Я Я хотел бы попросить прощения за вчерашнее, я никак не мог освободиться. Он сокрушенно покачал головой и продолжал: Меня это очень расстроило, клянусь тебе Не представляешь, как мне жаль, но мы не сможем увидеться в ближайшие десять дней. У меня командировка на следующей неделе, а потом пасхальные выходные с нерабочим понедельником.
Ну да, в праздники любовнице положено отдыхать
Без проблем, возражений нет.
Он озадаченно нахмурился. Такого он не ожидал.
На самом деле все складывается очень удачно, подчеркнуто небрежно бросила я.
Почему?
Я уезжаю на некоторое время в Бастиду.
Он отпустил мою руку и откинулся на спинку банкетки.
Надолго?
В его голосе явственно слышалась легкая паника.
Еще не знаю Но не могу же я ничего не делать и сидеть взаперти. Лучше мне пожить там, пока с ногой не будет все в порядке.
Он бледнел с каждой секундой, я сделала ему больно. Как раз как задумала. Подманить его с помощью своих чар, а потом быстро все отобрать.
До конца твоего больничного? То есть ты можешь уехать на целых два месяца?
Да! Да, это будет потрясающе, я смогу в полной мере насладиться отдыхом.
Он облокотился о стол и обхватил голову руками.
Когда ты это решила? выдохнул он.
Сегодня утром.
Нас прервал официант, который принес заказ. Эмерик выпрямился, лицо его стало замкнутым, он сделал глоток вина.
Правильно делаешь, что уезжаешь, выдавил он, съев несколько кусочков с тарелки и глядя мне прямо в глаза. Мне сейчас придется уделять больше времени работе и всему остальному В последнее время я все запустил.
Мы закончили ужин в молчании, каждый из нас погрузился в свои мысли, которые наверняка были не самыми позитивными. Эмерик страдал, и его страдания доставляли мне удовольствие. Он же в ответ, словно чтобы отомстить, выдал мне свое все остальное, прекрасно зная, как это меня ранит. Почему мы с таким упорством мучаем друг друга? Зачем, в конце концов?
К тому моменту, когда Эмерик нашел место для парковки рядом с моим домом, мы успели обменяться лишь несколькими банальными фразами. Он выключил двигатель, и настал момент истины.
Ты спешишь, тебе пора возвращаться или поднимешься?
Вместо ответа он открыл свою дверцу. Да, сегодня вечером все спровоцировала я, но наша история и сама по себе становилась грязной, уродливой. Перед лестницей я сняла босоножки, потому что нога причиняла мне нестерпимую боль, которую я больше не могла скрывать. Он обнял меня за талию:
Обопрись на меня.
Закрыв за нами дверь, я не стала включать свет. Он прижался к моей спине и крепко обнял меня, уткнувшись лицом в шею. Я цеплялась за державшие меня руки.
Когда ты уезжаешь? прошептал он.
Завтра утром, так же шепотом ответила я.
Это вырвалось у меня само собой. Нужно было уезжать быстро, как можно быстрее. Он сжал меня еще крепче, мне даже стало трудно дышать. Губы тронули мой затылок, легонько куснули, я застонала. Я знала его достаточно хорошо, чтобы догадаться, что, разжигая мое желание, он пытается заставить меня изменить решение. Он развернул меня лицом к себе и положил ладони на щеки:
Помни, я люблю тебя.
Этими словами он как будто просил меня остаться, быть всегда у него под рукой. Но я ему не поддамся. Потому что уверена: я права, надо уехать. Это вопрос выживания. Продолжая целовать Эмерика со всей силой своих противоречивых желаний, я потянула его к постели. Мне хотелось оттолкнуть его, но при этом я ждала, что он будет меня любить. Эмерик не торопясь раздел меня, нежно касаясь моей кожи он отлично знал, как разжечь во мне желание. Он занимался со мной любовью так, будто хотел оставить на мне несмываемую печать, чтобы я не забывала его и продолжала сходить по нему с ума. Он был хозяином моего тела и моего удовольствия, и сегодня вечером он играл ими, использовал их и не щадил меня. Он демонстрировал мне размах своей власти надо мной и моими чувствами. Я улетала, теряла остатки разума и ненавидела себя за свою слабость. Я сдавалась, покорялась ему, подталкиваемая надеждой на искренность его любви.
