Кажется, я его видела, это папа одного из наших хипстеров, шепчет мне на ухо Мэл.
Они скрываются из виду, но жуткие вопли из коридора смолкают далеко не сразу.
Знаете, мне очень хочется домой, говорю я.
Глава шестая
в которой Сатчел находит у себя на подушке записку от Керуака, ее близкого друга, который с детства залезал в ее комнату по дереву за окном; он пишет, что совершил ужасную ошибку и теперь она должна постоянно носить амулет, который он тоже положил на подушку, носить его надо не снимая, что бы ни случилось; Сатчел сразу надевает амулет, а потом звонит своему дяде-полицейскому, выясняется, что Керуак умер и сегодня дядя возил его отца на опознание трупа.
Ночью, в 23:30, звенит мой будильник. Вообще-то я так рано обычно не сплю, но сегодня мне пришлось выпить полтаблетки болеутоляющего. Оказывается, в человеческом теле есть такие мышцы, о существовании которых ты даже не догадываешься, пока они не начинают болеть от резкого столкновения с огромной тушей пролетающего мимо оленя. Я медленно, очень медленно встаю любое движение отзывается внутри резкой болью. Натягиваю худи, но надеть кроссовки выше моих сил, это ж еще шнурки надо завязать. Поэтому просто надеваю первые попавшиеся тапки.
Прислушиваюсь. В доме тихо. Мама рано легла спать: ей утром ехать в столицу на экстренную встречу с партийным руководством. А всем остальным по барабану, сплю я или нет.
На лестнице меня встречает пристальным взглядом Мария Магдалина.
Ну, пошли, говорю я кошке, и та с мурлыканьем идет за мной.
Выхожу на улицу и изо всех сил стараюсь не хрустеть гравием на дорожке. Дождя больше нет, зато есть туман; дальние фонари подсвечивают мир однородным белым светом. Мари-Магс бесшумно семенит впереди, выбегает на дорогу и направляется в сторону Поля.
Там уже стоит тачка Джареда.
На моей памяти наш город осаждали: 1) зомби, 2) пожиратели душ (такие призраки), 3) любвеобильно-кровожадные вампиры и, наконец, 4) не знаю кто, которые убили Финна и вызвали массовый исход оленей (скорее всего эти события связаны между собой). У дедушки Джареда в юности были Боги.
Тогдашние хипстеры (или как они тогда назывались, хиппи?) вышли на бой с Богами, многие из них погибли, земля разверзлась и поглотила всю деревню. Очевидно, Богов и Богинь в конце концов уничтожили мы-то все здесь, а Богов нет. Их отправили восвояси, и мир, как водится, сделал вид, что ничего не было. Разлом объяснили вулканическим землетрясением, а история все благополучно умолчала.
Вот только одна Богиня успела повстречать дедушку Джареда (звали его Герберт, хипстеров с такими именами не бывает) и влюбилась в него. Они поженились и родили дочь, маму Джареда об этой истории он и не заикается. Даже про то, что ему нравятся мальчики, и то чаще говорит. (Джаред вообще очень скрытный, ага. И кстати, Джаред это его второе имя. А первое настолько ужасное, что никто, кроме меня, его не знает.)
Короче, его мама-полубогиня вышла замуж за папу, и у них родился сын за два месяца и два дня до дня моего рождения. Бабушки и мамы у него, считай, нет. Когда дедушка Герберт умер, бабушка вернулась в свои волшебные края, а мама руководит международным благотворительным фондом: спасает от вымирания львов, тигров и леопардов. Возможно, по документам она до сих пор замужем за папой Джареда, но по факту она давным-давно от них ушла, еще когда Джаред был маленьким. И у него остался только папа, мистер Шурин, который в восьмом классе вел у нас географию.
Джаред как-то признался мне, что считает себя «на три четверти евреем, на четверть Богом». От этого у него в голове возникает очень много вопросов, но ответов на них он до сих пор не получил. Кстати, он отмечал бар-мицву, и это было очень весело, правда!
Он редко об этом говорит о своем божественном происхождении. Да и вы бы не стали, особенно если ваша бабушка Богиня Кошек, а вы сами здоровенный восемнадцатилетний полузащитник и гей, который хочет жить нормальной, не хипстерской жизнью. Другое дело, если б она была Богиней Огня, Войны или Процветания Короче. Я знаю Джареда всю жизнь, и он всегда был очень ласков с кошками. Они ему поклоняются, ей-богу. А он обращается с ними бережно, терпеливо, ценит их и никогда к ним не лезет.
А еще он умеет их исцелять.
В общем, ты губу особо не раскатывай, говорит Джаред, кладя руку на мою заштопанную щеку. Ты не кот, а я всего лишь внук Богини.
Знаю, знаю.
Просто хочу, чтобы ты понимал: мои возможности не безграничны.
Понимаю.
И сам бы рад, да вот не могу.
Я смеюсь и тут же морщусь от боли.
Вот это знают вообще все, Джаред. Что ты и сам бы рад.
Ну, мало ли что люди знают. Так, приготовься: это может быть больно.
Вдруг моей щеке становится очень тепло, а от ладони Джареда начинает исходить тусклый свет. Я стараюсь не морщиться, когда тепло усиливается Тут Джаред убирает ладонь. Заглядывает под повязку.
Чуток получше стало, говорит. Но шрам все равно останется. Тут уж я бессилен.
Ничего. Зато болит уже гораздо меньше.
Это действительно так. Прикасаться к ране все равно неприятно, но ощущения такие, как будто она не свежая, а заживает дня три-четыре. Когда исцелять надо не кошек, Джаред не очень силен. Зато от его прикосновений ребра перестают болеть почти полностью, да и нос уже не кажется одной сплошной болячкой размером с кулак.
