«Умереть бы», думала она. Но умирать тоже не хотелось. А как жить дальше, она не знала.
Надо было сходить по адресу, указанному в объявлении. Может быть, тогда бы все разрешилось как-нибудь само собой, как, собственно, в объявлении и было обещано.
«Завтра схожу, пообещала она самой себе, подтягивая под платок торчащие наружу ноги. А пока чаю. Согреться и спать».
Экзамены тоже уже были на носу, но она не могла учиться.
Пока решение не принято, все остальное нереально, невозможно.
Жизнь ее перевернулась пару месяцев назад, когда подружка из общежития пригласила ее пойти вместе на вечеринку.
Да куда я пойду? отнекивалась она. Я там и не знаю никого.
Я знаю и тебя познакомлю. Пойдем. Там весело будет. Чего одной над книгами киснуть?
Так вставать же рано.
Мы ненадолго.
А зачет с утра?
Да ты к нему уже готова. А и не готовилась бы, все равно бы сдала. Ты же на все лекции ходишь, все запоминаешь.
Не знаю. Не хочется мне как-то, сомневалась она.
Но подруга была ужасно настырна:
Пойдем. Музыку послушаем, потанцуем. Там все упакованные ребята. Глядишь, найдешь себе какого-нибудь принца.
Да мне совсем не до этого. Учебу надо закончить.
А жить когда?
Как она дала себя уговорить, ей и сейчас было удивительно. Наверное, она просто такая безотказная натура. Не умеет долго держать оборону. Всегда ее все использовали. «Дай списать», «одолжи до стипендии», «угости пирожком».
Потом кормили обещаниями: «Да верну я твой конспект. Не помню, куда положила. Но найду и верну», «Прикинь, вся стипендия на долги разошлась. Но ты-то ведь можешь подождать, правда?»
И так всю жизнь. Как будто и ее она одалживала другим.
А самой жить когда? не унималась подружка.
И она сдалась.
И невдомек ей было, что у подружки в этом деле свой интерес.
Та уже давно крутила с одним парнем. Ужасно он ей нравился, хотя и был груб, даже подарков никогда не дарил. Но зато как прижмет к груди и задышит в ухо тут у нее ноги подкашивались, а мир сразу обретал новый смысл, который весь сосредотачивался где-то в животе.
Парень вращался в смутном бизнесе. Подробностей она не знала, но что речь шла о чем-то противозаконном, понимала хорошо.
Ей бы, дуре, держаться подальше, но ее это, наоборот, только больше манило и возбуждало. И даже его жестокая ненасытность (не дашь брошу, не сделаешь больше меня никогда не увидишь) казалась пропуском в брутальную взрослость, допингом для возмужания, афродизиаком (это слово как раз входило в моду).
На вечеринку ей было велено приходить не одной.
Наш босс очень девственниц любит. Найди такую и приведи с собой.
Такие на вечеринки в незнакомые места не больно-то ходят.
А это уже не мое дело, как ты будешь выкручиваться. Только знай: не приведешь целку встречаться с тобой больше не буду.
Вот она и вцепилась в соседку-тихоню. Вот и опутывала ее липкой патокой слов, дразнящих и обещающих.
На вечеринке много пили, так что непривычная голова быстро пошла кругом. А хозяин был молод и необыкновенно красив.
Когда они остались наедине, она не сразу поняла, чего он хочет. Но он не особо церемонился и не снизошел до предварительных объяснений.
Просто изнасиловал ее. Жестко, быстро, молча. Застегнул молнию. Отпил из бутылки. Прополоскал горло. Сглотнул. Вышел из комнаты, так и не обернувшись, не глядя.
С подругой она больше не разговаривала. Не то чтобы не простила, а просто не могла. Ей казалось, что, избегая этого контакта, она превращает случившееся в сон, в неправду, в наваждение.
Человеческий мозг устроен очень правильно. Когда что-то надо забыть, он дает приказания четко и метко.
Но ее подвели другие элементы ее сложного организма: оказалось, что в тот вечер она забеременела.
Сделай аборт, советовали те немногие, которым она смогла доверить свою вызревавшую в утробе тайну.
Где денег взять? плакала она.
Возьми в долг. Заработаешь отдашь.
У кого? У тебя? Или, может быть, у тебя?
На это ни у кого денег не было.
У отца попроси.
Боже упаси. Он узнает не переживет. У него после смерти матери вообще сердце все время шалит.
Живот вырастет все равно узнает. Хуже будет.
Как ему узнать? Он же далеко, я дома два года не была.
А ребятенок родится не узнает?
Как ни крути, получалось, что надо делать аборт.
А тут еще ее по утрам и тошнить начало. Как первый раз прихватило, еле до туалета добежала. И как назло все кабинки заняты опять же понятно: один туалет на этаже, а девчонок много.
Вырвало ее прямо на пол. И пока она стояла на коленях, дверь одной из кабинок распахнулась от удара ноги и прямо ей в скулу. Вот и синяк. Вот и позор на пол-лица.
Зато ей дали приложить к синяку газету. А в газете было объявление. О том, что существует контора, которая готова хорошо оплатить услуги определенным девушкам. Тем, которые согласятся выносить ребенка, а потом передать на усыновление бесплодным богатым парам.
Чтобы ребенок развивался здоровым, этим девушкам снимут хорошую чистую квартиру и будут закармливать овощами и фруктами. И свежим мясом и рыбой. И полный врачебный контроль. И еще приличное вознаграждение сверху. Так что и доучиться можно, и сделать первые крепкие шаги в озаренной новой перспективой жизни.
