Чёрные глаза Сезара горели на напряжённом лице от едва сдерживаемой страсти. Он чувствовал это так же остро, как она, но, в отличие от неё, вовсе не собирался сдерживать свои порывы.
Как вы правильно заметили, я всего лишь скромная монастырская воспитанница и столичные нравы внушают мне отвращение. Вы брат моего будущего мужа и если вам всё происходящее сейчас кажется нормальным, то меня всё это лишь пугает и отталкивает. Прошу вас, оставьте меня. Найдите для утоления ваших страстей кого-нибудь другого.
Сезар с явной неохотой подчинился её требованиям:
Если бы вы были для меня лишь очередной прихотью, боюсь, я вряд ли бы посчитался с вашими чувствами, Гаитэ. Но я понимаю их и уважаю, хоть и сожалею боюсь, тот, ради кого вы пытаетесь быть честной и целомудренной, не сумеет оценить сокровище, которым владеет.
Я пытаюсь быть честной и целомудренной, в первую очередь, для себя. Как ни смешно, возможно, для вас это не прозвучит. Спокойно ночи, милорд.
До завтра, сеньорита, с грустью кивнул Сезар.
Возвращалась в себе Гаитэ в растрёпанных чувствах, но на сей раз на сердце у неё было ясно и светло. И то, что Сезар обманул её самые нехорошие ожидания не могло не радовать.
Плохо одно, с расчётом он это делал или от чистого сердца, в её мыслях и сердце его становилось слишком много.
Глава 21
Хорошее настроение испарилось вместе с хлынувшем возбуждением, оставив по себе неясное чувство тревоги и тоски, вьюгой воющей на сердце. Гаитэ казалось, что вся она превратилась в сплошной оголённый нерв. Всё доставляло неудобство и страдания.
«Так мне и нужно за мою непомерную гордыню, строго выговаривала она себе. Смотрела свысока на придворных дам, считала их безмозглыми курицами, чьи сердца с напёрсток, а нравы легки, как пух, облетевший с одуванчика летят эти воздушные зонтики, куда ветер дует. Сегодня один любовник, завтра второй. А ведь я всерьёз думала, что мужчины меня мало интересуют, что я выше всех этих незатейливых интрижек и что? Меня угораздило влюбиться в обоих мужчин сразу! Да ещё в родных братьев!».
Гаитэ была собой очень недовольна.
«Но что можно поделать с некстати замирающим сердцем? Как перестать чувствовать то, что чувствуется? Стоит невольно задуматься, как взгляд непроизвольно ищет Сезара в толпе других, шагающих по дороге. А я обещала себя другому, отдала себя другому и то, что чувствует глупое сердце его проблемы. Нужно оставаться верной долгу и слову. Стелла предупреждала нельзя верить Сезару. Пусть он даже и не так плох, как я думала о нём с самого начала всё равно опасный хищник. Стоит дать слабину, обгложет мои косточки, выплюнет не вспомнит. Всё, что у меня есть в этом мире это самоуважение и осознание, что я всегда поступала так, как правильно. Нужно думать о том, что стоит сделать один неосторожный шаг и вокруг разверзнется пропасть. Оба брата получат право меня презирать. Кроме того, у них будет ещё больше поводов для грызни, а их и без меня достаточно. Так что, чувствуй я влечение в сто раз больше, чем сейчас сердце на замок. Нельзя даже думать о Сезаре. Отныне он для меня должен быть всё равно, что родной брат».
Проблема только в том, что к брату испытываешь совсем другие чувства. Гаитэ точно знала. Она не забыла того, как в своё время любила Микки, младшего брата. Гибели которого, к слову, поспособствовали те же Фальконэ.
Армия чётко, в заданном барабанной дробью, ритме, продвигалась вперёд. Казалось, сама земля эхом отвечает на каждый пружинящий шаг. Впереди отчётливо виднелись зубцы каменных башен и каменные стены, опоясывающие Ревьер.
Гаитэ неоднократно задавалась вопросом, что она ощутит, увидев землю, ей принадлежащую? И теперь вдруг поняла, что не чувствует ничего. Стены Ревьера были ей не дороже стен Жютена, население вызывало сочувствие, но не переживание. Возможно, было бы всё иначе, не отошли её Стелла отсюда совсем ребёнком? Но что гадать, как было бы? Ведь всё так, как есть.
Карета остановилась.
Что случилось? выглянула в окошко Гаитэ.
Приказ его Светлости, ответил высокий мужчина южной наружности. Он велел, чтобы вы оставались на месте, не приближаясь к городским стенам.
Почему?
Здесь вы вне зоны досягаемости стрел, сеньорита. Его Светлость придаёт большое значение вашей безопасности.
Гаитэ велела опустить подножку и спустилась на землю.
Секретарь Его Светлости недовольно свёл брови:
В карете вы были в большей безопасности.
Хочу подышать свежим воздухом, нетерпеливо отмахнулась она. У меня всё тело затекло. Нужно немного размять ноги.
Поднявшись на пригорок и изо всех сил напрягая зрение, Гаитэ удалось разглядеть маленькие человеческие фигурки у запретных ворот города. Сезар на великолепном вороном скакуне, крытым раззолочённой алой попоной, возглавлял длинную вереницу военного обоза. Не сходя с коня, он снял с головы сверкающий на солнце шлем с длинным жёстким гребнем.
Кажется, тот, кто стоял впереди цепочки людей, что-то говорил Фальконэ и, судя по тому, что пока никто не обнажал мечи, что-то обнадёживающее.
Что происходит? спросила Гаитэ у секретаря Сезара.
Гильдия Торговцев принесла ключи от города, удовлетворённо прокомментировал тот.
А вы неплохо осведомлены о происходящем.