Он изучал меня в темноте, и на его лице была написана грусть.
О чем ты думаешь? совсем тихо спросила я.
Мне будет не хватать тебя
Он сейчас был искренним, я это чувствовала.
А мне тебя. Но ты настолько занят и озабочен разными проблемами, что тебе просто некогда будет скучать по мне.
Не говори глупости я не выношу, когда ты далеко.
Несколько секунд он нежно дотрагивался губами до моих губ, а потом поцеловал так, что у меня закружилась голова.
Мне пора.
Он оторвался от меня и заперся в ванной. Я сдерживала слезы, мне хотелось поскорее одеться, нагота нервировала меня, из-за нее мне казалось, что я для него всего лишь тело. Я скользнула под одеяло и свернулась клубочком. Моя отвага ослабевала, я сомневалась в себе. Во что выльется расставание, которое я затеяла? Не следствие ли это случившегося в последние дни полного затмения моего разума? Сегодня-то он любил меня, я снова существовала для него и все еще дрожала от наслаждения, которое он мне дал. Не создаю ли я сейчас проблемы на пустом месте? Возможно, я сама протягиваю палку, которой меня побьют? Но сегодня вечером я показала ему себя такой, какой он хотел меня видеть. К тому же он сам упомянул все остальное, которое временно забросил. Конечно, он специально сказал это, чтобы ранить меня, но не крылась ли в этих словах доля правды? Откуда это неожиданное беспокойство о жене и семье? Не происходит ли в его жизни нечто, что он от меня скрывает? Я почувствовала на своей щеке ладонь Эмерика и подняла глаза. Он присел на корточки передо мной и улыбался. Недавняя грусть как будто покинула его лицо. Я огорчилась, мне бы хотелось, чтобы его грызла тоска.
Ты права, что уезжаешь, Ортанс, судя по твоему лицу, ты в этом нуждаешься. Возвращайся, когда окончательно придешь в норму. И у нас все снова будет так, как было раньше до твоего падения.
Ошибаешься. Ничего уже не будет как раньше. Сам того не заметив, ты только что однозначно подтвердил это.
Постараюсь, пробормотала я.
Он наклонился ко мне, я уцепилась за его шею и в последний раз прижалась к нему:
Я люблю тебя, Эмерик. Мне будет тяжело без тебя.
Я сдавалась самым жалким образом, не могла я отпустить его, не сказав напоследок о своей любви.
Ничего не обещаю, но постараюсь приехать к тебе.
Договорились, едва слышно прошелестела я.
Я немного разжала объятия, а он придвинул свой лоб к моему и легонько поцеловал меня в губы. Тут я окончательно отпустила его.
Засыпай поскорее.
Эмерик медленно отошел от кровати, продолжая всматриваться в меня. Кивнул и повернулся к двери. В последний раз обернулся, перед тем как выйти из квартиры.
Я позвоню тебе.
Он бесшумно закрыл за собой дверь.
Глава седьмая
Можешь остановиться? попросила я Кати, когда машина свернула на дорогу, ведущую к Бастиде.
Зачем?
Хочу дойти пешком.
Ты ведешь себя неразумно.
Мне это необходимо, поверь.
Она вздохнула, смирилась и выключила двигатель.
Спасибо.
Проверив лонгетку, я сделала первые шаги. Подняла лицо к небу и зажмурилась. Я глубоко дышала. Ароматы природы смесь эфирных масел сосны, дикого чабреца и лаванды вместе с кислородом, которого мне уже давно не хватало, наполнили мои легкие. Мне стало легче дышать. Глаза засияли. Передо мной выросли большие ворота из кованого железа: я сняла навесной замок и толкнула врата рая. Их скрежет напомнил мне о папе и его маниакальной привычке постоянно смазывать маслом дверные петли. Я инстинктивно распахнула настежь обе створки.
