Конечно нет.
Конечно нет, эхом повторяет она. Господи, я просто не верю, что Марк Ну и идиот.
Джимми и Донна поют «Девушек из Буффало», идя по улицам Бедфорд-Фоллз. Они ослепительны в футбольной форме и купальном халате соответственно.
Жаль, тебя не было здесь вчера. Я думала, что папу удар хватит прямо под рождественской елкой. Я представляла, как он сшибает елку и врачам «скорой помощи» приходится стряхивать с него все елочные украшения, прежде чем начать оживлять
Джимми предлагает Донне луну, и она соглашается.
Я думала, тебя в школе учили искусственное дыхание делать.
Искусственное дыхание мне пришлось бы делать маме Это было тяжело, Клэр. Ор стоял просто чудовищный.
Шерон там была?
Смеешься? мрачно спрашивает Алисия. Мы с Шерон пытались здесь мирно поболтать, а Марк с родителями были в гостиной и орали друг на друга. Через какое-то время мы просто сели и начали слушать.
Мы с Алисией обменялись взглядом, который означает: «Что ж тут необычного?» Мы провели всю жизнь, слушая, как кричат родители друг на друга, на нас. Иногда мне кажется, что, если мама накричит на меня еще раз, я просто уйду и не вернусь. Прямо сейчас я хочу схватить Генри и умчаться обратно в Чикаго, где никто не кричит, никто не притворяется, что все в порядке и ничего не происходит. Раздражительный толстяк в нижней рубашке кричит на Джеймса Стюарта, чтобы тот перестал убалтывать Донну до смерти, а просто поцеловал ее. Я полностью согласна, а вот он нет. Вместо этого он наступает на подол ее платья, она машинально делает шаг, и дальше мы видим, как она голая прячется за большим кустом гортензии.
Появляется реклама «Пицца-Хат», и Алисия убирает звук.
Эй, Клэр.
А?
Генри здесь раньше был?
Упс.
Нет, не думаю. А что?
Она неловко ерзает и на секунду отводит глаза.
Значит, наверно, я сошла с ума.
Что?
Видишь ли, произошла странная вещь. Давно мне было, наверное, двенадцать, и я должна была заниматься виолончелью, но потом вспомнила, что у меня нет чистой блузки для прослушивания или что-то в этом роде, а Этты не было, и вообще никого, а Марк должен был сидеть с ребенком, но он в своей комнате бонг раскуривал или что еще Короче, я пошла вниз, в прачечную, искала свою блузку и услышала такой звук, знаешь, когда дверь в южной части подвала открывается, та, которая ведет в комнату с велосипедами, такой особый свист. В общем, я подумала, что это Питер. Поэтому я просто стояла на пороге в прачечную комнату, прислушиваясь, и тут дверь в комнату с велосипедами открылась, и, Клэр, ты просто не поверишь, там был абсолютно голый парень, который выглядел точно как Генри.
Да ну тебя! Я начинаю смеяться и понимаю, что смеюсь ненатурально.
Видишь, улыбается Алисия, я так и знала, ты подумаешь, что я свихнулась. Но клянусь тебе, это чистая правда. И этот парень вроде немного удивился в смысле, я стою в дверях с открытым ртом и размышляю, что он собирается сделать, изнасиловать, убить или что еще, а он просто смотрит на меня, бросает: «О, привет, Алисия», заходит в читальню и закрывает дверь.
Что?
Поэтому я бегу наверх, стучу в дверь Марка, а он орет, чтобы я отвалила; наконец я заставляю его открыть, он совсем обкуренный, и до него долго доходит, о чем я говорю, а потом, конечно, он заявляет, что не верит мне, но я все-таки затаскиваю его вниз, он стучит в читальню, и мы оба напуганы, это как про Нэнси Дрю, ну, когда думаешь: «Эти девушки действительно глупые, нужно было просто в полицию позвонить», но ничего не происходит, и потом Марк открывает дверь, и там никого нет, он дико злится, говорит, что я все выдумала, но потом мы решаем, что мужчина пошел наверх, и мы оба идем в кухню, сидим там у телефона с огромным тесаком Нелли.
