Директор нашей школы Григорий Аронович Фишман утверждал, что женский ТАЗ (под этим банным термином он подразумевал женскую красоту вообще) не что иное, как гениальное творение природы, превосходящее по своей изобразительной мощи все мыслимые произведения искусства, созданные величайшими гениями человечества.
Увы, мать моя считала порочным все, что находилось у женщины ниже пояса (быть может, потому что сама имела не таз, а круп, причем довольно увесистый) и воспитывала меня в пуританской строгости.
Однажды Григорий Аронович устроил родительское чаепитие в школе, где сказал, обращаясь непосредственно к моему отцу: «Если мальчик под запретом наказания украдкой видит наготу своей мамы, это значит, мы подарили обществу неполноценную личность»
Моему отцу была глубоко безразлична моя неординарная личность и единственный вопрос, который я слышал от него от случая к случаю, был на удивление однообразен: «Жан, ты уже сделал уроки?»
Я боялся сказать отцу, что мне вовсе не до уроков и что во мне давно уже бушуют гормоны, и в школу я хожу только затем, чтобы украдкой заглядывать под юбку нашей новой учительнице по русской литературе.
Целыми днями я испытывал острое половое возбуждение, которое вызывали во мне два конкретных человека наша новая учительница мадам Глейн и член сборной школы по баскетболу мадмуазель Т. из двенадцатого «Б», носившая бутсы сорок пятого размера.
Эта мучительная любовная мука к двум прекрасным созданиям, которых я так страстно желал, совершенно изнуряла меня, делала апатичным и неспособным как к восприятию русской литературы, так и к баскетболу, который я с трудом отличал от волейбола.
Я учился в знаменитом выпускном классе средней израильской школы. Знаменитым он считался, потому что был самым эрудированным и самым сексуально продвинутым в нашем учебном заведении.
«Основным показателем сексуальной эрудиции, говорил на педсовете наш директор, является ранее приобщение учащихся к половому воспитанию».
Григорий Аронович Фишман был один из первых израильских педагогов, ратующих за включение в школьную программу уроков сексуального образования. Он лично разработал методику преподавания нового предмета, а на одном из показательных уроков предложил нашему физкультурнику снять с себя одежду, чтобы продемонстрировать классу особенности строения мужских гениталий.
Физкультурник, бывший десантник ВВС, охотно скинул трико, плавки и мужественной походкой прошелся по подиуму, демонстрируя подрастающему поколению свое отменное орудие воспроизводства.
Баскетболистка Т., присутствующая на этом любопытном эксперименте, восторженно захлопала в ладоши, остальные почувствовали некоторое смущение столь ошеломляющими были мужские достоинства десантника.
Все это необычайное зрелище директор сопровождал блистательными комментариями типа: «Обратите внимание на отсутствие крайней плоти, у евреев она обрезается в младенчестве»
В этот день Григорий Аронович был в особенном ударе и поведал нам много интересного о строении мужских половых органов, что дало повод Салику предположить, что директор, вероятно, педик:
Дон Педро из Сиона, насмешливо сказал Салик, и кличка насмерть прикрепилась за директором.
Мы и не заметили, как быстро прошел урок. Девочки были в упоении от античных пропорций физкультурника, а мальчики с нетерпением ждали, когда их будут знакомить с особенностями женской анатомии. Все надеялись, что в качестве демонстратора на сей раз выступит учительница русской литературы мадам Флора Глейн. В прошлом году она заняла первое место в региональном конкурсе красоты, и все мужское население школы, включая бравого физкультурника, млели от ее точеной фигурки.
Нововведения нашего директора пришлись по нраву всем учащимся школы и некоторым родителям, среди которых были адвокат Горвиц и мой отец, чрезвычайно заинтересовавшийся всеми подробностями эксперимента. «Жизнь стала лучше, жить стало веселей!» выразился по этому поводу мой образцовый папаня, цитируя раннего Сталина.
Мать, до которой дошли слухи о странной инициативе директора, не разделяла, мнение отца народов, пригрозив вывести Фишмана на чистую воду.
Надежды ребят увидеть разочек интимные прелести нашей Королевы не оправдались. Родители стали забрасывать министерство просвещения негодующими письмами, призывая уволить зарвавшегося «Дона Педро».
О скандале «в сфере народного образования» прознали журналисты, поднялся страшный хай в прессе, новаторство директора назвали грубым фарсом, не имеющим никакого касательства к воспитанию молодежи.
Моя мать принимала в скандале активное участие, потребовав провести медицинское освидетельствование «Извращенца» на предмет вменяемости последнего. Один дотошный писака, вняв ее призывам, покопался в темном прошлом директора и обнаружил, что в далекой юности тот дважды проходил курс лечения в городской психиатрической больнице.
Все это вкупе привело к тому, что наш уважаемый директор, этот неоцененный современниками кладезь знаний и передовой педагогической мысли, был с треском изгнан с занимаемой должности. Подвижническая деятельность его, однако, принесла свои плоды. Теоретически почти все наши мальчики были подкованы в вопросах секса, а девочки давно уже приобщились к таковому, предпочитая одноклассникам крутых парней, которых цепляли на дискотеке. Поначалу ребята жутко на них обижались, но Семен, рассудив, что насильно мил не будешь, предложил товарищам визит к Сильвии уличной проститутке, специализирующейся на несовершеннолетних.
