У нас через ее руки прошли все, доверительным тоном сказал мне Семен, видя мои колебания, пятьдесят шекелей единовременно в зубы и ты, брат, уже мужчина.
Собрание было бурным и требования ораторов сводились к тому, что меня непременно надо свозить к мамаше Сильвии, если я нормальный мужик, или обратиться в центр сексуальных меньшинств, если я все-таки гомик. Я сказал ребятам, что у меня обычная сексуальная ориентация и на этом извечный русский вопрос был закрыт. Административная часть мероприятия была возложена на Соломона Горвица.
У нас через ее руки прошли все, доверительным тоном сказал мне Семен, видя мои колебания, пятьдесят шекелей единовременно в зубы и ты, брат, уже мужчина.
Собрание было бурным и требования ораторов сводились к тому, что меня непременно надо свозить к мамаше Сильвии, если я нормальный мужик, или обратиться в центр сексуальных меньшинств, если я все-таки гомик. Я сказал ребятам, что у меня обычная сексуальная ориентация и на этом извечный русский вопрос был закрыт. Административная часть мероприятия была возложена на Соломона Горвица.
В пятницу вечером, чтобы у меня был как штык, сказал Сэл и, видя, как я тушуюсь, улыбнулся. Не робей, Гиппократ, смелость города берет.
Соломон Горвиц перечитал горы трудов по военному искусству, но разницы между словами Гиппократ и демократ не находил ошибка простительная для будущего полководца. Он заочно присвоил себе звание полковника артиллерии (подражая раннему Наполеону), а к друзьям обращался, соблюдая суровую воинскую субординацию.
Меня он считал непригодным к военному делу, но, признавая мой несомненный ораторский талант, уважительно называл Гиппократ, хотя к ораторскому искусству тот имел весьма отдаленное отношение. Позже кликуха, которой он меня наделил, для удобства укоротилась до Гиппы, а потом и Гиббона.
Я отзывался на все имена, считая их данью моей духовности.
Аркашку Салик произвел в майоры, а Сеню держал в капралах, в основном из-за командного голоса. К военному коньку адвокатского сыночка мы вскоре привыкли и уважительно называли его полковник.
Это случилось в пятницу вечером, когда достойные сыны Израиля готовились к приему святой субботы. Салик заказал по телефону минибус, и мы всем классом погнали в промышленную зону Тель-Авива, где трудились дорожные проститутки. У каждой из них была своя территория и каждую пас грозного вида сутенер, который выполнял одновременно функции телохранителя: случалось, местные отморозки грабили, насиловали и даже убивали жриц продажной любви.
Сначала Сильвия работала в одиночку, и это было выгодно (сутенеру приходится платить по двойной таксе), а потом к ней привязался араб-сутенер, предложив ей выплачивать дань. Она пыталась отвадить его, но он так отдубасил ее, что бедняжка неделю пролежала в больнице. Пришлось вмешаться Семену, который быстро утихомирил араба и прочих охотников поживиться на талантах Сильвии. Безрассудная храбрость Цукермана понравилась проститутке, и она стала больше уделять внимание нашему классу. Моих продвинутых одноклассников это устраивало.
Более года она обслуживала наш двенадцатый «А» и никому из ребят не приходило в голову поменять путану. Она была для них наставницей, матерью и педагогом одновременно. Некоторые уважительно звали ее по имени отчеству Сильвия Борисовна. Она собирала нас на территории заброшенного завода по производству пластиковой посуды и самозабвенно учила азам плотской любви, учиняя разнос нерадивым за нетребовательное отношение к урокам. При мне она устроила Семену небольшой экзамен:
Скажи, Цукерман, что нельзя предлагать женщине?
Женщине нельзя предлагать в рот, бойко отвечал Семен, пытаясь произвести на меня впечатление своими глубокими познаниями.
Ты не только не прав, поморщилась Сильвия Борисовна, ты еще и необразован, дружок.
Извиняюсь, сказал Семен, я хотел сказать оральный секс.
А ты как думаешь, Аркаша, игриво спросила Сильвия своего любимца, что нельзя предлагать женщине?
Аркадий Свирский статный, плечистый брюнет с тонкими чертами лица был единственный, кому отдалась баскетболистка Т. из параллельного класса. Мы все заглядывались на её бесконечные ножки, но избран был именно он джентльмен, плейбой и самый даровитый любовник в нашей школе.
Так называемые извращения нельзя предлагать женщине на первой стадии любовной игры, с усмешкой пробасил Аркадий. Именно эта интеллигентная усмешка Свирского очаровывала девчонок, включая учительницу по русской литературе, точеной фигурой которой восхищалась вся педагогическая общественность школы.
Правильно, сказала Сильвия Борисовна, а что нужно, чтобы Это случилось, Цукерман?
Аркадий был единственный, кого она называла по имени, все остальные удостаивались официального обращения.
Для этого нужно служить! командным голосом трубил Семен, желая реабилитироваться в моих глазах.
Не служить, а заслужить, презрительно поправил его Аркадий, вызвав одобрительную улыбку в глазах своей требовательной наставницы.
Эти уроки любви так захватывали ребят, что даже Салик отказался от своей дорогостоящей модели и пополнял свое образование на практических занятиях с Сильвией.
