А меня нет!
Поел. Думаю: «Что бы мне еще сделать?» Решил принять душ. Взял полотенце, мыло, пошел в душевую. Открыл дверь, корабль накренился, и в душевую я влетел так, что врезался лбом в противоположную стенку. Дверь с треском захлопнулась. С трудом разделся, повесил одежду на крюк. Дотянулся до крана, открыл воду тут крен в обратную сторону, и я стукнулся затылком о дверь, а из душа на меня полилась очень горячая вода, коричневая от ржавчины.
И тут корабль поменял курс, качка из «нос-корма» перешла в бортовую, меня мотало поперек душевой, и я никак не мог ухватиться за кран. Наконец, дотянулся, покрутил полилась коричневая холодная вода.
Слив засорился, вода прибывает, воды уже почти до колен, а я никак не могу разобраться с кранами. Еще немного и я в этой душевой утону.
Тут на корабль обрушилась мощная волна, от удара дверь раскрылась, и меня вымыло в коридор. А вслед за мной и мои вещи.
Пошел в каюту переодеваться. Надел тренировочные брюки, майку Стук в дверь матрос: «Вас капитан зовет».
На каком судне морскую жизнь изучали, на «Леваневском»? спросил капитан, когда я поднялся в рубку.
На «Леваневском».
Часа через три увидимся. Получил SOS, что-то у них там с рулевым управлением. Я им сообщил, что вы у меня на борту.
Через три с половиной часа увидели «Леваневского». Он то появлялся, то исчезал за волнами. Подошли метров на сто. Капитан «Белоусова» Татарчук по рации начал торговаться с капитаном «Леваневского» Мануйловичем. Татарчук предлагал взять «Леваневского» на буксир (а при таком шторме это было очень сложно), а Мануйлович просил немного подождать: «Может, и сами починимся» разные пароходства, за буксировку надо платить большие деньги. Татарчук согласился ждать тридцать минут и сказал Мануйловичу:
У меня тут в рубке Георгий Николаевич просит Конецкого на связь.
Привет, салага! слышу голос Конецкого. Ты, говорят, затравил судно от киля до клотика?
Привет, морской волк! заорал я. Выходи на мостик, если ходить можешь! Я по тебе соскучился!
Иду!
Я, как был, в майке, спортивных штанах и шлепанцах вылез на капитанский мостик и увидел на капитанском мостике «Леваневского» маленькую фигурку Конецкого. Я помахал ему рукой, потом меня окатило брызгами и я умчался обратно в рубку.
Татарчук ждал час. Дольше ждать отказался.
Еще полчасика! уговаривал Мануйлович.
Больше не могу, меня перевернет! (Ледокол в шторм крутит намного сильнее, чем обычный корабль.) И вся команда сдохла!
И мы пошли своим прежним курсом. Бросили Конецкого и новых друзей в беде!
К вечеру по рации узнали, что рулевое управление на «Леваневском» починили.
Кеннеди но!
В Москве нас Бондарчука, Скобцеву, Таланкина и меня вызвали к инструктору ЦК на собеседование. Инструктор предупредил, чтобы мы были бдительны; международная обстановка сложная, с американской стороны возможны провокации: Джон Кеннеди недавно выступил в сенате с агрессивной антисоветской речью. И еще сообщил, что мы летим без переводчика, переводчик встретит нас там. Когда уходили, он попросил меня на секундочку задержаться и сказал, что, поскольку я грузин, то ко мне могут быть провокации через женщин.
До Лондона мы добрались «Аэрофлотом», а дальше до Монреаля летели на «Боинге» компании «Шведские авиалинии». Первым классом (билеты нам прислал фестиваль). Широкие мягкие кресла, пледы, тапочки, бесплатная выпивка, музыка в наушниках. И меню.
Я заказал мясо. Привезли целую вырезку, серединку вырезали, и мне на тарелку, а остальное увезли. Куда? Сами съели? В эконом-класс послали? А может, вообще выкинули?
У Виктора Голявкина есть рассказ о мальчике, которому постоянно приводят в пример дядю: и как он хорошо учился в школе, и как отлично закончил институт, и как замечательно работал, и каким он был спортивным и смелымА сам мальчик о дяде ничего не может вспомнить, кроме большой белой пуговицы от кальсон, пришитой к рубашке черными нитками.
Я как тот мальчик. Все рассказы про Мексику у меня начинались с этого мяса. И понимал, что хотят услышать об индейцах, о фильмах, о звездах, о фресках Сикейроса, но ничего не мог с собой поделать, зациклился: куда увезли мясо?
Перед самой посадкой в Монреале нам каждому вручили журнал с портретом красивой женщины на обложке.
Это Жаклин Кеннеди, сказала Скобцева. Жена американского президента.
И зачем они это нам всучили? спросил Таланкин.
Дайте-ка сюда! Бондарчук отобрал у всех журналы и положил на пустое кресло. Обойдемся без Кеннеди!
Приземлились в аэропорту в Монреале. Там у нас по графику была ночевка и вылет на следующий день. Мы пошли к представителю компании «Шведские авиалинии», Скобцева показала билеты и спросила, где нас разместят на ночь и где накормят. Он стал что-то говорить, показывая рукой в сторону, и из того, что он произнес, я понял только одно слово: «Кеннеди».
Скобцева его переспрашивает. Он снова машет рукой в сторону и что-то талдычит. И опять слышу: «Кеннеди».
Что он говорит? спросил Бондарчук у Скобцевой. При чем здесь Кеннеди?
Что-то я не очень поняла.
Скажи ему, что мы советская делегация, летим на фестиваль в Мексику, и никакой Кеннеди здесь ни при чем!
