А вам не страшно? спросила его Кирочка.
Чего именно я должен бояться?
Ну, этого шоу.
Нет. Мы же профессионалы.
Да я не об этом. Не о программе. О самом сеансе. Об исцелении. Как он это делает? Страшно.
Я не знаю. Вот завтра придут врачи-консультанты, спроси у них.
И Кирочка хочет спросить. Чтобы они убедили ее, что все в порядке, что все поддается научному объяснению, что все по-доброму и так, как надо.
А ведь она никогда не верила в детские сказки про колдунов. И поэтому сама не поймет, отчего же все-таки так страшно. Как маленькой. Как той, кому не справиться с кошмарным сном без маминого поцелуя и карамельки.
Глава 9. 1988 год
Это было на уроке анатомии. Изучали строение головного мозга. И на большой иллюстрации, прикрепленной к доске, как на карте, дыбились какие-то барханы и лунные кратеры.
По этому инопланетному ландшафту резво скакала указка училки, а он следил за указкиным острием и представлял себе, что оно, как шпага, как хирургический инструмент, сейчас вдруг вонзится в серо-бежевое желе, вспорет его ловким надрезом и с доски на пол, мимо училкиного стола и дальше между партами, польется горящая клубящаяся лава, пачкая кеды, присыхая к ним вечным свидетельством свершившегося кощунства.
«Я за последней партой, думал он. Интересно, докатится ли досюда волна мозгового вещества? Или остановится посередине, где-то возле очкарика и воображули с бантами?»
Очкарик, словно почувствовав, что кто-то о нем думает, заерзал на стуле и покрутил шеей.
«А если проткнуть его мозг, интересно, польются ли оттуда все заработанные им за восемь классов хорошие оценки? Или те знания, которыми эти оценки были заработаны? продолжал думать мечтатель с последней парты, глядя на очкарика. Нет, оттуда польются его всегдашние мыслишки о том, как хорошо было бы оттрахать соседку».
Лицо мечтателя исказила гримаса презрения. И вовсе не потому, что ему самому в голову никогда не приходили подобные мыслишки. Напротив, он бы тоже с удовольствием опробовал мощь одного своего еще пока не востребованного в полной мере органа на половине одноклассниц. Но подобные приятные забавы он воспринимал как сладкий приз за более важные свершения. И никогда никогда! он бы не подумал о сексе как о самоцели, способной отвлечь его мозг от чего-то более важного.
Отвлечь мозг! Вот эту невзрачную штуку? Этот дрожащий в миске черепа мусс, от одного вида которого любому гурману захочется блевать? Эту беззащитную, достойную лишь презрительного плевка массу, которую так легко нейтрализовать, уничтожить?
Разные отделы головного мозга ответственны за разные функции человеческого организма, ворковала тем временем училка.
У нее, как и у многих других ее коллег, был бесцветный и безвкусный голос, который проникал сквозь сознание и моментально выветривался без следа. Если бы ее ученики были коврами, то все осевшие с ее помощью в их мозгах (что за прилипчивое слово!) сведения можно было бы просто сдуть, не прибегая ни к помощи пылесоса, ни к помощи старой доброй выбивалки.
Если в каком-то участке начнет развиваться опухоль, даже доброкачественная, то она может своим давлением воздействовать на нейроны головного мозга и блокировать нормальную деятельность данного участка, продолжала она. Так что человек может страдать от жестоких мигреней и даже стать инвалидом.
Последние слова он все-таки уловил и тут же опять примерил их к очкарику.
Вот он в инвалидной коляске. А воображуля к тому времени уже верная спутница жизни, только не с косой, а в бигудях покорная жестокой судьбе, катит эту коляску к туалету и, дрожа от натуги, пересаживает супруга на очко.
Поосторожнее! кричит тот. Ты меня уронишь! Неровно сажаешь! Все прольется мимо тебе же, дуре, подтирать!
И тогда она жалеет, что в восьмом классе дала себя оттрахать этому козлу, а не какому-то более пригодному в хозяйстве экземпляру.
Себя он, впрочем, не имеет в виду. Ему воображуля никогда особо не нравилась. И вообще, пожелай он, любая девчонка будет его. Потому что он самый красивый мальчик в этой школе и прекрасно это знает. Не только старшеклассницы, но и половина преподавательского состава млеют при его появлении в классе или в коридоре. Только ему некогда тратить время на ахи-вздохи. У него другие цели в жизни.
«Кем я хочу стать?» такую тему им недавно задали для сочинения. Он написал три предложения: «Чтобы добиться хотя бы среднего уровня, надо поднять планку как можно выше. Я пытался определить высоту своей и понял, что меня устраивает только максимум. Поэтому ответ такой: я хочу быть богом».
Родителей, естественно, вызвали в школу.
Если бы он уважал родителей, их слезы и мольбы о подавлении гордыни или хотя бы о сокрытии оной в тайниках собственной души без обнародования могли бы его растрогать. Но он не уважал родителей. И растрогать его было очень сложно.
Но ты же на самом деле не хочешь быть богом? спросил отец.
Хочу, спокойно ответил сын.
Но ведь бога нет!
Отлично. Значит, это место пока вакантное.
Знаешь, сынок, на это место уже кое-кто претендовал. Но всех претендентов убивали: кого приковывали к скалам, кого распинали на кресте. Тебе это надо?