Ничего. Зато болит уже гораздо меньше.
Это действительно так. Прикасаться к ране все равно неприятно, но ощущения такие, как будто она не свежая, а заживает дня три-четыре. Когда исцелять надо не кошек, Джаред не очень силен. Зато от его прикосновений ребра перестают болеть почти полностью, да и нос уже не кажется одной сплошной болячкой размером с кулак.
Он с детства нам так помогает. Спортивные травмы, простуды, головная боль полностью избавить от недуга Джаред не может, но врачи и родители постоянно восхищаются силой нашего иммунитета. Увы, он не в состоянии исправить то, что происходит у нас в голове, а это ведь тоже болезнь, просто куда более сложная, чем любые мышечные боли; спасая меня от навязчивых состояний, Джаред делает это как друг, а не как Бог. Но помощь эта настоящая, и я ее очень ценю.
Жаль только, что в это невозможно поверить. Вы ведь скорей всего не поверите ни единому моему слову про бабушку-Богиню, про самого Джареда, про хипстеров и чехарду с вампирами. Спишете все на психосоматику: мол, мне становится лучше, потому что я верю в целительные способности друга. Но мне по барабану, что вы там думаете, если честно. Это все бред и фантазии? Мы вырастем и поумнеем? Что ж, пожалуйста, думайте так: я ведь не могу решать за вас, что правда, а что нет.
Но и вы решать за меня не имеете права. Это я решаю. Не вы.
Джаред устало откидывается на спинку сиденья и смотрит на туман. Мария Магдалина развалилась на заднем сиденье и мурчит так, словно у нее только что был самый лучший секс в жизни. Вокруг машины собралось множество других кошек, просто сотни: их, видимо, привлекли божественные действия Джареда, которые для них вроде маяка. В свете фар сверкает зеленым множество пар глаз; несколько кошаков сидит на багажнике и капоте, все дружно мурлычут, а некоторые пытаются мять лапами металл и окна.
Утром попытаюсь тайком пробраться к Хенне, говорит Джаред. Только бы не попасться на глаза ее родакам Он поворачивается ко мне. Слушай, ну почему меня так не любят чужие родители? Я вроде положительный, а? Взрослые, наоборот, таких обожают!
Родители Хенны никогда не говорили, за что именно они недолюбливают Джареда, но догадаться нетрудно: о его родителях ходят разные слухи. Глубоко религиозные Силвенноинены, может, и не верят во всякие языческие штуки, но осадочек остается даже у них.
Что же до моих родителей до моей мамы, по крайней мере, то здесь все куда проще.
Слышал про Манкевича?
Ох, да. Опять они за свое
Мистер Шурин выставляет свою кандидатуру на всех выборах, где участвует моя мать. И всегда проигрывает. Серьезно, еще ни разу не победил! Политическая демография наших мест никогда не позволит ему получить больше сорока пяти процентов голосов Но он не сдается. Они зарегистрированы в одном округе и четыре раза бились за место в палате представителей легислатуры штата, дважды за должность в сенате штата и теперь, конечно же, сразятся за место в конгрессе.
Время от времени это делает нашу с Джаредом дружбу немного странной. Ну, страннее. И все-таки мы дружим, к вящему раздражению моей мамы. А мистеру Шурину и невдомек, такой он добрый.
Мне кажется, Мэл проголосует за твоего папу, говорю я.
Ну, не знаю. Я бы на ее месте не стал. Как-то это неправильно: голосовать против собственного родителя.
Ты же нашу мать на дух не переносишь!
Да, но это не повод для войны. Зачем причинять друг другу боль?
Видимо, из-за таких убеждений твой папа и проигрывает на выборах.
Джаред смеется.
Ладно, выборы-то еще не скоро, говорю я. К тому времени мы оба уедем учиться. Пусть хоть разок без нас обойдутся.
Мы с Джаредом поступаем в разные универы причем нам обоим светят стипендии и огромные кредиты на образование, которые мы, наверное, будем выплачивать до гробовой доски, но оба универа находятся в одном городе. В двух штатах отсюда. План пока такой: остаться друзьями. И может быть, вместе снимать квартиру. И в идеале никогда не возвращаться домой.
От одного универа до другого сорок пять минут на машине. Так ли легко все будет на самом деле? Удастся ли исполнить задуманное? Даже здесь, дома, мы нечасто выбираемся в соседние города, до которых ехать час.
Пока мне не хочется об этом думать.
Я растягиваюсь на пассажирском сиденье: боль стала гораздо терпимей. Я даже могу дотянуться до ног (которые жутко замерзли в одних тапках). Вдруг я замечаю за окном какое-то движение Огромная пума выходит из тумана и кругами подбирается к машине.
Ну здравствуй, подруга, говорит ей Джаред, открывая дверь.
А потом проводит рукой по ее голове, спине, хвосту. Слышали когда-нибудь, как мурчит пума? Как вертолет. Она садится чуть поодаль на мокрую траву и сидит там, словно статуя, едва заметный темный силуэт. Я уже знаю по опыту, что она не уйдет, пока мы не уедем: будет стеречь нас и защищать, если придется.
Вот это я понимаю безумие, да. Джаред закрывает дверь.
Я признался Хенне в любви, говорю я. Перед тем как мы сбили оленя.
Он удивленно распахивает глаза.
Она успела ответить?
Я медленно выдыхаю через нос. И тут сознаю, что нос у меня дышит. Тихонько дотрагиваюсь до него пальцем.