Только два человека не участвовали в этих еженедельных коллективных походах: я и Салик. Я боялся, что об этом узнает моя высоконравственная мать, а Салику это было не нужно, потому что ему все устроил отец.
Папа Соломона Горвица был престижный адвокат, и у него была возможность снять сыну дорогостоящую девочку.
Проститутки это опасно, сказал он моему другу, я познакомлю тебя с порядочной девушкой.
Порядочной девушке престижный адвокат отстегивал 250 шекелей за час. Это было на двести шекелей больше, чем платили наши ребята Сильвии. Но девушка того стоила: у нее были длинные ноги, тонкая талия и пышная копна льняных волос, делающих ее похожей на голливудскую знаменитость. Она работала моделью в престижном доме «Гольдман и сыновья» и в свободное время оказывала сексуальные услуги, в основном сыновьям Гольдмана.
Я не смел просить своего отца снять мне дорогостоящую манекенщицу. Он панически боялся мамы, и мог настучать ей о моих вредных эротических претензиях. Кроме того, ему это было не по карману: он и себе-то второй год не мог купить приличные итальянские туфли. Всю свою скромную зарплату папа приносил маме и даже сигареты покупал с ее высочайшего позволения одну пачку на два дня. Ему заядлому курильщику, этого, конечно, не хватало, и он позорно стрелял курево у румынских рабочих, работающих на ближайшей стройке.
Я мог, разумеется, как иные мои сверстники, обслуживать себя сам (Жан-Жак Руссо в своей исповеди писал, что рукоблудие благотворно сказалось на его детской психике), но один эпизод, свидетелем которого я стал в пятом классе, навсегда отбил у меня охоту к онанизму.
Как-то раз, отчитывая отца, мать (ругалась обычно она, а он, молча, слушал) обозвала его странной кличкой «Мастурбант».
Самым ходовым термином в ее словаре было слово «Извращенец» значение этого прозвища я узнал позже, читая маркиза де Сада. В толковом словаре слова мастурбант я не обнаружил и обратился к отцу за помощью. По выражению его лица я понял, что ему неловко и попросил Салика разузнать у своего либерального папаши что такое мастурбант.
На следующий день адвокат Горвиц лично позвонил мне, чтобы дать следующие ученые пояснения.
Видите ли, Жан, сказал он, играя своим раскатистым баритоном, как ежедневно делал это, пытаясь обелить своих пронырливых клиентов в суде, речь в данном случае идет о самоудовлетворении или если хотите удовлетворении половой потребности подручными средствами. Вы понимаете, о чем я говорю?
Да, господин Горвиц, понимаю, краснея, сказал я, догадавшись, что мои родители давно уже не живут как муж и жена и папа занимается онанизмом. Я представил своего безропотного и безучастного отца за этим постыдным занятием и поклялся, что никогда не унижусь до рукоблудия.
Так мирно и беззаботно я прожил до выпускного класса. В выпускном моя неприличная сексуальная непродвинутость стала беспокоить сначала меня, а потом и всех наших ребят, прошедших к тому времени огонь воду и медные трубы.
Криминальный Семен, гроза всех третьеклассниц, которых он тайно обжимал и тискал на матах в спортивном зале, призвал одноклассников на «Дворянское собрание».
Свирский пришел с маслинами я с пивом, а Сеня с вопросом, который нам следовало обсудить.
Дворянское общество это созданный мною нелегальный институт, где мы обучались красноречию по методике Гитлера, Троцкого и Авраама Линкольна. Каждый выступающий публично член общества обязан был говорить в стиле исторического лица, которое он избрал за образец. Семену это никогда не удавалось, хотя он и подражал Троцкому.
С болью в сердце и со слезами на глазах я вижу, как гибнет товарищ Бергман, сказал он, и мы все собрались здесь, чтобы решить, наконец, ЧТО С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?
Салик уставился на Сему, а я на Салика, дожидаясь разъяснений. Но пояснил Свирский самый выдающийся (после меня, разумеется) интеллектуал в нашей школе:
Аналогичный вопрос прозвучал в прошлом веке из уст великого русского писателя, сказал он.
Нас интересует ответ, нетерпеливо произнес Салик. Дал ли русский писатель ответ на вопрос Семена Цукермана?
Ответ до сих пор не получен, сказал Аркадий, но лично я считаю, что Цуцик прав, с Бергманом надо что-то делать.
В классе поднялся шум и благородный Сэл, взобравшись на импровизированную трибуну, произнес прочувствованную речь, которая состояла всего лишь из одного предложения:
Господа офицеры, сказал он, римским легионерам, чтобы они не портили друг друга противоестественным для природы способом, раз в неделю доставляли уличных девок
Что ты этим хочешь сказать? иронично спросил Свирский, что Бергман станет портить нас данным способом?
Нет, сказал Салик, я просто думаю, что воздержание товарища Бергмана становится анальным.
Слово анальный мне не понравилось, и я деликатно поправил Салика:
Ты хотел сказать, вероятно, аномальным?
Вот именно, сказал Салик, анальным, но с физиологической точки зрения.
Если уж мы встали на данную точку зрения, оживился Семен, я предлагаю Жану довериться госпоже Сильвии.
Цуцик прав, поддержал его Свирский, это единственное оптимальное решение.