Скобцева еще раз медленно и подробно объяснила все представителю, а тот снова показывает рукой в сторону и опять что-то про Кеннеди.
Он говорит, чтобы мы шли в тот зал, к представителю Кеннеди. Может, пойти посмотреть?
Ни в коем случае! Но, Кеннеди! Но! Бондарчук помахал пальцем перед носом представителя компании.
Но, Кеннеди! Таланкин тоже помахал пальцем.
Представитель поднял руки: «Джаст э моумент!» и скрылся за дверью.
Побежал докладывать, что мы не соглашаемся, догадался Таланкин.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает! запел я. В самолете мы угостились бесплатной выпивкой, и настроение у нас было приподнятое.
А ну заткнись! рявкнул Бондарчук.
Сел и включил на полную мощность свой маленький транзисторный приемник. (Бондарчук купил его в Мексике в прошлую поездку, очень им дорожил и с ним не расставался. Это был первый транзисторный приемник, который я увидел.)
Возвратился представитель компании с каким-то молодым человеком. Путая польские и русские слова, тот объяснил, что до Монреаля мы летели «Шведскими авиалиниями», а здесь должны пересесть на самолет канадской компании «Кеннеди пасифик», представительство которой находится в следующем зале. И там нами займутся: устроят в гостиницу, накормят, а завтра отправят в Мехико.
Утка
На следующий день в аэропорту Мехико нас встретили советник посольства и переводчица Люся Новикова. Разместились по машинам: Бондарчук и Скобцева поехали с советником посольства, а мы с Таланкиным с Люсей. Водитель у нас был свой, посольский. Как только машина тронулась, Люся (она сидела впереди) повернулась к нам:
Что нового в Москве?
Ничего.
Сегодня здесь по радио говорили, что у нас переворот. Якобы Хрущева сняли, а власть захватили Молотов, Каганович и Маленков. Утка?
Бог ее знает. Мы уже два дня летим. А вы из посольства позвоните и спросите.
Люся вздохнула и отвернулась.
Мексика. Жара, пальмы, едем в шикарной машине по широкому шоссе. А в Москве минус семь и, может, переворот
А в общем-то, что в лоб, что по лбу. Одна компания, изрек я.
Люся с упреком посмотрела на меня и показала глазами на водителя.
Въехали в город. На улицах много людей. Много гитаристов в сомбреро, ряженых.
Сегодня у них большой католический праздник, объяснила Люся.
Свернули на главную магистраль, там по осевой двигалась нескончаемая процессия: респектабельные синьоры и синьориты, старушки и старики, дети, полуголые индейцы в национальных костюмах И все на коленях.
Они так три километра до собора ползут, чтобы им грехи простили, объяснила Люся.
Подъехали к посольству. У ограды толпа журналистов. Охрана открыла ворота, и мы, вслед за машиной советника, въехали на нашу территорию. Ворота за нами тут же закрыли.
Слышали? спросил нас Бондарчук, когда мы вышли из машины.
Т-сс! советник поднес палец к губам и показал на журналистов.
Нас провели к послу. Посол усадил нас в кресла.
Ну, как долетели?
Спасибо, нормально. Товарищ посол, что-нибудь прояснилось
А как вам гостиница? Вас в «Хилтоне» поселили? перебил Бондарчука посол.
Они там еще не были, сказал встречавший нас советник. Мы к вам прямо из аэропорта.
Товарищ посол, нам сказали начал я.
Вам повезло, товарищи, снова перебил посол. Сегодня в Мехико религиозный праздник. Люся, обязательно своди и покажи.
Тут в кабинет вошел человек и передал послу листок бумаги. Посол взглянул на листок и заметно повеселел:
А вечером организуем пресс-конференцию и небольшой прием! В честь вашего прибытия! Не возражаете?
А если спросят насчет переворота, что отвечать? спросил Таланкин.
Никита Сергеевич верный ленинец, отчеканил посол. Советский народ поддерживает его курс, и никаких переворотов у нас нет и быть не может! Пусть не надеются!
Когда мы вышли, ни одного журналиста перед посольством уже не было.
Люся и кардинал
Прямо из посольства Люся повезла нас смотреть праздник, пока он не кончился. У соборной площади мы вышли, а машины с вещами отправили в гостиницу.
Только держитесь все вместе, а то потеряемся, предупредила Люся.
На площади перед собором тысячи и тысячи людей. Из динамиков доносится приятный голос
Сегодня сам кардинал службу ведет, сказала Люся.
Таланкин еще в Москве купил восьмимиллиметровую камеру. И, как только вышел из машины, принялся все снимать. В результате мы его потеряли. Попробовали искать, да где там! Все, привет, пропал Таланкин: где гостиница не знает, языка не знает. И денег у него нет (Скобцева еще не выдала нам суточные.)
Люся подвела нас к конной статуе:
Стойте здесь и отсюда ни шагу! и исчезла.
Через десять минут из динамиков послышалась какая-то возня, и вдруг мы услышали Люсин голос. Люся кричала:
Таланкин! Посреди площади конная статуя! Подходи к ней! Конная статуя! К передним ногам!
Опять какая-то возня, пререкания по-испански, люсино «пардон» и снова бархатный голос кардинала, читающего молитву.
До сих пор не могу понять, как маленькая, худенькая Люся умудрилась сквозь плотную толпу проникнуть в собор, а там еще добраться до алтаря и оттеснить от микрофона кардинала.
А, ерунда, отмахнулась Люся, когда мы ее потом стали расхваливать. Вот когда я в Москве в ГУМе сапоги покупала, это действительно был подвиг!