у входа. Но, быть может, за годы она осела на фут.
Быть может, согласился Доггер.
Мистер Клемм остался на крыше во власти своих мыслей. Секунду я постояла в надежде услышать его шаги на винтовой лестнице, но в старой церкви царила тишина.
Доггер, поинтересовалась я, когда мы медленно шли к «роллс-ройсу», тебе когда-нибудь приходило в голову, что каноник Уайтбред может быть невиновным?
Приходило, мисс Флавия, подтвердил он. На самом деле именно поэтому я предложил заехать в Воулсторп во время нашего маленького путешествия.
О нет! воскликнула я, уверенная, что так оно и было. Доггер выдвинул и блестяще обосновал несколько причин, почему нам надо заехать в эту часть реки, а не в Оксфорд или Кембридж, и в конце концов сдалась даже тетушка Фелисити. Ты меня восхищаешь!
Да, Доггер улыбнулся.
Но, я вспомнила картину убийства, восстановленную мной на месте преступления, если их не убивал каноник Уайтбред, кто это сделал?
Кто-то, ответил Доггер, кому есть что скрывать. Кто-то, кто боится быть обнаруженным.
Бедняга, сказала я, подумав о канонике.
Если это действительно так, продолжил Доггер, мы имеем дело с чрезвычайно серьезным нарушением правосудия. Чрезвычайно серьезным. Узаконенным убийством.
Но почему ты пришел к такому выводу? спросила я.
Его слишком быстро арестовали, судили и казнили, объяснил Доггер, открывая для меня переднюю дверь автомобиля. Конечно, есть так называемое правило трех воскресений, пусть и неофициальное, которое предполагает, что между днем, когда судья надевает черную шапочку, и виселицей должно пройти три субботы, но тем не менее
Так много смертей, заметила я.
Да, согласился Доггер. Слишком много смертей.
Не говоря больше ни слова, он включил первую передачу, и мы тихо выкатились с церковного двора.
Как ты провел день? поинтересовалась я.
Весьма увлекательно. День в цирке может быть весьма познавательным.
И причина тому не слон, шутливо сказала я.
Не слон, Доггер улыбнулся. Но, может быть, он имеет к этому отношение.
То есть? уточнила я.
Не отвечая, Доггер развернул «роллс-ройс» в сторону узкой грязной дороги, ведущей вдоль берега. Я поняла, что надо помолчать.
Во всех жизненных ситуациях, наконец продолжил он, встречаются люди, которых мы можем назвать невидимками. Никто не замечает священника на похоронах или полицейского на месте преступления. Никто не удивляется, увидев хирурга в операционной.
Хотя я была совершенно согласна с Доггером, я не понимала, куда он клонит.
Думаю, мы обычно ищем человека, который не вписывается в картину. «Cherchez le stranger»[30], как сказала бы Даффи.
Совершенно точно, кивнул Доггер. И зачастую абсолютно неправильно. Хотя мы не можем узнать, кто присутствовал в момент гибели мужчины в красной балетной туфле, нам дозволено делать умозаключения.
Обожаю, когда Доггер так говорит. В такие моменты я чувствую, что мы сообщники.
Равные.
Я чувствую себя взрослой. Чувствую, что меня ценят и я нужна.
На секунду мое сердце сжалось от боли. Как я могла утаивать от этого доброго и великодушного человека то, что я утащила из кармана трупа во время обыска на берегу реки?
Должна ли я поделиться своей находкой с Доггером?
Как мне признаться в том, что часть меня отчаянно хочет сохранить контроль над ситуацией и намеренно утаивает информацию, которая гарантированно поможет мне стать тем человеком, который разгадает убийство Орландо Уайтбреда?
Я вспомнила, что в римско-католической церкви можно очиститься от грехов путем исповеди, но в расследовании преступлений дело обстоит совершенно иначе.
Ответ был ясен: признаюсь позже.
Ты думаешь, между гибелью Орландо и смертями трех Грацией есть связь? спросила я у Доггера.
Вряд ли я могу в этом усомниться, ответил он. Насильственные смерти в маленькой общине часто оказываются звеньями одной цепи, хотя эта цепь может быть не очевидна. Например, мисс А может вонзить нож для колки льда в сердце мисс Б из-за соперничества за любовь мистера В, в то время как мисс Г и миссис Д молча изнемогают от тоски, вызванной тем же неразумным джентльменом.
Мистеру В придется за многое ответить, заметила я, даже если он ничего не знает.