Как и все мои одноклассники, я захватил с собой на дело пятьдесят шекелей. По здешним расценкам сеанс одноразовой любви стоил сто шекелей, но Сильвия Борисовна делала моим одноклассникам скидку как постоянным клиентам. Ей не очень приходилось перетруждаться, поскольку большая часть урока уходила на теорию. Ребята навещали ее регулярно, а порой приводили новичков, так что со всех сторон работа с молодежью была для нее коммерчески выгодным предприятием.
С нами новенький, сказал Семен, когда мы пришли к Сильвии.
Ты будешь последний, сказала она, видимо, потому что я требовал индивидуальной работы.
Многоопытный труженик сексуального фронта на сей раз ошиблась: я перегорел. Ждать, пока она обслужит целый класс, тут любой сгорит раньше срока. Когда дело дошло до меня, я позорно сник, испугался и вместо ожидаемой эрекции почувствовал отвращение и брезгливость к тому, что собиралась делать со мной эта жалкая женщина.
Сильвия Борисовна была глыбоподобная дама с монументальным бюстом и усталым лицом крокодила. Совокуплялась она с видом человека, который углублен в чтение утренней газеты и видит жизнь сквозь призму английского презерватива, без которого клиент не допускался к телу. При этом она курила свой неизменный «Парламент», пускала дым через ноздри и небрежно ставила оценку каждому совокупляющемуся.
В конце коллективного сеанса Сильвия спрашивала своим охриплым голосом:
Ну, ребятки, довольны?!
Довольны! хором отвечал двенадцатый «А».
Цукерман, ты приплыл сегодня быстро, упрекнула она Сеню, делая пометку в записной книжке. Видимо в любовных делах Семен был круглый двоечник, хотя строил из себя Казанову.
Я сбился со счета во время коитуса, сказал Семен, покрывшись краской.
Считай до тысячи, дружок, и затем кончай, иначе тебя бабы не будут любить.
Семен был большой авторитет среди блатных нашего района, отлично умел драться, имел репутацию выдающегося бабника, но тяготел к малолеткам.
«После того как в детстве меня изнасиловала пьяная соседка, сказал он мне, я понял, что взрослые у меня не канают, а к Цильке я хожу так, чтобы набраться знаний».
Ну а теперь Вы, решительно сказала Сильвия Борисовна и без предисловий залезла ко мне в брюки. От неожиданности я тихо ойкнул, а она, деловито нащупав мой обмякший писсон, вульгарно выпустила дым прямо мне в лицо.
О, с придыханием сказала она, да у вас тут целый монстр, юноша!
То же самое она говорила Салику и Сене, поэтому я не очень ей поверил. Лишь Аркашу она выделила, сказав про его игрушку «Мой ласковый и нежный зверь». Судя по реакции проститутки, природа не стала экономить на жизненно важных органах Свирского. Вопреки теории адвоката Горвица, творческий потенциал молодого повесы при этом не очень пострадал.
Прикосновение Сильвии было столь неприятным, а дым сигареты таким едким, что я нервно закашлял, и у меня пропало желание терять невинность. Я чувствовал, что сгорю сейчас от стыда. Ребята деликатно отошли в сторону. Они уже не верили, что у меня что-то получится и не знали, как быть со мной дальше.
С вами все в порядке, весело сказала Сильвия, видя, что мне уже ничего не помогает, но ходить, сюда не советую.
Почему? спросил я, чувствуя, как тоскливо сжимается мое сердце.
Вы не созданы для ба, молодой человек, сказала Сильвия. Я потупил глаза «Зачем надо было тащиться в зону, если я не создан?»
Для интимной связи вам нужно любить.
Кого любить? с глупым видом спросил я.
Своего партнера, сказала Сильвия, видите ли, у вас комплекс однолюба. Такие, как вы могут только с одним партнером при наличии романтического настроя, разумеется
Она засмеялась и посмотрела на меня с явным интересом. Еще бы такое ископаемое и не в музее!
Потом я узнал, что она никогда не сквернословит, что не свойственно профессионалкам и то, что в разговоре со мной она использовала непечатное выражение, было свидетельством ее особого ко мне расположения.
Потом я узнал, что она никогда не сквернословит, что не свойственно профессионалкам и то, что в разговоре со мной она использовала непечатное выражение, было свидетельством ее особого ко мне расположения.
Впрочем, вы можете прийти ко мне завтра, сказала Сильвия.
Зачем? упавшим голосом сказал я.
Очень важно чтобы в первый раз у мужчины получилось. Я сделаю все, чтобы у вас встал, мой юный друг, бесплатно.
В одном, пожалуй, она была права я непременно должен был любить, чтобы испытать всю гамму сексуальных переживаний. Но это не означало, однако, что я однолюб, на что столь тонко намекала Сильвия Борисовна.
Я действительно не мог совокупляться с каждой встречной шлюхой, хотя Ницше и Ленин свой роковой сифилис заработали именно таким манером. У меня это не более чем свидетельство утонченности моей натуры. Да, я эстет, дамы и господа, и отсюда все мои беды. Жестокой и незаслуженной поркой моя властная мать породила во мне комплекс неполноценности долгое время я не выделялся в обществе, но именно это печальное обстоятельство позволило мне углубиться в духовные радости мира. Я много читал, жадно впитывал знания, но оставался робким и закрытым для внешнего мира юношей, который молча, любит, страдает и ненавидит людей. Я стал часто думать, почему я не такой, как все и, наконец, понял: «во многая знания много печали» или, говоря словами Фридриха Ницше «Знание убивает действие»