И ты тоже занимался всем этим?
Нет, я не подкладывал женщин под нужных людей и лично никого не убивал. Худшее, что я сделал Бор задумчиво почесал подбородок, или худшее, что мне пришлось испытать, это был самый первый раз, когда я намеренно расположил к себе человека, а потом предал его доверие. В качестве одного из вступительных испытаний мы получили задание как можно быстрее добраться из Осло до Тронхейма, имея в кармане всего лишь десять крон. Таким образом проверяли, имеются ли у кандидата навыки общения и креативность, которые могут потребоваться в критической ситуации. Я заплатил свои десять крон добродушного вида женщине в одном из кафе на Центральном вокзале Осло, чтобы воспользоваться ее телефоном и якобы позвонить своей смертельно больной младшей сестре, лежавшей в центральной больнице Тронхейма, и рассказать ей, что у меня только что украли сумку, где лежали бумажник, билет на поезд и мобильник. На самом деле я позвонил одному из агентов и сумел расплакаться в телефон. Когда я закончил разговор, женщина тоже плакала, и я уже собирался попросить у нее одолжить мне денег на билет, как вдруг она предложила отвезти меня на своем автомобиле, припаркованном неподалеку. Мы мчались, выжимая из машины все, что можно. Шли часы, и мы разговаривали обо всем на свете, доверяя друг другу свои самые заветные тайны. Таким делятся только с незнакомцами. Разумеется, все мои тайны были заученной ложью и хорошей тренировкой для подающего надежды шпиона. Через четыре часа мы остановились в национальном парке Довре. Смотрели, как над равниной заходит солнце. А потом поцеловались. Мы смеялись сквозь слезы и объяснялись друг другу в любви. Спустя два часа, уже ближе к полуночи, она высадила меня у главного входа в больницу. Я попросил ее найти место для парковки, сказав, что сам пока узнаю, где именно лежит моя сестренка. Я пообещал сердобольной женщине, что буду ждать ее в вестибюле. А сам прошел прямо через приемный покой, вышел в заднюю дверь и бежал, бежал, бежал до самого памятника королю Олаву, где нас с секундомером в руках ждал начальник приемной комиссии Е14. Я прибыл первым, и той ночью меня чествовали как героя.
Привкуса не было?
Тогда нет. Он появился позже. В армейском спецназе было то же самое. Человек постоянно находится под прессом, который обычные люди не выдерживают, и поэтому через какое-то время он начинает думать, что всеобщие правила на него не распространяются. В Е14 все началось с небольших манипуляций. С корыстного использования окружающих в своих целях. Незначительных нарушений закона. А закончилось моральным вопросом о жизни и смерти.
Ты хочешь сказать, что на людей на такой работе тоже распространяются правила?
Конечно. На бумаге Бор похлопал себя по карману. А вот здесь Он постучал пальцем по лбу. Ты знаешь, что должен нарушить некоторые правила, чтобы хорошо присматривать за своими подопечными. Потому что это твоя вахта и ты несешь ее постоянно. Причем делаешь это в одиночку, рассчитывать тебе абсолютно не на кого. И благодарности от тех, за кем ты присматривал, тебе тоже не дождаться, потому что большинство из них никогда не узнает об этом.
Но правовое государство
имеет свои ограничения. Если бы решало правовое государство, то норвежского солдата, изнасиловавшего и убившего афганскую женщину, отправили бы домой, отбывать небольшой срок в тюрьме, которая хазарейцу показалась бы пятизвездочным отелем. Я все сделал как надо: Воге, совершивший преступление в Афганистане, понес наказание по афганским законам.
А теперь ты охотишься за тем, кто убил Ракель? Но если следовать твоей логике, то за преступление, совершенное в Норвегии, надо судить по норвежским законам, а у нас нет смертной казни.
Может, в Норвегии ее и нет, а у меня есть смертная казнь, Харри. И у тебя тоже.
Правда?
Я не сомневаюсь в том, что ты, как и бо́льшая часть населения этой страны, искренне веришь в гуманизм и прочие ценности. Но ты еще и человек, Харри. Мужчина, у которого отняли любимую женщину. И сам я, кстати, тоже любил эту женщину.
А теперь ты охотишься за тем, кто убил Ракель? Но если следовать твоей логике, то за преступление, совершенное в Норвегии, надо судить по норвежским законам, а у нас нет смертной казни.
Может, в Норвегии ее и нет, а у меня есть смертная казнь, Харри. И у тебя тоже.
Правда?
Я не сомневаюсь в том, что ты, как и бо́льшая часть населения этой страны, искренне веришь в гуманизм и прочие ценности. Но ты еще и человек, Харри. Мужчина, у которого отняли любимую женщину. И сам я, кстати, тоже любил эту женщину.
Харри глубоко затянулся сигаретой.
Нет, не подумай, добавил Бор. Не в этом смысле любил. Ракель была моей младшей сестренкой. Совсем как Хала. Они обе были Бьянкой. И я потерял их всех.
Чего ты хочешь, Бор?
Я хочу помочь тебе, Харри. Когда ты найдешь преступника, я тебе помогу.
Как именно?
Бор поднял сигарету вверх:
Убийство сродни курению. Сперва ты кашляешь, весь твой организм отчаянно сопротивляется, думаешь, что никогда не сможешь к этому привыкнуть, но потом Видел бы ты моих спецназовцев. Харри, если убийцу Ракели лишат жизни после того, как арестуют, ты должен быть вне подозрений.
То есть я должен вынести смертный приговор, а ты предлагаешь себя в качестве палача?
Ну, положим, Харри, приговор ему мы уже вынесли. Ненависть сжигает нас до основания. Мы видим это, но мы настоящие профессионалы, а потому ни перед чем не остановимся. Бор бросил окурок на землю. Отвезти тебя домой?