Почему ты никогда об этом мне не рассказывала?
Ну, к тому времени, когда все вернулись домой, я чувствовала себя дурой, и я знала, что папа обязательно раздует из этого целую историю но ведь на самом деле ничего не случилось в общем, было как-то глупо, и мне не хотелось об этом вспоминать. Алисия смеется. Я однажды спросила бабушку, есть ли в нашем доме привидения, но она сказала, что о них не слышала.
И этот парень, или привидение, был похож на Генри?
Да! Клянусь, Клэр, я чуть не умерла, когда он сегодня вошел, ведь я его видела, в смысле, тогда, давно! Даже голос такой же. Ну у того, в подвале, волосы были короче, и он был старше, может, около сорока
Но если пять лет назад тому было сорок Генри сейчас только двадцать восемь, то есть тогда ему было двадцать три.
А! Да. Но, Клэр, это так дико у него брата, случайно, нет?
Нет. И с отцом они не похожи.
Может, это было, знаешь, астральная проекция или что-то еще?
Путешествие во времени, смеясь, подсказываю я.
Ну да, точно. Господи, ну и дичь.
На секунду экран телевизора темнеет, потом к нам возвращается Донна в кустах гортензии, и Джимми Стюарт ходит кругами, держа в одной руке ее платье. Он дразнит ее, говорит, что будет продавать билеты, чтобы люди на нее посмотрели. «Грубиян», думаю я, краснея при воспоминаниях о том, что я говорила и делала с Генри vis à vis[64] насчет его одежды/наготы. Но затем подъезжает машина, и Джимми Стюарт бросает Донне ее платье. «У твоего отца был удар!» говорит кто-то в машине, и он уходит, едва обернувшись, а Донна Рид, безутешная, стоит в зарослях. У меня глаза на мокром месте.
Господи, Клэр, все в порядке, он же вернется, напоминает мне Алисия.
Я смеюсь, мы усаживаемся смотреть, как хитрый мистер Поттер уговаривает бедного Джимми Стюарта бросить колледж и заняться обреченной ссудосберегательной кассой.
Сволочь, говорит Алисия.
Сволочь, соглашаюсь я.
ГЕНРИ: Когда мы заходим из холодной зимней ночи в тепло и свет церкви, у меня все внутри сжимается. Я никогда не был на католической мессе. Последнее религиозное действие, на котором я был, это похороны моей матери. Когда Клэр ведет нас по центральному проходу, я держусь за ее руку, как слепой. Мы садимся на свободную скамью. Клэр и ее семья опускаются на колени, а я сажусь, как мне велела Клэр. Мы пришли рано. Алисия куда-то подевалась, Нелли сидит за нами со своим мужем и сыном, которого отпустили с флота на Рождество. Дульси сидит со своей подругой. Клэр, Марк, Шерон и Филип стоят на коленях рядышком: Клэр смущенная, Марк совершенно безразличный, Шерон спокойная и погруженная в себя, Филип усталый. В церкви полно пуансеттий. Пахнет воском и мокрыми куртками. Красочная сценка Мария, Иосиф и их окружение находится справа от алтаря. Люди приходят, выбирают места, приветствуют друг друга. Клэр садится рядом со мной, Марк и Филип синхронно встают; Шерон остается еще несколько минут на коленях, и потом мы тихонько усаживаемся рядком и ждем. На сцене в смысле, у алтаря или как его там появляется мужчина в костюме, проверяет микрофоны, прикрепленные к пюпитрам, и снова исчезает в темноте. Людей уже много, не протолкнуться. Алисия в сопровождении двух женщин и одного мужчины появляется на сцене слева. Все несут свои инструменты. Блондинка скрипачка, а невзрачная женщина с темными волосами альтистка; мужчина, настолько старый, что еле передвигает ногами и шаркает при ходьбе, тоже скрипач. Все одеты в черное. Они садятся на раскладные стулья, включают свет над