Зачем ты их хранишь? Я подала ей часть записок двумя пальцами, как щипцами. Я бы сразу бросила все в огонь.
Сначала я так и делала, ответила она, засовывая эту мерзость на дно корзины. Только все равно не могла забыть написанное, слова крутились по ночам в голове и не давали заснуть. Марсали выпрямила спину, пожала плечами и снова взяла шитье. Я пожаловалась Фергусу, а он предложил хранить их и по несколько раз в день читать друг другу. Грустная улыбка проступила на ее губах. Так мы и делали: когда дети ложились спать, мы, сидя у огня, по очереди читали эти письма. Фергус смеялся над ними, находил ошибки в словах, критиковал за недостаток поэтичности, потом мы их сравнивали и расставляли по местам от лучшей к худшей После чего убирали и в обнимку укладывались спать.
Марсали нежно положила руку на горку вещей, как будто на плечо Фергуса, и я улыбнулась.
Что ж. Откашлявшись, я протянула ей бумажку, найденную у порога. Не знаю, пополнит ли она твою коллекцию только что подобрала у задней двери.
Марсали удивленно подняла брови, взяла листок и повертела в руках.
Чище, чем обычно, сказала она. Дорогая тряпичная бумага. Может, это просто Ее слова резко оборвались, как только она заглянула в письмо.
Марсали. Я протянула к ней руку, а она, побледневшая, передала мне листок и вскочила с кресла.
Письмо было кратким: «Божья коровка, улети на небо, твой домик в огне, а деток уж нет».
Анри-Кристиан! громким встревоженным голосом закричала Марсали. Девочки! Где ваш братик?
Глава 112
Призрак среди бела дня
Я выбежала на улицу и сразу нашла Анри-Кристиана: он играл у Филлипсов, у которых было десять детей в такой суете в их доме мальчик часто оставался незамеченным.
Некоторые родители запрещали своим чадам подходить к Анри-Кристиану то ли боялись, что карликовость заразна, то ли поддались суеверным слухам о том, что его внешность результат сношения матери с дьяволом. Я слышала об этом на каждом углу, хотя при Джейми, Фергусе, Йене или Жермене все держали рот на замке.
Филлипсы евреи и, по-видимому, ощущали родство с людьми, заметно отличающимися от других. Анри-Кристиана всегда тепло встречали в их доме. Единственная служанка лишь кивнула в ответ, когда я попросила, чтобы кто-нибудь из старших ребят потом проводил мальчика домой, и вернулась к белью. Во всей Филадельфии был день стирки, и воздух становился еще более влажным от кипящих ванн и резкого запаха соды.
Я побежала в типографию, чтобы рассказать Марсали о местонахождении Анри-Кристиана. Избавив ее от переживаний, я надела широкополую шляпу и объявила, что пойду купить рыбы к ужину. Марсали и Дженни, вооружившись щипцами для белья и большим вальком для перемешивания вещей, бросили на меня выразительные взгляды обе они знали, как я ненавижу стирку, но промолчали.
Пока я выздоравливала, меня, конечно, освободили от домашних дел, да и я, честно говоря, не была готова вытаскивать горячие мокрые вещи из ванны. Пожалуй, я могла бы развесить белье, но успокоила свою совесть следующим: во-первых, в день стирки рыба станет легким ужином, во-вторых, чтобы восстановить силы, мне надо постоянно ходить, а в-третьих, я хотела поговорить с Джейми наедине.
Анонимное письмо, подкинутое к двери, расстроило меня не меньше, чем Марсали. Оно отличалось от других записок с угрозами, чье содержание касалось политических убеждений адресата: большинство из них предназначались Марсали (пока Фергус скрывался, газетой руководила она) и были однотипны ее называли «Мятежной сукой», а в менее цивилизованных районах Филадельфии я слышала и другие выражения, например, «Шлюха-тори» и другие вариации на немецком и идиш.
Это письмо другое. В нем чувствовался продуманный злой умысел. Мне вдруг показалось, что за мной следит Джек Рэндолл, и я резко замерла посреди улицы.
Вокруг шумели толпы народа, однако меня никто не преследовал. Нигде не мелькала красная форма, только сине-желтая как у солдат Континентальной армии.
Отвали, капитан, пробормотала я себе под нос. Тем не менее меня услышала маленькая пухлая женщина с подносом брецелей немецких кренделей. Она оглянулась посмотреть, с кем это я говорю, а потом взволнованным тоном спросила:
Вы в порядке, мадам? Женщина говорила с сильным акцентом.
Да, смущенно ответила я. Все хорошо. Спасибо.
Держите. Она подала мне крендель. Кажется, вы проголодались. Я неуклюже сунула ей деньги, но немка отмахнулась и пошла дальше по улице со своей палочкой, на которую были надеты крендели. Brezeln! Heiße Brezeln!17 кричала она, покачивая широкими бедрами.
Я вдруг почувствовала головокружение и, прикрыв глаза, прислонилась к фасаду ближайшего здания и впилась зубами в брецель. Тщательно пережевывая свежий, посыпанный солью крендель, я поняла, что та женщина была права. Я ужасно хотела есть. Просто умирала от голода.
Когда брецель добрался до желудка и кровотока, улучшив мое самочувствие, охватившая меня на мгновение паника исчезла, как будто ее и не было. Как будто.
Давненько такого не случалось. Я проглотила последний кусочек кренделя, проверила пульс четкий и ровный и неспешно пошла к реке.
