На данном участке фронта русские систематически осуществляли также налеты авиации. Это были современные двухмоторные и быстрые машины. Однако в силу того, что не только люди, но и техника укрывались в хорошо оборудованных окопах, обычно ничего плохого не происходило. К тому же наши истребители во всем превосходили советские самолеты.
На этом участке боевых действий мы смогли научиться у русских еще много чему новому. На одной взятой нами русской позиции я впервые увидел круглый одиночный окоп примерно восьмидесяти сантиметров в ширину и двух метров в глубину. Он не был обнесен бруствером, и вокруг не просматривалось никаких следов от вынутой земли. Эти следы были тщательно устранены, и поэтому окоп становился видимым лишь на расстоянии нескольких метров. Одна только шанцевая работа по возведению столь узкой дыры вызывала уважение. Позже от военнопленных мне довелось услышать, что на рытье подобного окопа у них уходило не больше часа.
Все-таки русские действительно являлись мастерами в вопросах маскировки. Из поля зрения исчезала любая техника, когда она занимала свои позиции, целиком спрятавшись в земле. Рядовой состав умело применялся к местности, используя маскировочные сети и различные природные вспомогательные средства, и солдат практически невозможно было различить. Свои наблюдательные пункты они маскировали под стволы деревьев, что не давало возможности их обнаружить. Здесь я воочию увидел, насколько ближе к природе оказался этот народ, чем мы, немцы.
Глава 4
На отдыхе. Первая награда. Иван. Русские дороги. «Живая» Украина. Подводные мосты. Способность русских переживать страдания. Советская интеллигенция
Примерно через неделю нас все же отвели на отдых в местечко неподалеку от Рославля. Как раз в этот момент я ухитрился заработать страшную дизентерию, но посещать полевой госпиталь мне не хотелось, поскольку было общеизвестно, что в лазаретах люди становились только еще более больными. Я позволил нашему доктору прописать мне строгую диету и выписать различные пилюли.
Я еще довольно слабо держался на ногах, когда меня вызвал к себе наш командир, передав, чтобы я явился к нему с каской и полной боевой выкладкой.
Мне не оставалось ничего иного, как выполнить приказ, предварительно спросив себя, уж не провинился ли я в чем-нибудь? Но моя совесть была чиста. Доложив о себе, как полагалось по уставу, я внутренне собрался и приготовился к худшему, но лицо моего друга, который в служебных вопросах не терпел фамильярности и не допускал никаких шуток, было весьма приветливым. Сказав полагающиеся в таких случаях слова, он вручил мне Железный крест второй степени. Признаюсь, что в этот момент я гордился собой и думал о прощальных словах моего отца. Испытанная радость от награды и последовавшее вслед за этим «обмывание» чудесным крымским вином, вероятно, послужили лучшим лекарством, и я быстро пошел на поправку.
Преисполненный служебного рвения, я принялся за исполнение своих служебных обязанностей по обслуживанию вверенных мне машин, которые менее чем за восемь недель с начала Восточной военной кампании пришли в ужасающее состояние. Мое ремонтное подразделение еще несколько недель назад подобрало из числа русских военнопленных шестерых автомехаников, согласившихся следовать с нами и помогать в проведении ремонтных работ. К нашему великому изумлению, эти парни оказались весьма искусными и находчивыми мастерами. Они были великолепными слесарями-сборщиками и находили выход в любой ситуации.
Самым лучшим и ловким из них оказался Иван, коренастый блондин с живыми умными глазами. Волосы у него, как и у всех русских солдат, были коротко подстрижены и торчали, словно щетка. Его форма сохранилась довольно хорошо, и он не противился проведению предписанных мною утренних и вечерних процедур по приведению одежды в порядок. Многие из нас уже тогда страдали от вшей, и надо сказать, что с данной напастью познакомился почти каждый солдат, побывавший на Восточном фронте. Воды здесь хватало, и мы старались утопить в ней эту гадость.
Как-то раз я не смог найти Ивана и спросил мастера, в чем дело. Тот смутился и, потупив глаза, пролепетал:
Я дал Ивану по его просьбе отпуск на двадцать четыре часа. Его родная деревня находится под Смоленском, в каких-то сорока пяти километрах отсюда. Он хотел всего одним глазком взглянуть на своих родных и обещал немедленно вернуться.
Я дал Ивану по его просьбе отпуск на двадцать четыре часа. Его родная деревня находится под Смоленском, в каких-то сорока пяти километрах отсюда. Он хотел всего одним глазком взглянуть на своих родных и обещал немедленно вернуться.
Со мной чуть было не приключился припадок бешенства.
Он никогда не вернется! заорал я на мастера. По вашей глупости мы потеряли лучшего помощника!
Я был твердо уверен, что больше Ивана мы не увидим. Каково же было мое удивление, когда на следующее утро он явился с радостной улыбкой на лице.
Из потока его слов мы смогли лишь понять, что с его семьей ничего не случилось и все его родственники живы и здоровы. Я был почти уверен, что главной причиной возвращения Ивана послужили наполненные доверху миски с едой из нашей полевой кухни, ведь он вместе со своими товарищами был поставлен на полное войсковое довольствие. Кроме того, они были постоянными гостями на кухне во время утилизации остатков еды. Оставалось только удивляться, откуда бралось столько места в солдатском желудке? Можно было реально наблюдать, как раздувался их живот при жадном поглощении пищи, поскольку предела насыщения у них не ощущалось. За один присест с легкостью исчезала буханка черного солдатского хлеба и восемь порций айнтопфа. Но вот что удивительно, сразу после столь обильной трапезы они легко принимались за работу и прилежно трудились. Жара на них практически не влияла, и все шестеро, судя по всему, чувствовали себя у нас просто великолепно.
