Вспомнив рассказ Евдокии о новых возможностях смертинета, Роберт решил нарисовать те края, куда он хотел бы отправиться после гибели материального тела. Пережившими инфаркт острее ощущается хрупкость бытия.
Главное успеть закончить.
Едва врачи разрешили ему вставать с постели, на небывалом душевном подъеме он принялся за работу.
Как создают виртуальное пространство? Роберт некогда пересекся за барной стойкой с художником видеоигр беседуя с этим человеком о творчестве, он заслонял плотной ширмой деликатных вопросов свою наглую голую зависть. Зов к искусству на самом деле не замолкал в нём ни на секунду; не поступив в Академию, он сознательно глушил его в себе так надевают наушники, когда не хотят слышать ремонт в соседней квартире.
В центре Дживанны росло старое толстокожее мозолистое дерево. Роберту не нужно было ничего придумывать он всё видел. Его цель заключалась в том, чтобы показать Дживанну Евдокии. Он понял, что хотел этого всегда, но у него не хватало смелости так сформулировать желание. Показать воображаемый мир несуществующей девушке сделать невозможное. Не слишком ли дерзко?
Он начал с самых простых этюдов, работая как при создании пейзажей на пленэре Роберт мысленно подходил к дереву с разных сторон и переносил на бумагу наблюдаемые планы. Из десяти рисунков девять он выкидывал считал, что у него получилось, лишь когда ему самому, глядя на этюд, хотелось погладить кору, погрузить пальцы в её причудливо изогнутые бороздки.
Дживанна должна была существовать в такой же степени, в какой существует любая реальная географическая точка деревня, село, домик лесника, притаившийся под зеленым зонтом густых крон.
Роберту предстояло прорисовать каждую травинку, каждый кустик; ползучие растения взбирались по стволам подобно ящерицам, норки кротов разевали рты под корнями большого дерева; в ветвях сидели гнезда точно заколки на девичьих головах; если смотреть с запада на восток горы курились седыми клубами облаков, а в другой стороне голубизна моря будто расшитая пайетками ткань проглядывала между стройными стволами молодых деревьев пролеска.
Как только Роберт начал свою работу, жизнь его волшебным образом наладилась. Он перестал раздражаться на плач маленькой дочери, вспарывающий иногда пелену ночного сна.
Свежий ветер продул его сознание насквозь, разогнав зловонный дым апатии и безысходности; каждое утро, вне зависимости от погоды и планов, над Робертом всходило солнце мечты; прожитый день больше не казался ему навсегда потерянным, если он рисовал Дживанну.
Стало проще преодолевать соблазн заглянуть после работы в паб, ведь вечерами Роберт спешил домой: изголодавшаяся за день рука как собака принималась жадно лизать мокрым языком кисти незаконченный эскиз.
Дживанна была его тайной, его нежным грехом; он убегал к ней от жизни точно к юной любовнице от строгой жены, и он никому о ней не рассказывал. Роберт не доверял словам слишком беспокойные они птицы! растреплют, рассыплют, растеряют весь смысл по дороге.
Говорят ведь: любовь полная чаша до первого признания, а с каждым новым капля падает на землю И так покуда чаша не опустеет.
Сыну Роберта исполнилось двенадцать лет, когда Дживанна была наконец готова.
Отсканированные рисунки хранились под паролем в папке на рабочем столе ноутбука. Оригиналы лежали в ящике дивана.
Десять лет работа питала Роберта, держала его, идущего по самому краю пропасти отчаяния, не давала оступиться.
Завершив, он ощутил облегчение пополам с тоской: хорошо, конечно, что труд кончен, но как жить дальше?
Роберт и его жена были на работе, когда к сыну в гости пришли друзья.
Они принесли мандарины, завернутые в золотую и серебряную фольгу, фигурные леденцы, шары из тонкого, как бумага, стекла, дождик, серпантин, рождественскую гирлянду ребята собрались для того, чтобы украсить ёлку.
Все ждали самый добрый праздник года.
Раздалось сакральное «Раз, два, три!» сын Роберта с отеческой гордостью оглядел продукт коллективного творчества и торжественно замкнул электрическую цепь по нейлоновым ветвям белками запрыгали огоньки.
У меня есть ракеты! Давайте запустим их во дворе!
Тут же забыв о нарядной елке, ребята выплеснулись из квартиры точно шампанское через край. Плотно набились в лифт. Окружили широким кольцом воткнутую в землю хвостом ракету-комету. Один подносил к фитилю боязливое пламя зажигалки, которое то приседало низко-низко, то гнулось, будто не хотело трогать фитиль, а его заставляли. Остальные в ожидании дули на руки.
Фитиль занялся, когда никто уже не верил в успех. Поджигатель отбежал; ракета, проглотив пламя, по кошачьи зашипела, фыркнула и прыгнула в небо.
Красиво пошла!
В воздухе ракета треснула, хлопнула разбрызгалась искрами. Одно мгновение в небе между домами существовали яркие цветные пятна похожие на букет георгин.
Салют!
Ура!
Радостные мальчишки в распахнутых куртках, с шарфами, брошенными на шеи небрежно, как полотенца, не спешили возвращаться. Они побежали в булочную на углу собрать по всем карманам мелочь и купить курабье в бумажном кульке, рассыпчатое, точно куличики из песка, и такое сладкое, что от двух-трех штук становилось тошно.
