Филипп?
Смокинг я уже раздобыл. Принесу тебе потом фотки. Правда, девчонка, с которой я собирался идти на выпускной, хочет меня продинамить
Филипп, у тебя
Мередит почти раскрутила маму на концерт «Сердец в огне», так что нам с Мэл, видимо, придется ее вести
Твой нос, Филипп.
Она таращится на мои повязки. Ну и на фингалы, конечно. Может, зря я приперся к бабуле в таком виде? Пугаю ее Что же мне медбрат ничего не сказал? Наверное, потому и предложил побыть с нами в комнате.
Я попал в аварию, бабуль, говорю я. Но все хорошо. Я цел. Даже вот к тебе сам приехал, на машине.
В самом деле приехал. Шарахался от всего подряд, но приехал же.
Вообще-то у нас все неплохо. Я прикасаюсь к ее ладони. Она вопросительно смотрит на мою руку, но свою не убирает. Даже очень хорошо. Конечно, с Хенной у меня дела не двигаются, но она произнесла мое имя. Это должно что-то значить. Скоро у нас выпускной, наши с Джаредом универы находятся в одном городе, и это прямо круто-круто. А Мэл пошла на поправку, пышет здоровьем
Бабушка зачем-то пытается стянуть с себя ночную рубашку, но я ее останавливаю. А она и не артачится, даже делает глоток воды из стакана, который я ей даю.
Ну так вот. Одного я не могу понять: с какой стати я без конца нервничаю и стрессую? Ведь все хорошо, если вдуматься. Могло быть и лучше, конечно, Хенне понравился один парень из нашей школы, а твоя невестка в очередной раз будет участвовать в выборах, но в целом мне кажется, что я стою на пороге новой жизни, и мне не терпится ее начать.
Бабушка молча смотрит в пустоту.
Одна беда, на лице останется шрам. Друзья говорят, это даже круто, но что они понимают? И я опять все пересчитываю. Как в западне, ей-богу. У меня каждый раз такое чувство, что случится нечто ужасное и непоправимое, если я перестану считать. Ну я и считаю по сто раз. Бред же! Только дурные предчувствия меня почему-то не покидают. Они всегда со мной. Даже когда я счастлив.
Счастлив, повторяет бабушка.
А потом три раза подряд испускает громкий вопль: миссис Ричардсон, миссис Чой и ее сын оглядываются на нас. Тут бабуля затихает и растерянно озирается по сторонам, словно пытаясь зацепиться за что-то взглядом.
А вдруг тихо говорю я. А вдруг я схожу с ума? Вдруг я угожу в очередную западню и не смогу выбраться, а спасать меня будет некому?
Бабушкин взгляд на миг останавливается на моем лице и снова принимается блуждать по комнате.
Вдруг я угожу в западню вот как ты?
Филипп, с мольбой произносит она. Филипп!
Ужасный запах едва не сбивает меня с ног. Бабушка тихо хнычет, а я отправляюсь на поиски медбрата.
Да, киношный альцгеймер ужасно бесит.
Машина Хенны до сих пор валяется в канаве. Я проезжал мимо, когда ехал к бабушке. Кто-то накрыл ее брезентом, но в остальном ничего не изменилось. Может, сегодня ее куда-нибудь отгонят Эта мысль заставляет меня остановиться возле машины на обратном пути.
Надо же достать телефон.
Я паркуюсь и выхожу на улицу. Там снова тепло и солнечно, как и должно быть в мае, и в воздухе уже пахнет тухлой олениной, хотя прошло только два дня. Запах пока не очень сильный, в нос не шибает, но потом станет гораздо хуже. У нас под домом однажды сдох опоссум аккурат под гостиной. Вы не поверите, как может вонять даже такой мелкий зверек.
Оглядываюсь по сторонам. Да уж, мы и впрямь живем в глуши. Поблизости никого нет, только концы дороги с двух сторон уходят в густой лес. Почему, интересно, я чувствую себя воришкой? Это ведь мой телефон.
