Тот ничего не знал и прояснить странное поведение своего отца был не в состоянии. Это за него сделала Илли.
Пораженная радушием директора я и не заметила, что совы в кабинете не было. Она сидела на шкафу с документами в приемной. Могло бы показаться, что Илли от кого-то прячется, но капские совы не прячутся, капские совы сидят в засаде.
Твоя соседка каждый день штурмует кабинет Аррануша, подала голос она, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, и мы очень надеемся, что твое возвращение ее займет.
Ная? удивился Илис.
Все же решила попытать удачу. Сочувственно глянув на дверь, за которой находилась несчастная жертва темпераментной волчицы, я потребовала у хозяина: Спаси своего отца!
Илис ничего не понимал, но период счастливого неведения закончился быстро.
На пару с Илли перебивая друг друга и периодически переругиваясь, мы поведали историю несчастной любви одной боевой оборотницы и скромного, застенчивого директора.
В нашем изложении несчастной любовь оказалась как раз для Аррануша. Потому что Ная девушка решительная, и вздыхать по ночам над портретиком своей неземной любви не привыкла. А Аррануш хоть и бешеный экспериментатор, но отчислить девушку просто за то, что она слов не понимает, был не в состоянии. Собственно, после наших живописных объяснений Илис сразу же согласился, что родителя нужно спасать
Ная, не знавшая еще о предстоящем серьезном разговоре, рада мне была примерно так же сильно, как и Аррануш. Наверное, даже сильнее, потому что после того, как прекратила тискать, звонко чмокнула в щеку и усадила на свою кровать. Моя была занята выполняла роль шкафа: набросанные на нее вещи в живописном, пестром беспорядке смотрелись на удивление гармонично. Я бы даже сказала, празднично.
Ная, не знавшая еще о предстоящем серьезном разговоре, рада мне была примерно так же сильно, как и Аррануш. Наверное, даже сильнее, потому что после того, как прекратила тискать, звонко чмокнула в щеку и усадила на свою кровать. Моя была занята выполняла роль шкафа: набросанные на нее вещи в живописном, пестром беспорядке смотрелись на удивление гармонично. Я бы даже сказала, празднично.
Ная Илис, топтавшийся у дверей и цинично любовавшийся моими мучениями, заговорил, только убедившись, что обнимашки закончились, и он уже не сможет наслаждаться ошалело-несчастным выражением моего лица. Нам с тобой нужно серьезно поговорить.
Волчица была сообразительной и тему серьезного разговора поняла сразу.
Это любовь, ты не можешь нам помешать!
Это издевательство, не согласился Илис. И ты должна прекратить доставать отца.
Ты не понимаешь
Он ведь и разозлиться может, пригрозил хозяин.
Ная надулась, упала рядом со мной и, крепко обняв мое несопротивляющееся тело, сообщила Илису:
Буду страдать я, будешь страдать и ты.
Тот не проникся и насмешливо приподнял бровь. Привалившись спиной к стене и сложив руки на груди, он выглядел как человек, который совсем не собирается страдать.
На костры Морра пойдет со мной!
К первой, насмешливо вздернутой темной брови, присоединилась вторая, и лицо Илиса приобрело очень удивленное выражение.
С чего бы это?
Днем навестим Керста, гаденько улыбнулась Ная, он ее очень видеть хотел. А вечером вместе пойдем на костры, чтобы я не страдала от неразделенной любви в одиночестве.
Керст хотел ее видеть? вопросительно повторил Илис, глядя почему-то на меня.
А что я могла ему ответить? Ну да, хотел, я сама это слышала. Чего тут удивительного? Я была его персональным глюком, когда он чуть лапки не сложил в той пещере. Нет ничего странного, что он захотел меня увидеть наверное.
Что скажешь, Морра, как тебе мой план? Нравится? Ты согласна?
Меня нежно потрясли, еще раз звонко чмокнули и прижались щекой к моей щеке.
Д-да-а-а, проблеяла я, круглыми глазами глядя на хозяина.
Илис был недоволен и не согласен, но его уже никто не слушал. Хозяина теперь вообще мало слушали, причем игнорировала его Ная очень демонстративно. Сев за ужином между нами, она успешно делала вид, что никто, кроме меня, рядом не сидит.
Сначала Илис еще как-то пытался обратить внимание на себя и даже злился, когда его перебивали громким радостным голосом, не позволяя что-нибудь сказать или спросить у меня. Но к концу ужина хозяин успокоился, философски заметив:
Рано или поздно ты все равно перебесишься.
И ушел.
Проводив его тоскливым взглядом, я осталась наедине с Наей, впервые в жизни завидуя Тайсу. Он отсыпался в лазарете, усыпленный убойной дозой обезболивающего, и тихо-мирно залечивал разодранное бедро.
Вот парадокс, ни одна нечисть не смогла его задеть, даже от горника не пострадал, а снежный барс, случайно встреченный на привале, чуть не лишил кадета жизни. Такая вот забавность судьбы.
Ну что? Быстро допив чай, Ная поднялась, утягивая вслед за собой и меня. Тебе еще нужно наряд на завтра подобрать.
Вспомнив ворох одежды на своей кровати, я лишь чудом удержалась от тяжелого стона.
Полупустая столовая была тиха и спокойна, учащиеся в большинстве своем должны были вернуться в академию только завтра, чтобы через два дня вновь взяться за учебу. Всем было хорошо и радостно, в углу, тихо позвякивая ложками о тарелки, переговаривались два защитника, у двери дремал над чашкой чая некромант, а я готовилась к страшным издевательствам.