Я, пожалуй, пройдусь, сказал Харри. Надо, чтобы хлороформ выветрился. Только сперва задам тебе два вопроса. Когда мы с твоей женой сидели у пруда Сместаддаммен, ты целился в нас через лазерный прицел. Откуда ты узнал, что мы пойдем именно туда?
Бор улыбнулся:
Я этого не знал. Обычно я сижу в подвале и несу вахту. Слежу, чтобы норка больше не таскала птенцов у лебединой пары, которая обитает на пруду. А потом вдруг появились вы.
Хм Так просто.
А второй вопрос?
Как ты дотащил меня из машины вверх по всем этим лестницам сегодня вечером?
А как мы обычно носим наших павших? Как рюкзак. Это единственный способ.
Харри кивнул:
Ну вот и все, что я хотел знать.
Бор поднялся:
Ты знаешь, где меня найти, Харри.
Харри прошел мимо ратуши, потом по улице Стортингсгата и остановился у Национального театра. И сам удивился, как спокойно миновал двери трех открытых, по-субботнему переполненных баров. Он достал телефон. Сообщение от Олега:
Что нового? Голова над водой?
Харри решил позвонить ему после того, как поговорит с Кайей. Она ответила после первого звонка:
Харри? Он услышал беспокойство в ее голосе.
Я только что беседовал с Бором, сказал он.
Я так и знала, что что-то случилось!
Он невиновен.
Вот как? Одеяло зашуршало и коснулось телефонного микрофона, когда она переворачивалась. Что это значит?
Это значит, что мы снова в начале пути. Я предоставлю тебе полный отчет завтра утром. Хорошо?
Харри?
Да.
Я немножко испугалась.
Я понял.
А сейчас мне немножко одиноко.
Хочешь, я к тебе приеду?
Пауза.
Харри?
Да?
Я вовсе не к этому сказала.
Я знаю.
Харри отсоединился, зашел в список контактов и нашел букву «О», номер Олега. Он уже собрался было нажать на кнопку вызова, но потом передумал и вместо этого отправил Олегу эсэмэску:
Позвоню завтра.
Глава 31
Харри лежал на спине поверх одеяла, почти полностью одетый. Ботинки «Доктор Мартенс» стояли на полу у кровати, куртка висела на стуле. Кайя клубочком свернулась под одеялом, прижавшись к Харри и положив голову на его руку.
Ты совершенно такой же, сказала она, проведя рукой по его свитеру. За прошедшие годы совершенно не изменился. Это несправедливо.
От меня начинает вонять по́том, сказал он.
Она уткнулась лицом ему в подмышку и вдохнула:
Глупости, ты хорошо пахнешь: ты пахнешь Харри.
Это слева. А проблемы у правой подмышки. Наверное, старею.
Кайя тихо засмеялась:
Между прочим, исследования показали: то, что старики плохо пахнут, это миф. По данным японских ученых, пахучее вещество два-ноненаль действительно вырабатывают только организмы людей старше сорока, однако тесты вслепую показали, что запах пота у пожилых лучше, чем у тридцатилетних.
О господи! сказал Харри. Сейчас ты подвела теоретическую основу под тот факт, что я воняю, словно жеребец.
Кайя засмеялась. Мягким смехом, по которому он так скучал. Своим особым смехом.
Рассказывай, велела она. Что там насчет Бора?
Харри получил сигарету и подробно все изложил. Он рассказал, что́ они с Бьёрном обнаружили в загородном доме Бора, о том, как тот внезапно напал на него в гостиной Кайи. Харри поведал ей о пробуждении в заброшенном помещении Е14 и о долгой беседе, которая у них там состоялась. Харри пересказал все более или менее подробно, за исключением того, что Бор предложил себя в качестве палача.
Странно, но Кайя совершенно спокойно восприняла новость о том, что этот человек казнил в Афганистане одного из своих солдат. И не выказала изумления, узнав, что Бор следил за ней как в Кабуле, так и здесь, в Осло.
Я думал, ты хоть немного удивишься, сказал Харри.
Она покачала головой и взяла его сигарету.
Я никогда не замечала слежки, но порой что-то такое чувствовала. Ты понимаешь, когда Бор узнал, что я потеряла старшего брата, так же как он потерял свою младшую сестру, он начал со мной обращаться как с некоей суррогатной сестрой. Просто мелочи: например, меня охраняли чуточку лучше, чем других, когда я выезжала по работе за пределы зоны безопасности. Я делала вид, что ничего не замечаю. А к слежке человек привыкает.
Неужели?
Да, представь себе, подтвердила она, вставляя сигарету между губами Харри. Когда я работала в Басре, то там в составе коалиционных сил, дислоцированных вокруг отеля, где жили мы, сотрудники Красного Креста, были в основном англичане. А англичане другие, понимаешь? Американцы работают в открытую и с размахом, они зачищают улицы и используют так называемую snake-procedure[43] при охоте за кем-нибудь. Они идут прямо вперед и буквально взрывают стены, которые мешают их проходу. Они считают, что так быстрее и к тому же в большей мере устрашает, а этот фактор тоже нельзя недооценивать. А вот англичане Кайя провела пальцами по его груди, они крадутся вдоль стен, оставаясь невидимыми. После двадцати ноль-ноль наступал комендантский час, но, случалось, мы выходили на крышу отеля перед баром. Мы никогда их не видели, но, бывало, я замечала пару красных точек на человеке, рядом с которым стояла. А он видел точно такие же на мне. Это такое вежливое напоминание от англичан, что они на посту, а нам надо зайти в помещение. И благодаря этому я чувствовала себя в большей безопасности.