пюпитрами, шелестят нотами, перебирают струны и смотрят друг на друга, настраиваясь. Люди внезапно замолкают, и в этой тишине раздается длинная, медленная, низкая нота, которая заполняет пространство, она не относится ни к одному музыкальному произведению, она просто существует, замирает. Алисия ведет смычком так медленно, как это только в человеческих силах, и звук, который она производит, возникает, кажется, из ниоткуда, он словно зарождается у меня в голове, резонирует через череп, как пальцы, касающиеся мозга. Потом она останавливается. Последующая тишина короткая, но абсолютная. Затем вступают все четверо музыкантов. После простоты той одной ноты их музыка звучит диссонансом, современным и раздражающим, и я думаю: «Барток?» Но потом до меня доходит, что это «Тихая ночь». Не могу понять, почему она звучит так странно, пока не замечаю, как блондинка со скрипкой пинает стул Алисии, и после этого музыка звучит нормально. Клэр смотрит на меня и улыбается. Все в церкви вздыхают с облегчением. «Тихая ночь» сменяется гимном, который я не узнаю. Все встают. Поворачиваются ко входу в церковь, и в центральном проходе появляется священник со свитой маленьких мальчиков и нескольких мужчин в костюмах. Они торжественно идут к алтарю и занимают свои места. Музыка внезапно прекращается. Боже, думаю я, что будет дальше? Клэр берет мою руку, и мы стоим рядом, в толпе, и если Бог есть, то я прошу Его позволить мне остаться здесь, тихо и незаметно, здесь и сейчас, здесь и сейчас.
КЛЭР: Генри выглядит так, будто сейчас упадет в обморок. Господи, пожалуйста, не дай ему исчезнуть сейчас. Отец Комптон приветствует нас голосом радиоведущего. Я лезу в карман брюк Генри, просовываю пальцы в дыру в кармане, нащупываю член и крепко сжимаю. Генри вздрагивает, как от удара током. «Да пребудет с вами Господь», говорит отец Комптон. «И с вами», торжественно отвечаем мы все. То же самое, всегда одно и то же. И все же вот они мы, пусть все видят. Я чувствую, что мне в спину смотрит Хелен. Рут сидит пятью рядами после нас, с братом и родителями. Нэнси, Лаура, Мэри Кристина, Патти, Дейв и Крис и даже Джейсон Эверлайт; мне кажется, здесь все, с кем я ходила в школу. Я смотрю на Генри, который ничего об этом не знает. Он смотрит на меня, поднимает брови. Месса идет своим чередом. Чтение, «Господи, помилуй», «Да пребудет с вами Господь», «И с вами». Все встают, когда дело доходит до Евангелия от Луки, глава вторая. Все в Римской империи должны были быть переписаны. Иосиф и Мария, «которая была беременна», рождение, волшебное, скромное. Пеленание, ясли. Никогда не могла понять этой логики, но красоту зрелища нельзя не признать. Пастухи, ожидающие в полях. Ангел: «Не бойтесь; я возвещаю вам великую радость» Генри раздражающе покачивает ногой. Глаза у него закрыты, губа прикушена. Многочисленное воинство небесное. Отец Комптон произносит: «А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце своем». «Аминь», говорим мы и садимся перед проповедью. Генри наклоняется ко мне и шепчет: «Где туалет?» «За той дверью», отвечаю я, указывая на дверь, через которую пришли Алисия, Фрэнк и все остальные. «Как туда попасть?» «Иди к двери церкви, потом обратно, по боковому проходу». «Если я не вернусь» «Ты должен вернуться». Когда отец Комптон говорит: «В эту самую радостную из ночей» Генри встает и быстро уходит. Отец следит за ним глазами, пока он идет по боковому проходу. Я смотрю, как он проскальзывает в дверь, и она закрывается за ним.