Надо было просто сделать так, чтобы у толпы не было ни цепей, ни гвоздей. Не нарываться раньше времени. Сначала подготовка, потом восхождение на престол и коронация нимбом.
Ты меня пугаешь.
Напрасно. Разве вас, предки, не привлекает перспектива стать богоматерью и богоотцом?
Нет, их такая перспектива не привлекала.
Но так как из школы его все-таки не исключили, то мало-помалу этот инцидент и связанные с ним неприятные переживания забылись. Что было вполне предсказуемо, ведь он-то знал, что человеки забывают все. Даже такое, от чего хочется выть и кататься по полу или скакать вприпрыжку на одной ноге. И боль, и отчаяние, и предательство, и любовь.
Ученые пытались воздействовать на разные области головного мозга с целью исцеления больных или развития в них каких-то особых талантов и умений, бубнила училка.
Он в очередной раз удивился, что отдельные элементы ее бубнежа все-таки проникают в его сознание.
Но можно не только развить мозг, но и повредить его, что хорошо знали жестокие представители разных народов. Например, знаменитая китайская пытка. Обреченного наказанию привязывали так, что он не мог пошевелиться, и затем в темной холодной комнате лили на лоб холодную воду. Медленно, по капле, но очень долго. Через некоторое время человек сходил с ума его мозг не выдерживал.
«А вот это уже очень любопытно, подумал мальчик с последней парты. Интересно, если попробовать проделать такой эксперимент с моими одноклассниками, кто спятит первым, а кто продержится подольше?»
Увы, теоретически такой вопрос не решался, а на практику не решился бы он сам. А жаль. Такой богатый материал для науки пропадает. Или опробовать эксперимент на морских свинках?
Резкий охрипший звонок прервал ход его рассуждений и обрубил училку на полуслове.
Домашнее задание! запричитала она, боясь, что класс разбежится, недослушав. Выучить параграф о головном мозге и ответить на вопросы в конце. Эта тема войдет в контрольную.
Он и не подумал записать услышанное в дневник, а только побросал все извлеченные для урока анатомии предметы обратно в рюкзак и вышел в проход, дожидаясь, пока движение в нем рассосется.
Что делать? Последние парты чреваты стоянием в пробках. Но он готов был терпеть такой побочный эффект, лишь бы не пересаживаться ближе. И не потому, что он плохо учился, этот миф о сидящих на последней парте тупицах всегда чрезвычайно его забавлял.
Он и не подумал записать услышанное в дневник, а только побросал все извлеченные для урока анатомии предметы обратно в рюкзак и вышел в проход, дожидаясь, пока движение в нем рассосется.
Что делать? Последние парты чреваты стоянием в пробках. Но он готов был терпеть такой побочный эффект, лишь бы не пересаживаться ближе. И не потому, что он плохо учился, этот миф о сидящих на последней парте тупицах всегда чрезвычайно его забавлял.
Нет, он был круглым отличником (не прикладывая, впрочем, для этого особых стараний), а сзади сидел, чтобы никто не встревал в его внутренний диалог с самим собой. И еще чтобы удобнее было наблюдать за другими. А это занятие он очень любил.
Послушай, как насчет сходить в кино на вечерний сеанс? У меня два билета есть на «Отпетых мошенников». Премьера.
Самая популярная красотка класса стояла перед ним и заглядывала в глаза. Он вполне мог бы и согласиться. Но тут в голове у него забилась, как птица, попавшая в силок, такая грандиозная идея, что в горле запершило от накатившей в приступе восторга слюны. О, спасибо училке, у него теперь есть над чем поразмыслить.
Так как насчет кино? повторила свой вопрос запавшая на него одноклассница.
Отвали! сказал он. Я занят!
Глава 10. 2000 год
Девушка зябко куталась в платок.
В убогой комнате студенческого общежития, которую она делила с двумя соседками, опять было темно и холодно отключили электричество.
Соседки отправились греться кто куда: в клуб, на посиделки. Ей же не хотелось выходить. Она вся словно оцепенела изнутри, и если бы кто вздумал измерить, где темнее и прохладнее в комнате или в ее душе, сам бы испугался результата.
Ей нужно было принимать решение, а сил на это совсем не оставалось. И мелкие дела, которыми она пыталась заполнить долгие минуты последних пасмурных дней вскипятить чай, постирать, сдать книги в библиотеку, не только не помогали забыться, но наоборот, мучили ее непостижимым контрастом между своей обыденностью и ее великим горем.
«Как же так? Как это могло со мной случиться? спрашивала она себя постоянно. Вот заварка, обычная заварка. Как она может так спокойно лежать в коробочке, когда весь мир вокруг давно уже должен был обрушиться и похоронить любителей чая под своими обломками?»
Как вообще могли продолжать ходить трамваи? Как собаки лаяли на пустыре? Как чертополох прорастал и тянулся к серому небу? Как студенты готовились к экзаменам? Как с грузовика ссыпали картошку? Как старушки у торговых центров продавали вязаные носки? Как им вообще удалось их связать? Из каких клубков взялись эти толстые грубые нити? И кто их наматывал на грязные скомканные бумажки долгими мрачными вечерами?
Она не знала, как со всем этим смириться. Будто бы большой и вечно занятый мир больше не принимал ее. Будто бы она со своей печалью уже не соответствовала ни собакам, ни чертополоху. Да и то верно она ведь перестала быть самой собой, утратила выданное ей по ордеру при рождении место и назначение.