От командира полка по секрету я узнал, что нашей дивизии предстоит выполнение новой задачи. Вскоре пришел и сам приказ, согласно которому нам следовало в спешном порядке совершить четырехсоткилометровый марш на юг с тем, чтобы восточнее Киева замкнуть кольцо окружения нескольких русских армий. На этот раз погода была против нас обложной дождь превратил всю местность, по которой нам предстояло идти, в заболоченную пустыню из жидкой грязи. Однако позднее, в отличие от Белоруссии, Украина своими приятными неожиданностями и различными мелочами несколько компенсировала выпавшие на нашу долю лишения при преодолении трясины. К тому же в данном вопросе со временем сами мы стали более опытными, а наши вкусы менее прихотливыми. Когда возле крестьянских изб нам стали попадаться яблони и сливы с несобранным урожаем, нашей радости не было конца.
Фрукты не только радовали нас вкусом, но и доставляли наслаждение одним своим видом. По сравнению с однотонными грязно-серыми пейзажами центрального участка фронта здесь время от времени мелькал пестрый передник какой-нибудь крестьянки или красная ленточка в волосах молоденькой девушки.
Другой приятной неожиданностью для нас явилось наличие при каждом доме небольшого палисадника. В некоторых из них находилось место и для цветов. Одних этих цветных пятнышек хватало, чтобы данная земля казалась нам не такой чужой и зловещей. Судя по всему, мы находились в одной из одаренных щедротами природы местностей Советского Союза. Здесь население по большей части осталось на своих насиженных местах, тогда как на центральном участке, скорее всего по строжайшему приказу, оно было эвакуировано.
Несмотря на запрещение докторов употреблять воду из колодцев, действовавшее до сих пор, мы находили ее вполне пригодной для питья и очень неплохой на вкус. Иногда при заборе воды нам удавалось вступить в контакт с крестьянами, правда весьма поверхностный. Мне они показались более открытыми, чем жители северных районов. Люди не выглядели голодными и могли сравниться с известными нам типами западноевропейских крестьян. Война не помешала украинцам прилежно трудиться, хотя, возможно, им и не хватало необходимых машин. Они, как и прежде, работали и собирали урожай, не обращая внимания на разворачивающиеся военные события.
Перед форсированием реки Десны прошли ожесточенные бои. В нескольких километрах южнее по течению русские продолжали удерживать позиции на нашем берегу и доставляли нам немало хлопот.
Никто не мог понять, каким образом русским удается организовать снабжение через водную преграду. Самолеты люфтваффе каждый день летали вдоль реки в поисках моста, но все было напрасно. Только после, когда мы овладели всем правым берегом, разгадка неожиданно нашлась: русские, естественно втайне от нас, построили временный мост примерно на тридцать сантиметров ниже уровня воды и осуществляли передвижения по нему в ночное время суток. Это была великолепная тактическая идея, прекрасно претворенная в жизнь с инженерной точки зрения, и меня не переставало удивлять, как такое могло сочетаться с характерным для этой страны примитивизмом? Видимо, правящему здесь режиму удалось сформировать некую духовную элиту, которая теперь верой и правдой служила нынешнему правительству.
Под городом Ромны[53] мы достигли самой южной точки нашего продвижения, где предполагалось захлопнуть клещи вокруг котла. Число пленных возросло до сотен тысяч[54]. В местечке, где расположился мой дивизион, обнаружился русский военный госпиталь, и мне хватило одного лишь взгляда, чтобы понять, что уровень организации медицинского обслуживания раненых у русских значительно отставал от того, как это дело было поставлено в германских сухопутных войсках. Просто поразительно, с какой стойкостью переносил русский солдат боль от полученных ранений, насколько выносливее по сравнению с западноевропейцем он оказывался в физическом отношении. Я собственными глазами видел, как один солдат, которому буквально несколько часов назад ампутировали обе руки, встал со своего соломенного тюфяка и самостоятельно направился в туалет во дворе. Мне даже показалось, что он находил само собой разумеющимся то обстоятельство, что никто из обслуживающего персонала не пошевелился, чтобы ему помочь.
Колонны пленных шли мимо нас нескончаемыми вереницами. И здесь мне довелось наблюдать совершенно иную картину. Женщины, одетые в форму, как обыкновенные солдаты, и которых порой невозможно было различить, маршировали вместе с мужчинами. Одна из женщин с плечом, наполовину искромсанным осколком снаряда, обмотала рану старой рубашкой и шла, никого не прося о помощи. Она даже отклонила предложение об отправке в лазарет.
Я видел и другого русского, которому оторвало ногу. Он обмотал культю веревкой, а поясным ремнем притянул деревянную чурку к остатку голени. Опираясь на две палки, как на костыли, солдат, не жалуясь, шагал в плен по бесконечной дороге вместе со своими боевыми товарищами. В залепленных грязью униформах болотного цвета эти люди плелись молча, не выказывая эмоций, и только блеск глаз выдавал, насколько они были голодны.