Брезент накрепко примотан к машине нейлоновой веревкой. Дверь со стороны водителя нормально закрыть не смогли, и там веревка слегка ослабла. Я выдергиваю из-под нее угол брезента, нагибаюсь и заглядываю в салон. Крышу снесло почти начисто: тачка теперь похожа на кабриолет с откинутым верхом.
Дохлятиной тут воняет куда сильнее, видимо, из-за скопившегося под брезентом тепла. В глубь раскуроченного салона уходит что-то вроде туннеля. Пробраться туда я не смогу, но можно наклониться и ощупать пол.
Начинаю залезать внутрь, стараясь не вдыхать испарения от гниющей, разогретой солнцем оленьей туши. Ребра слегка возмущаются, но мне все же удается дотянуться до пола под пассажирским сиденьем. В нише для ног образовался здоровенный округлый бугор.
Ха!
Нащупал, ура! Достаю телефон двумя пальцами и прямо в салоне пытаюсь его включить. Стекло потрескалось, но дисплей загорается и сразу гаснет. Батарейка села. Ну ладно, хоть работает, и на том спасибо.
Вонь дохлятины становится невыносимой, и я начинаю потихоньку выбираться наружу
В этот момент все вокруг озаряется ярким сиянием. Да, на улице и так светит солнце, но где-то совсем рядом вспыхивает яркий голубой свет. Я вижу прижатую к заднему стеклу оленью голову. Вижу металлические глаза мух, ползающих по меху. Свет становится еще ярче, я зажмуриваюсь
Перед глазами только одно: столп голубого света, который мы видели в лесу, когда мимо нас по Полю пробежал хипстер Финн.
Ныне покойный.
Мне страшно вылезать из салона.
И страшно оставаться в салоне.
Тут сияние гаснет. Так внезапно, что я на секунду слепну: глаза пытаются привыкнуть к обычному солнцу, слегка приглушенному брезентом.
Прислушиваюсь. Вокруг тишина.
А потом уже нет.
Какой-то звук. Совсем рядом. Звук, которого раньше не было.
Кто-то дышит.
Олень! Дышит олень, мать его! Оленья голова вздрагивает, а из ноздрей вырывается омерзительное влажное дыхание.
Я кубарем вылетаю из машины и забиваюсь в глубь канавы, а олень начинает раздирать короткими рогами брезент. Теми самыми рогами, что порвали мне щеку, когда их обладатель летел навстречу смерти. А теперь он брыкается и скачет, скидывая с машины брезент.
И вот он уже стоит.
Шея вся переломана, ноги тоже, но каким-то образом он на них держится, и ему вроде не больно. Олень стряхивает со шкуры мух; раздается жуткий хруст, когда его шея более-менее выпрямляется. А потом он обращает взор на меня.
Его глаза светятся голубым, реально светятся, и, пока я лежу у его ног в грязной канаве, самое большее, на что я способен, это не обоссаться.
Олень переводит взгляд на лес по другую сторону дороги, куда ушли его собратья. Осторожно и грациозно выпрыгивает из машины. Его ноги выглядят просто чудовищно, они физически не могут выдержать такой вес
Олень переводит взгляд на лес по другую сторону дороги, куда ушли его собратья. Осторожно и грациозно выпрыгивает из машины. Его ноги выглядят просто чудовищно, они физически не могут выдержать такой вес
Но ведь выдерживают. Фыркнув и тряхнув головой, олень скрывается в лесной чаще.
Глава восьмая
в которой Сатчел, Дилан и второй хипстер по имени Финн приходят в библиотеку и увлеченно ищут в книгах упоминания о Бессмертных; позднее, на похоронах Керуака, родители Сатчел обнимают дочь и позволяют ей спокойно прожить новое чувство; тем временем Бессмертные, способные проводить в нашем мире лишь ограниченное количество времени, начинают активные поиски постоянных Сосудов; они находят дядю Сатчел, который вырубился в своей полицейской машине на темной лесной дороге, где по ночам иногда происходят странные вещи; «Сандра?» успевает произнести он, и тут же ему снимают голову с плеч (не то чтобы совсем безболезненно).