В исполнении Наи подбор наряда представлял собой нервную примерку всех вещей без разбора, громких страданий и утверждений, что надеть совершенно нечего.
Нет, как так можно? трясла она вполне симпатичным платьем приятного кремового цвета, которое я еще ни разу не надевала. Ткань надрывно шуршала в ее руках. Это же день Зимы, а у тебя нет подходящего такому празднику платья.
День Зимы прошел, робко напомнила я, сидя среди гор одежды, теперь уже на кровати волчицы: мою так и не разобрали, а кидать вещи на пол Ная опасалась. Так же как и я когда-то, она не сильно доверяла заклинанию чистоты. Завтра будут только костры.
Это не имеет значения!
Я сочла за лучшее скромненько промолчать. Когда Ная вот так устрашающе блестит глазками, а ткань в ее руках тихонечко трещит, с ней лучше не спорить. Как утверждал Илис, волчицы в клане Эревес вполне сдержанные и серьезные, а Ная, как единственная дочь среди кучи сыновей, в детстве получала слишком много свободы и просто не научилась себя сдерживать. Ведь если за эмоциональность и порывистость не наказывают, значит, и не нужно учиться себя контролировать.
Это не имеет значения!
Я сочла за лучшее скромненько промолчать. Когда Ная вот так устрашающе блестит глазками, а ткань в ее руках тихонечко трещит, с ней лучше не спорить. Как утверждал Илис, волчицы в клане Эревес вполне сдержанные и серьезные, а Ная, как единственная дочь среди кучи сыновей, в детстве получала слишком много свободы и просто не научилась себя сдерживать. Ведь если за эмоциональность и порывистость не наказывают, значит, и не нужно учиться себя контролировать.
В итоге эта эмоциональная и порывистая обрядила меня в темно-синее зимнее платье и почти насильно втиснула в черные сапожки на небольшом каблучке. Юбка шуршала сразу тремя подъюбниками, полукруглые носки сапожек скромненько выглядывали из-под этой ночной синевы, а я так и не смогла понять, зачем она выбрала это платье с холодным декольте, когда у меня было вполне пристойное черное платьице под горло. Тепло и удобно.
Ничего ты не понимаешь, обиделась она, стоило мне только озвучить свои мысли, это же красиво!
Я все равно буду в куртке.
В шубке, поправила она, продемонстрировав мне белое пушистое нечто с рукавами из выделанной кожи.
Пускай и в шубке, все равно
Да-да, на кострах никто не оценит, зато оценит Керст. Ная злорадно улыбнулась. И Илис оценит. А уж когда он узнает, что не только он все это оценил
Я невольно попыталась стянуть кружево на груди, не понимая, как так получилось. За что мне, вполне мирной рагре, не успевшей сделать в жизни ничего очень уж плохого, досталась Ная.
Ты не пойми меня неправильно, отцепив мои руки от платья, она поправила вырез и осталась довольна результатом, но Илис сам напросился.
И вот парадокс: разозлил ее хозяин, а страдать приходилось почему-то мне.
Завершив издевательства и любовно развесив мое платье на спинке стула, Ная быстро освободила мою кровать, угрожающе рыча на все попытки помочь.
Все. Стряхнув ладони, она с гордостью посмотрела на дело рук своих, напрочь игнорируя тот факт, что за спиной возвышается еще одна гора, ждущая ее рук. Я устала, давай спать.
Этой ночью я наконец-то поняла, почему Илис, после свиданий тогда еще со своей волчицей, всегда возвращался в комнату. Ная просто зверски пиналась во сне. Спать с ней на одной кровати оказалось очень травмоопасным занятием. Меня запинали, покусали и даже слегка придушили. И это все за одну ночь.
А утром невыспавшуюся и несопротивляющуюся обрядили в платье и потащили на завтрак. Демонстрировать Илису всю мою красоту, как утверждала волчица.
Хозяин мою красоту почему-то не оценил. Он долго рассматривал платье, после чего непреклонно заявил:
Она в этом не пойдет.
И накинул мне на плечи свой китель, застегнув его на все пуговицы, за что спасибо ему большое. В столовой было достаточно холодно, а я без меха и с декольте. Кто вообще придумал такие вырезы для зимних платьев? Ткань вроде теплая, подъюбников, опять же, полно, и ноги не мерзнут в шерстяных чулках, а грудь как будто и не жалко.
Это почему еще? возмутилась Ная, попытавшись стащить с меня китель, но получила по рукам и обиделась.
Замерзнет.
Отвоевать платье Нае удалось лишь после того, как меня замотали в теплую шаль и клятвенно пообещали не разматывать ни при каких обстоятельствах.
Хвостом клянусь, пробурчала она, пряча наглые глаза.
Волчица была уверена, что даже запрет на самоуправство не спасет меня от разоблачения. В конце концов, бедную девочку всегда можно попросить снять все лишнее. В крайнем случае запугать и заставить.
Ехать с ней к Керсту мне уже совсем не хотелось, но без нее я едва ли смогла бы добраться до госпиталя, а потому пришлось мириться и топать вслед за волчицей на каретный двор, откуда повозки отправлялись за черту города.
На просторном дворе, огражденном высоким забором, находилось штук двадцать карет, но нам оказалась нужна потрепанная и какая-то подозрительная, с впряженной в нее шальной лошадью.
Есть на свете такие мелкие вредные духи, что обычно вселяются в умерших. Получается не полноценное умертвие, а, скорее, зараженный и очень бодрый труп, которому и некроманты не указ.