Булочную держала энергичная улыбчивая женщина; она сама и пекла, и стояла за прилавком, полная, румяная, как сайка, есть такие предприниматели, которые срастаются со своим делом телом и душой оттого дело это притягивает не столько клиентов, сколько людей дружелюбием, уютом.
Булочница знала многих своих покупателей по именам, отпуская товар, справлялась у них о благополучии членов семьи.
Как твоя сестрёнка, мама, папа? Здоровы?
Спасибо. Всё хорошо.
Сын Роберта подал ей коллективные сбережения в кулаке. Он не любил эту обязанность ладонь потом долго и неприятно пахла металлом.
Печенье было ещё тёплое; брали его прямо из кулька, сталкиваясь руками. Когда оно кончилось, спонтанно решили поиграть в снежки в Новом Свете там специально под Рождество морозили снег для ребятни. Входные билеты стоили недорого, а радости сколько!
В «снежном клубе» поддерживалась температура около ноля, чтобы снег был одновременно и пышным, и липким; при входе висели теплые куртки, шапки, шарфы их надевали, если на улице было тепло. Маленькая зима ютилась на территории торгового комплекса! Здесь и взрослые с детским азартом бросались снежными шариками, лепили снеговиков, возводили грандиозные снежные укрепления.
Вернувшись с работы в холле первого этажа Роберт почувствовал запах дыма. Истерично пиликала пожарная сигнализация. Подойдя к табло, он увидел, что красным светится лампочка напротив двадцать первого этажа. Горит у соседей! Совсем рядом! Или даже у него! Его собственная квартира! Горит!
«Успокойся, Роберт.» Сказал себе. «Скорее всего, как обычно: какая-то сволочь бросила окурок в мусоропровод. Ничего серьезного.»
Он нажал кнопку лифта. Подождал. Нажал снова. Не работает. Плохо дело, значит. Пустые лифты блокируются, если есть возгорание. Роберт вышел, чтобы глянуть с улицы.
Высоко-высоко, на двадцать первом этаже, рыжеволосая дочка великана высунулась в окно. Ветер теребил её развивающиеся густые вихры.
Во двор свернула пожарная машина все громче заходилась плачем сирена словно ребенок, которого вместо того, чтобы пожалеть, наказывают за поднятый крик.
Рыжая великанша высовывалась из окна всё смелее жениха что ли ждала из дальних странствий?
Роберт, конечно, тревожился о своих детях, но они ведь могли выбежать, у них есть ноги. А Дживанна? Кто спасет её из пламени?
Папа? Что ты домой не идёшь?
Сын отделился от кучки ребят и подошел.
Гляди. Нет у нас больше дома.
Мальчик поднял голову и увидел то же, что видел отец.
Роберт набрал жену. Она как раз встречала дочь с бальных танцев. Всё обошлось. Никто не погиб. Кроме
Вокруг стояли люди, эвакуированные из пострадавшей секции дома. Хорошо, никто из них не знал, что Роберт хозяин горящей квартиры. Сейчас он бы не вынес сочувствия.
Я не хочу больше жить.
Но жить надо, сказал проходивший мимо пожарный.
Он каждый день вынимал из огня людей и знал, о чём говорит.
Глава 5
После второго инфаркта долго уже не живут. Медицинская статистика свидетельствует, что третий инфаркт в большинстве случаев становится фатальным.
У Роберта оставался последний отрезок времени неизвестной длины и неизвестного качества, чтобы осуществить задуманное однажды.
Дживанна рожденная и погибшая продолжала беспокоить его.
Лежа практически без движения и глядя на вырезанный рамой кусок неба, Роберт чувствовал, что теряет время. Он не мог не укорять себя за это. Он не мог не злиться на свою слабость, но должен был слушаться врачей срок его будущей жизни напрямую зависел от того, как пройдет реабилитация.
Закрыв глаза, Роберт видел Дживанну перед собою.
Жена носила на лице жалкую улыбку надежды и ободрения. Его или себя саму подпитывала она этой улыбкой, он не знал. Не исключено, что улыбка была парадно-выходная, и всё остальное время валялась у жены в бардаке перепуганной души.
Беда повергла её в растерянность.
Роберт жалел жену. Его болезнь пришла в её мир неожиданно, ворвалась без стука. Ведь она ничего не знала о Дживанне. Каждый больной тайными тропами интуиции рано или поздно приходит к знанию об истинной причине своей болезни. О той причине, которую не назовет ни один врач. Медицинские предпосылки развития заболевания переедание, переохлаждение, перегрузка, прочие «пере» и «недо» всегда вторичны. Роберт не переставал удивляться: Дживанна убила его, и она же заново привязывала его к жизни. Из неё произрастали радость и отчаяние, как прекрасные и ядовитые цветы произрастают из земли не задевая друг друга.
Творчество способность к художественному обобщению ощущений, умозаключений, волеизъявлений индивида. Единственная природная потребность человека, не обусловленная инстинктом выживания.
Что есть талант? Необходим ли он для творчества? Или творчество ценно само по себе как неоспоримое проявление человеческого в человеке; а великое творчество, гармоничное по форме и содержанию, есть не более чем случайность, заметное отклонение от среднего уровня, аномалия живой природы?
И не потому ли таланту сопутствуют страдания, что он суть самое сильное порождение плоти, своим развитием влекущее эту плоть к гибели? Нужны ли таланты природе, если они вмешиваются в счастливую бездумную животную жизнь, навсегда лишая своих обладателей покоя?