Это было спасение.
От воспоминаний об изнасиловании. От ребенка, зачатого против воли. От стыда. От бедности. От себя самой.
Только продавец из магазина старой книги сказал ей, что этого делать не надо.
Но разве он что-то понимает в жизни? У него у самого денег нет даже на то, чтобы новую оправу купить.
Глава 11. 2024 год
Возле кабинета офтальмолога все кресла были заняты очередь.
Отец с сыном сидели рядом и ожидали молча. Сын занятый мыслями; отец озираясь по сторонам.
Прямо напротив них на стене висел большой плакат, изображающий гигантский человеческий глаз, радужная оболочка которого трагически пялилась в пространство. От глаза тянулись волокна, врастающие в мозг. Мозг почему-то был изображен меньше самого зрительного органа. Но в данном случае, видимо, художник не старался соответствовать законам реализма.
Отец с сыном сидели рядом и ожидали молча. Сын занятый мыслями; отец озираясь по сторонам.
Прямо напротив них на стене висел большой плакат, изображающий гигантский человеческий глаз, радужная оболочка которого трагически пялилась в пространство. От глаза тянулись волокна, врастающие в мозг. Мозг почему-то был изображен меньше самого зрительного органа. Но в данном случае, видимо, художник не старался соответствовать законам реализма.
Сам не зная почему, отец мысленно расширил это популяризаторское полотно и дофантазировал второй выпученный глаз, а за ним и лоб, нос, рот, подбородок, бородку.
Получившееся лицо показалось на удивление знакомым. Только вот кто бы это мог быть?
Кто-то из дальних родственников? Кинозвезд? Пассажиров метро?
Он чуть было не попросил другого пациента из очереди подсказать ему правильный ответ, но вовремя вспомнил, что, во-первых, у того плохое зрение, а во-вторых, портрет существует только в его собственной голове.
«Так кто же это?» почему-то желание понять было просто мучительным.
Нам долго ждать? спросил неожиданно сын.
Еще двое перед нами, ответил отец.
Сын положил ногу на ногу.
«Что-то с ним происходит, подумал отец. Что-то после этой странной ночи и его неожиданного сна. Он сам не свой. Нервничает, ждет чего-то. Не вовремя как-то. Или, может быть, это знак? Знак, посланный свыше, что он да! может исцелиться, что надо, не раздумывая, броситься к тому чудотворцу?»
С другой стороны, он же был атеистом. Тогда откуда вообще к нему пришли эти мысли о знаках и чудесах?
И тогда он вдруг понял, чей глаз смотрел на него с плаката. Это был глаз распятого бога со старинных фресок.
Большой, полный печали карий глаз, в который вот-вот затечет капля крови, сползающая по лбу из-под тернового венца.
А вокруг этого молчаливого страдания расплывались равнодушные стены больницы, словно гарантируя: когда страдалец скончается, обеспечим все что надо морг, вскрытие, свидетельство о смерти, румяна по желанию родных и близких.
«Что за бред? подумал отец. Чего вдруг?»
Следующий, позвал доктор, распахивая дверь и выпуская оттуда тощую девочку с двумя проволочными косичками.
У девочки были огромные очки с толстенными стеклами, так что она скорее походила на какого-то пришельца с планеты подслеповатых подростков. Этот образ становился еще навязчивее, когда девочка улыбалась. Тогда на ее зубах поблескивали металлические пластины с голубоватыми бусинками.
Между тем в кабинет устремилась полная дама с одним заклеенным глазом. И если бы девочка вовремя не увернулась, столкновения было бы не избежать. Значит, в своих толстенных очках она все-таки видела неплохо.
«А вот мой сын совсем не видит», подумал отец.
Но после того разговора на кухне, а особенно после сна, который испугал сына до крика, до слез, он тоже начал потихоньку верить, что все еще изменится, что чудо произойдет.
Поэтому они и пришли в эту клинику. Чтобы все рассказать и попросить совета. Ведь не могут же свет и цвет, приснившиеся слепому, ничего не значить!
Сын в это время снова перекинул ногу. Он действительно нервничал и думал приблизительно о том же, что и отец.
О необыкновенном сне. Об ужасе и одновременно восторге, которые охватили его по пробуждении. О том, как здорово, оказывается, видеть. И о том, что теперь, после того как перед ним приоткрыли эту новую дверь (кто приоткрыл?), он не может не потребовать пропуска. Не может, не должен, ни за что!
Следующий, снова объявил доктор.
На этот раз даму сменил щуплый согбенный старичок, опирающийся на палку и глядящий в пол.
Потом мы, сказал отец.
Хорошо, ответил сын.
Ждать пришлось недолго. Старичку сделали рядовую проверку и выписали рецепт. Дверь распахнулась снова.
Они вошли. Сын практически не нуждаясь в помощи. Пружинистой бесшумной походкой. Мягкие кроссовки, привычная уверенность.
И только специальная палка для слепых, едва касающаяся стен, урны, раскрытой двери, ножки кресла, словно по-собачьи их обнюхивая, порождала звуки. Ми, ля, си-бемоль мажор.
Доктор был обескуражен не меньше их самих.
Этого просто не может быть, сказал он. Даже если бы слепота в данном случае была не врожденная, а приобретенная, сны со зрительными образами невозможны. Наука доказывает, что дети, ослепшие в возрасте до семи лет, никогда уже не могут видеть цветные сны. А ведь в данном случае мы сталкиваемся со слепотой с младенчества, по меньшей мере с нескольких месяцев жизни. С момента, когда слепота была зафиксирована и диагностирована.