Неспешно, потому что иначе в самый разгар душного дня я бы вспотела и наверняка снова испытала головокружение. Зря я так бездумно оставила тросточку дома. Ненавижу казаться беспомощной.
А еще больше я ненавидела чувство угрозы, беспричинного страха, вторжения в мою жизнь. Вспышки из прошлого, как это называют военные точнее, будут называть в мое время. Правда, последний раз такое было в Саратоге, и я уже почти забыла о том случае. Почти.
Что, конечно, вполне объяснимо: в меня стреляли, я едва не погибла, мое тело ослабело. В тот раз паника накрыла меня, окруженную группой жестоких мужчин, в темном лесу близ поля боя. Неудивительно, ведь ситуация напомнила о том, как на меня напали и похитили
Изнасиловали, уверенно и вслух сказала я, чем невероятно изумила проходивших мимо джентльменов. Я не обратила на них внимания. Не стоит избегать этого слова или воспоминания. Все кончено, теперь я в безопасности.
А до этого Впервые ощущение угрозы охватило меня в «Горной реке». В тот вечер неотвратимая жестокость просто витала в воздухе. К счастью, тогда рядом со мной был Джейми. Он заметил, как я напугана, и, решив, что причиной тому чей-то неприкаянный дух, протянул мне щепотку соли.
В Высокогорье любой проблеме найдется решение: люди знают, как притушить огонь, чтобы угольки тлели всю ночь, как выдоить из коровы все молоко и даже как изгнать призрака.
Я провела языком по губам и, слизнув соль из уголка рта, едва не рассмеялась. Женщина, пришедшая мне на помощь, уже исчезла из виду, сколько бы я ни искала ее взглядом.
Прямо как ангел с небес, пробормотала я. Спасибо.
В гэльском должен быть заговор на такой случай. Не один, не десять, а, пожалуй, сотни заговоров. Я знала лишь несколько, связанных со здоровьем (это успокаивало пациентов, говорящих на гэльском), но выбрала наиболее подходящий и, решительно ступая по мощеной дороге, заговорила себе под нос:
Давлю тебя, болезнь,
Как кит давит на воду,
Топчу тебя, хворь спины, хворь тела
И мучительная зараза груди.
В этот момент я увидела Джейми: он шел от пристани и смеялся над чем-то, что ему говорил Фергус. Мир для меня вернулся на свое место.
Джейми глянул на меня, взял за руку и повел в небольшую кофейную на углу Локуст-стрит. В это время дня посетителей почти не было, так что я не привлекала к себе внимания. Женщины, конечно, пили кофе, когда могли его достать, но делали это в основном дома, в компании друзей, в салонах или на вечерах. Если в Лондоне и Эдинбурге женщины частенько посещали роскошные кофейные, в Филадельфии подобные заведения предназначались для мужских разговоров о делах, слухах и политике.
Чем занималась, саксоночка? спокойно спросил Джейми, как только взял поднос с кофе и миндальными печеньями. Ты выглядишь Он прищурился, пытаясь подобрать точное определение, которое не заставит меня плеснуть ему в лицо обжигающим напитком.
Слегка нездоровой, продолжил за него Фергус, схватившись за щипцы для сахара. Это вам, миледи. Он без спроса кинул три больших куска коричневого сахара в мою чашку. Я слышал, горячие напитки помогают справиться с жарой, любезно добавил он.
Слегка нездоровой, продолжил за него Фергус, схватившись за щипцы для сахара. Это вам, миледи. Он без спроса кинул три больших куска коричневого сахара в мою чашку. Я слышал, горячие напитки помогают справиться с жарой, любезно добавил он.
Ну, от них точно сильно потеешь, сказала я и потянулась за ложкой. Если пот не испарится, он никак не остудит тело. Влажность зашкаливала, но я все же налила сладкого кофе в блюдце и подула на него. Отвечая на вопрос Джейми, скажу, что шла купить рыбы к ужину. А вы, джентльмены, чем были заняты?
В сидячем положении я чувствовала себя устойчивее, да и рядом с Джейми и Фергусом ощущение угрозы, преследовавшее меня на улице, притупилось. Однако при мысли об анонимном письме волоски на шее, несмотря на жару, вставали дыбом.
Джейми с Фергусом переглянулись, и последний пожал плечом.
Проверяли средства, ответил Джейми. Ходили по складам, общались с капитанами судов.
Правда? От сердца сразу отлегло. Похоже, это были первые настоящие шаги к возвращению домой. И как у нас со средствами? Большая часть наличности ушла на плату за лошадей, форму, оружие, еду для работников Джейми и другие связанные с войной траты. В идеале Конгресс должен возместить эти расходы, но судя по тому, как отзывался о Конгрессе генерал Арнольд, надеяться особо не стоило.
Немного имеется, улыбнулся Джейми. Он прекрасно понимал, о чем я думала. Я нашел, кому продать мерина за четыре фунта.
Хорошая цена, неуверенно сказала я. А разве в дороге нам не понадобится лошадь?
Не успел он ответить, как в кофейную с недовольным видом вбежал Жермен со стопкой газет под мышкой. Как только мальчик заметил нас, он перестал хмуриться и обнял меня.
Grand-mere! Что ты тут делаешь? Maman сказала, ты отправилась за рыбой.
Точно. Вспомнив о стирке, я вдруг почувствовала себя виноватой. То есть я как раз шла на рынок Хочешь печенье, Жермен? Я подала ему тарелку, и мальчик просиял.
Только одно, строго сказал Фергус. Жермен закатил глаза, но послушно взял одно миндальное печенье, с показным видом подняв его двумя пальцами.