Никто не делал из этого тайны, сударыня.
Вам не кажется странным, что герцоги не воспротивились такому исходу?
У них не было возможности. Их опоили и посадили в клетку в подвале крепости.
Мило, ничего не скажешь, недовольно поджала губы Гаитэ. Его Светлость точно обо мне радел, когда предпочёл оставить в арьергарде? Или просто не пожелал, чтобы я вмешивалась в его расправу над присягнувшими мне людьми?
Секретарь пожал плечами:
Затрудняюсь ответить, ваша милость. Не могу знать, что на уме у Его Светлости. Он нечасто делится мыслями.
Гаитэ дала себе слово при первой же возможности брать уроки верховой езды. В монастыре скорость была ни к чему, но в новом своём положении без возможности быстрого передвижения она чувствовала себя беспомощной, как перевёрнутая на спину черепаха.
Ворота перед Сезаром распахнулись. Он широким шагом двинулся в чёрный проём арки, окружённый генералами и телохранителями.
Судя по всему, его «экономный» план сработал.
Что ж? Нам, тоже следует двигаться вперёд, сухо молвила Гаитэ, намереваясь вернуться в ставшую за дни пути ненавистной, парчовую коробку на колёсах.
Сеньорита, такого приказа не было.
В таком случае я вам его отдаю! резко ответила она, сузив глаза. Или вы прикажите двигаться дальше, или я пойду пешком. Если, конечно, вы не осмелитесь удерживать меня силой.
Поезд тронулся дальше.
До городских ворот, как Гаитэ и предполагала, они добрались без происшествий. А у входной арки в город её, с самой что ни на есть постной физиономией, встретил вчерашний, недодушенный Сезаром, толстяк-торговец.
Приветствую, моя госпожа.
Проводите меня к Его Светлости.
Толстяк засеменил впереди.
Куда мы идём? уточнила Гаитэ.
Туда, куда вы просили, с мягкой, не внушающей доверия, вкрадчивостью, произнёс толстяк. К Его Светлости. Он сейчас разговаривает с герцогами Пелуччи и Ксанти.
Сделал знак стражником распахнуть огромные двустворчатые тяжёлые двери, окованные железом. Те с явным усилием провернулись в петлях, раскрываясь. Картина, открывшаяся взгляду, сердце не радовала, хотя пока ещё и не особенно ужасала.
Оба герцога сидели, согнувшись в три погибели, запертые в низкой клетке, а Сезар стоял перед пленниками, широко расставив ноги, демонстрируя доминантное положение, вызывающе положив руки на длинный меч, висевший у левого бедра.
Приветствую, моя госпожа.
Проводите меня к Его Светлости.
Толстяк засеменил впереди.
Куда мы идём? уточнила Гаитэ.
Туда, куда вы просили, с мягкой, не внушающей доверия, вкрадчивостью, произнёс толстяк. К Его Светлости. Он сейчас разговаривает с герцогами Пелуччи и Ксанти.
Сделал знак стражником распахнуть огромные двустворчатые тяжёлые двери, окованные железом. Те с явным усилием провернулись в петлях, раскрываясь. Картина, открывшаяся взгляду, сердце не радовала, хотя пока ещё и не особенно ужасала.
Оба герцога сидели, согнувшись в три погибели, запертые в низкой клетке, а Сезар стоял перед пленниками, широко расставив ноги, демонстрируя доминантное положение, вызывающе положив руки на длинный меч, висевший у левого бедра.
Обернувшись на скрип, он окинул Гаитэ тяжёлым, полным недоброго сарказма, взглядом.
Её появление его не порадовало, зато приободрило несчастных пленных.
Вот и вы, сударыня! Рад представить вам ваших неверных подданных. Жаль только, что это происходит не в самых приятных для них обстоятельствах, насмешливо поиграл он бровями. Итак, сеньоры? Даже не знаю, с кого начать? Кого представить даме первым?
Иди к дьяволу! прорычал один, сплюнув Сезару под ноги.
Гаитэ подумалось зря. Незлобивостью и легкостью нрава Фальконэ не страдали.
Джен, замолчи! сдавленно одёрнул говорившего второй пленник.
Не стану я молчать! рыкнул Джен. Предупреждаю тебя, Фальконэ! Освободи нас немедленно, или
Или?
Или месть императора Варкаросса не заставит себя долго ждать!
Да ну? недоверчиво протянул Сезар, облокачиваясь на клетку. Он правда прибудет вам на выручку? Как интересно! Что ж? Тогда подождём его прибытия. Кстати, а что будет потом? Чего мне следует бояться или опасаться? откровенно насмехался он. Не проще ли, чем сыпать жалкими угрозами, сразу перейти к просьбам о помиловании, господа?
Конечно же, мы просим нас помиловать! воскликнул второй, тот, что был старше, разумнее и казался сговорчивей.
Отлично! Первый шаг сделан. Вы попросили. Теперь попробуйте меня убедить.
Лорд Пелуччи поднял усталые глаза. Они горели с осунувшегося, исхудавшего лица голодным, фосфоресцирующим, как у зверя, блеском.
Когда-нибудь, скорее рано, чем поздно, вы вступите в противостояние с вашим братом, сеньор Фальконэ. Вы и сейчас не ладите, это всем известно. Но придёт время бороться за трон и
И? холодно откликнулся застывший чёрной статуей Сезар.
И вам потребуются союзники.
Рот Сезара неприязненно скривился.
Пленник продолжал:
Казнив Джена и меня вы испортите отношения со многими
И что же мне делать? задумчиво развёл руками Фальконэ. Я не могу освободить вас, казнить было бы проще, но крови будет много. А пощадить тем более опрометчиво. Вы что скажите, Гаитэ?