Мне еще к немецкому готовиться, бурчит Мередит, сидя на заднем сиденье машины со стопкой распечаток.
Ты разве не любишь мини-гольф? спрашиваю я.
Никто не любит мини-гольф. Ты тоже не любишь. Просто прикалываешься.
Вполне может быть. Хенна даже клюшку в руках держать не умеет, а идея была ее.
Только я не понимаю, зачем ты меня с собой потащил?
Я ее потащил, потому что поодиночке после моей встречи с зомби-оленем и смерти двух хипстеров никто из дома больше не выходит. Мы с Джаредом теперь работаем только вместе, Мэл пока отказалась от вечерних смен в аптеке под предлогом подготовки к итоговым экзаменам, а Хенне так или иначе пришлось бы уволиться из кофейного ларька из-за сломанной руки. Наша мама все чаще ездит в столицу, планируя предвыборную кампанию, так что нам с Мэл каждый вечер приходится возить ее по кружкам и занятиям. А на выпускной (до которого осталось три недели, тик-так) мы точно идем все вместе, включая Нейтана и теперь еще Зовите-меня-Стива, потому что иначе небезопасно. Веселуха, ну!
Мэл смотрит на нашу сестру в зеркало заднего вида.
Хорош ныть, не то останешься без «Сердец в огне».
Мама тебя пока не отпустила, помнишь? спрашиваю я сестренку, когда мы выезжаем на наш крошечный участок автострады. И мы запросто ее переубедим.
Отпустит! Я уже купила билеты и Ой. Мередит осекается, сообразив, что ляпнула лишнего.
Я разворачиваюсь на сиденье.
Ну-ка, повтори!
Вид у сестрицы напуганный, и я прямо слышу, как крутятся шестеренки у нее в голове: она лихорадочно придумывает ответ.
Мередит, грозно произносит Мэл.
Та вздыхает.
Ладно. Я купила билеты.
Когда? спрашивает Мэл.
Как?! вопрошаю я.
Кредиткой оплатила, тихо отвечает сестрица.
Чем-чем?! Голос Мэл режет, как острый край бумаги. Мередит молчит. Мама выдала тебе кредитку?
Она не моя, оправдывается Мередит. Она привязана к маминому счету.
На ней стоит твое имя? спрашиваю я.
Ну да, но
Невероятно! с громким хохотом восклицает Мэл. Ну и мать, я балдею!
А что? У вас есть работа, у обоих, причитает Мередит, а я вообще ничего не могу себе купить.
Тебе десять лет, Непердит, напоминаю я.
Хватит так меня называть! Маме просто надоело вводить номер своей карты для оплаты моих музыкальных онлайн-курсов.
И поэтому она выдала тебе личную карту, ага, говорит Мэл. Самое логичное решение этой непроблемы.
Она запретила вам рассказывать
С чего бы это? злобно-непринужденно осведомляется Мэл. Ясно же, что в нашей семье царит равноправие, так зачем скрывать?
Я очень разумно распоряжаюсь деньгами.
Ага, покупаешь билеты на концерт «Сердец», например.
Мередит прячет глаза.
Деньги спишут только после концерта.
Тут мы с Мэл прыскаем со смеху.
Билеты для членов фан-клуба были доступны всего пару дней! начинает оправдываться Мередит. Если бы я не купила их сразу, они бы вообще мне не достались. Вчера я нашла их в почтовом ящике. На ее лице расцветает улыбка. Три билета!
Почему три? спрашивает Мэл. Могла бы взять два. Это дешевле, и мама бы не так разозлилась.
Вы же сказали, что оба со мной поедете. И вообще вместе веселей!