Не обращая внимания на щиколотку, я зашагала по аллее, обсаженной кипарисами, а потом решила срезать путь по полю. Я пробивалась, как могла, сквозь высокие травы, весна уже вступила в свои права, землю здесь давно не обрабатывали, и она была густо утыкана маками. Деревья вроде были в порядке, зимняя прохлада пошла им на пользу, миндаль цвел, оливы казались еще крепче, чем обычно, они прочно держались корнями за свою почву. Люберон невысокий горный массив, мой порт приписки возвышался передо мной, напротив дома. Его близость не давила, а, напротив, защищала, давала уверенность, успокаивала мягкостью форм, которые хотелось назвать чувственными. Я обожала любоваться им вечерами, на закате, когда очертания гор становятся еще более плавными и окрашиваются в красновато-оранжевый цвет. Казалось, их можно погладить и они будут на ощупь словно нежная кожа. Я хлопнула себя по бедру, неожиданно разозлившись на ногу, мешавшую пробежаться по траве. А потом я даже развеселилась, подумав, что, не упади я, работа в школе продолжалась бы, не понадобилось бы убегать от Эмерика и его угасающей любви и, значит, меня бы сейчас здесь не было. Папино и мамино оливковое дерево звало меня к себе, я мысленно адресовала им поцелуй и пообещала, что завтра приду поздороваться. Пора было встретиться с домом.
Входная дверь, как всегда, капризничала, так что пришлось как следует подергать ее, и только тогда она поддалась. Я знала, в каком месте нажать плечом, чтобы она открылась. Запах Бастиды наполнил мои ноздри, знакомый, слегка затхлый, родной аромат деревенского дома, который успокаивает, показывает, что все осталось на своих местах, ничего не изменилось, и пробуждает воспоминания о счастливых часах. Запах с легкими оттенками древесного дыма напоминанием об огне, который мы разжигали в камине этой зимой на Рождество вместе с Кати и Матье. Я едва успела открыть ставни в гостиной, когда подошла Кати, неся мой маленький чемодан и костыли. Я вышла на террасу и доковыляла до подруги, чтобы забрать вещи.
Спасибо. Улыбка не сходила с моего лица.
Она схватила меня за руку и потащила к стоящим на террасе глубоким креслам. Я села в самое большое, к великой радости моего голеностопа, а Кати устроилась рядом со мной на подлокотнике.
Ну и?.. спросила она, прижавшись виском к моей макушке.
Мне уже лучше, ты даже не представляешь себе насколько.
Я была не права. Твоя маленькая прогулка вроде бы не навредила тебе. Я бы даже сказала, что ты шла лучше, чем сразу после поезда.
Действительно, когда мы с ней встретились на перроне, я была не очень-то в форме. Я промаялась два с половиной часа в экспрессе, будучи не в состоянии уснуть, хотя накануне почти не спала, проплакав полночи.
Когда ты поедешь за Матье и Максом?
Скоро, но ты уверена, что хочешь собрать нас всех сегодня вечером?
Кати, дорогая, вы же не будете менять свои планы из-за меня. К тому же мы слишком давно не проводили выходные вместе.
Согласна.
Она запечатлела материнский поцелуй на моих волосах и поднялась. На прощание окинула меня нежным взглядом.
Ничего, я подожду, пока ты будешь готова, сказала она. Расскажешь, когда захочешь.
Я громко рассмеялась:
Знаю-знаю. Но не волнуйся, я не заставлю тебя ждать слишком долго.
Все, побежала!
Когда ее машина скрылась за поворотом, я вернулась в дом. В каждый мой приезд он казался мне больше, чем в моих воспоминаниях. Как будто он рос вместе со мной, но при этом меня обгонял. Я оставила французские окна в гостиной и в столовой нараспашку. Впустила свет в кухню, которую мама оформила в деревенском стиле. Она никогда не поддавалась соблазнам современной моды, ни в одной из комнат не было и намека на последние дизайнерские веяния. Бастида была такой, какой ее придумала мама. Вся мебель была из светлого, покрытого патиной дерева. И никаких гарнитуров, только разномастные предметы. На диванах и креслах лежали пледы и подушки мягких пастельных тонов, тех же, что и занавески. Потом я поднялась на второй этаж, где были гостевые спальни.