В процессе химической реакции катализатору не нужно знать о составляющих веществах. Для запуска масштабной реакции может хватить и капли. Конечно, вы знаете об этом больше моего, мисс Флавия, но, полагаю, вы понимаете, что я имею в виду.
Разумеется! Доггер великолепен!
Какие тлеющие угли скрыты под сонной поверхностью этого городка в ожидании того, когда на них упадет одна крошечная искра?
Я сразу же вспомнила миссис Палмер и медного коня из ее стихотворения. Кем он был и кто от него отвернулся?
И три Грации: какие сплетни разносили их языки, что в результате случилось тройное убийство?
Почему констебль Оттер не расследует смерть Орландо? спросила я. Почему так старается выдать ее за несчастный случай?
Пути полиции неисповедимы, ответил Доггер. Умом их не понять.
Передо мной открылись бездны вероятностей. Доггер намекает, что констебль Оттер тоже может быть замешан в деле? Может, он и есть тот самый латунный жеребец?
Или речь шла об Орландо?
Это самое сложное дело, с каким мне доводилось сталкиваться. Четыре трупа, даже пять, если считать каноника Уайтбреда, которого могли казнить по ошибке, и никаких ключей к разгадке.
За последние два года в этом городе чуть ли не каждый человек покупал цианистый калий для разных надобностей, и ни одна покупка не привлекла внимания, если не считать каноника Уайтбреда, чья кампания по борьбе с осами закончилась на виселице.
Даже миссис Дэндимен, хозяйка цирка Шадрича, приезжающая в Воулсторп раз в году, зациклена на избавлении мира от грешников и замене их нарисованными святыми.
«Может быть, для меня это чересчур, подумала я. Может, надо позвонить инспектору Хьюитту, вывалить перед ним все разрозненные улики и воззвать к его высокому уму».
Что? Когда рак на горе свистнет!
Я это просто не переживу.
«Флавия де Люс терпит неудачу!» будут кричать заголовки газет. «Бобби[31] с блеском разгадывает дело в одиночку!»
На вашем месте я бы не стал волноваться, нарушил мои мысли Доггер. Инспектор Хьюитт был бы в таком же замешательстве, как и мы.
Как ты догадался, что я о нем думаю? я была ошеломлена.
Вы разгладили волосы и прикусили ноготь большого пальца.
Блестяще, Холмс! сказала я, хотя чувствовала себя идиоткой, потому что меня можно прочитать, как раскрытую книгу.
Вы точно так же угадываете состояние моего здоровья, слегка улыбнулся Доггер.
Я рассмеялась.
Ты наблюдаешь за тем, как я наблюдаю за тем, как ты наблюдаешь за мной. Так устроен мир?
В большинстве своем да, подтвердил Доггер.
Мы погрузились в теплое молчание один из тех моментов, ради которых я живу, и я уставилась на ивы, мелькающие в окне. Дорожка сузилась до тропинки.
Куда мы едем? спросила я. В лодочный дом?
Нет, отозвался Доггер. Мисс Тетлок любезно согласилась устроить нам встречу с грозной Поппи Мандрил. Мы должны заехать за ней. Судя по всему, они давние подруги.
У меня перехватило дыхание.
У меня перехватило дыхание.
Я сказал ей, что очень интересуюсь историей лондонского театра. Прошу прощения за столь откровенную ложь, но я не видел другого способа к ней подобраться.
Но это же правда? уточнила я. Ты что-то знаешь об этом?
Видел пару спектаклей. Справлюсь.
Но мои мысли вертелись бешеным водоворотом. Поппи Мандрил может быть нашей главной подозреваемой.
И хотя я собиралась приберечь свое признание на потом, внезапно из меня полилась вся история моего обмана: обыск трупа, скомканная бумажка, Хоб Найтингейл и его фотоаппарат, аптекарь, снимки, пустое кресло все за один раз, не переводя дух.
Мне было стыдно.
Хорошая работа! Доггер покачал головой.
Клэр Тетлок ждала нас у края поля. Доггер вышел из «роллс-ройса» и открыл для нее заднюю дверь.
Я чувствую себя так, будто собралась с визитом к королеве, сказала она, устраиваясь на кожаном сиденье. Привет, Флавия!
Я обернулась, одарила ее милейшей улыбкой и поздоровалась, вспомнив, что она разрешила обращаться к ней по имени:
Привет, Клэр!
Во время нашей прошлой встречи она была одета для работы в огороде. Но сегодня наряд Клэр убивал наповал. В зеленовато-голубом платье под пояс с кружевным воротником она выглядела так, будто идет в гости как минимум к герцогине. Морин ОХара, неведомо как оказавшаяся посреди английского захолустья.