Не может быть, сказала я.
Может, убежденно повторил Олег. Очень даже может быть!
Значит, он что, инспирировал все эти письма?
Инспирировал? спросил Олег, с некоторым усилием произнося незнакомое слово. Что это значит?
Одним словом, руководил, вдохновлял, так, что ли?
Вот именно, подхватил Олег. Так оно и есть. Знаете, как он все это делает? Само собой, прочитал об этом конкурсе в вашей газете, и уже тогда, когда прочитал, у него был создан целый план действий. Да, не смейтесь, именно план действий!
Я вовсе не смеялась, мне и в самом деле было далеко не до смеха.
Он же завуч, как вы знаете, и от него что-то зависит, отношение педагогов к ученикам, отметки, аттестаты и все такое прочее. И вот, таким вот образом, отец вызывал к себе родителей некоторых учеников, само собой, не тех, кто хорошо учился, а других, похуже, и говорил: «Почему бы вам не написать о нашей семье в центральную газету? Вы знаете о том, что в такой-то московской газете объявлен конкурс «Лучший человек, которого я знал», а вы возьмите да и напишите о лучшей семье нашего города». И начинал восхвалять себя, и маму, и всех нас. Говорил, что семья и вправду необыкновенная, что мы являемся полезными, очень нужными членами общества, что на нас равняются многие, что мы пример для всех остальных жителей, и много еще всякого он говорил.
Кому же он так говорил? спросила я.
Не всем, конечно, а выборочно. Например, тем родителям, у которых ребята плохо учатся, или родителям детей из маминого детского сада
Вот как? сказала я.
Он одной матери так прямо и сказал, я сам однажды слышал: хотите, чтобы к вашему ребенку относились лучше, чем ко всем остальным, напишите письмо в редакцию
И она написала?
А как же. Сперва, правда, все отнекивалась, не знаю, как писать да что, но он взял да и продиктовал ей, что следует писать
Олег усмехнулся:
Смешно, честное слово! Диктант на дому
Нет, сказала я. Совсем не смешно.
И за старуху Бобылеву он тоже сам написал, сказал Олег. Потом уже она переписала все, как есть.
За кого?
За Бобылеву Веру Максимовну, может быть, помните, она писала о том, что Праховы посылают посылки с яблоками из своего сада в детские дома?
Да, помню.
В этот миг мне даже вспомнился конверт, в котором было письмо, самодельный, из коричневой бумаги, склеенный по краям. Вспомнился и почерк Бобылевой, длинные буквы, слегка сползающие вбок.
Все вранье, что вы записали, все, с самого начала до конца, продолжал Олег. Каждое слово вранье! И на фронте он не был, ему ногу в детстве оттяпали, под машину попал, едва жив остался. А вам говорил, что на фронте потерял ногу.
Я взяла свой магнитофон, нажала кнопку.
В комнате послышался медленный, внушительный голос Прахова:
На фронт я попал мальчиком с первого дня. Да, буквально с первого. Так вышло, что я стал сыном полка. Но однажды, уже в конце войны, я в лесу напоролся на мину, попал в госпиталь, в Москву
Я выключила магнитофон.
Как же так можно?
Значит, можно, сказал Олег. И не вам одной он эти самые сказки плетет.
Я выключила магнитофон.
Как же так можно?
Значит, можно, сказал Олег. И не вам одной он эти самые сказки плетет.
Мне чудилось, это все неправда, просто снится странный, необычный сон, в котором кажется, что все происходит на самом деле, а в действительности сон есть сон, и ничто другое
Но нет, то был не сон, а явь. Неподдельная, подлинная явь.
Думаете, мы и вправду приемыши? спросил Олег и сам же ответил: Да ничего подобного! Мы все его родные дети, а вовсе не приемыши. Честное пионерское, родные
Он с жаром произнес «честное пионерское», щеки его вспыхнули, глаза загорелись.
Подожди, сказала я. Не волнуйся. Не надо так нервничать
Не могу, сказал он. Ненавижу неправду! Всякую неправду. У меня был друг, мы с ним дружили с первого класса. А теперь я его знать не хочу, потому что поймал на лжи. Он врун. Кругом сплошные вруны
Крепким смуглым кулаком Олег пристукнул по столу.
Почему? спросил. Ну почему люди так охотно и часто лгут?
Я испугалась: вдруг он расплачется. Не выдержит и разревется, а это ужасно видеть широкоплечего парня, почти юношу, плачущим, словно слезливая девчонка
Не все лгут, возразила я. Поверь, что очень многие, так же как и ты, ненавидят ложь и предпочитают говорить правду, какой бы горькой она ни была!
Мало таких! угрюмо заметил Олег.
А по-моему, много; сказала я. Слушай, одного я не понимаю, ведь твой отец производит впечатление умного, безусловно все понимающего человека.
Что есть, то есть, он, конечно, неглупый, согласился Олег. Главное, очень хитрый.
Допустим, пусть не умный, скорее хитрый, во всяком случае не дурак. Но неужели он не понимает, что любая неправда так или иначе вылезет наружу? Ведь это же совсем нетрудно проверить все его слова и убедиться, что и на фронте он не был, и дети не приемыши, а родные, и письма пишутся чуть ли не под его диктовку
Олег невесело усмехнулся:
Думаете, он этого не понимает? Ему и мама то же самое как-то сказала: это все совсем не безобидно; и я тоже сколько раз говорил смотри, проверят, узнают всю правду, что тогда будет? Мама даже плакала, говорила, стыда не оберешься, зачем ты так
А в самом деле, зачем он так? спросила я. Для чего ему все это нужно?
Неужто непонятно? удивился Олег.
Представь, не очень.
А по-моему, все очень ясно. Он невероятно честолюбив, вот потому-то ни с кем и ни с чем не хочет считаться, прет напролом
Допустим, не сдавалась я. Допустим, он жаждет славы, популярности и всего такого прочего. Но может же он, в конце концов, заглянуть хотя бы немного вперед и осознать, что будет, когда проверят и выяснят, что это все чистой воды неправда?
Я ему говорил то же самое, и знаете, что он мне ответил? спросил Олег. Он сказал: да, безусловно, могут проверить, а могут и не проверить, поверят на слово. Ведь столько писем идет в адрес газеты, не могут же не верить этим письмам, и потом, вообще наши газеты не любят писать опровержения, дескать, произошла ошибка, все это оказалось совсем не так, не соответствует действительности. Так что даже если и выяснят, сказал отец, то все равно это все уголовно не наказуемо, за это не судят и не дают срок. А опровержение, повторяю, вряд ли появится, не будут же сперва печатать, а после опровергать столько писем
Вот он какой, промолвила я. Расчетливый человек
Еще бы! воскликнул Олег. И скользкий к тому же, никак не ухватишь его, все равно вывернется.
Да, это ты верно сказал, он скользкий, заметила я.
Мама говорит, что он очень умный, что если бы не эта самая жажда славы, он мог бы стать настоящим человеком
Олег замолчал, потом продолжал снова:
С нами, когда я был маленький, жила бабушка, его мать. Она рассказывала, что он еще в детстве говорил: «Хочу быть знаменитым»
Я подумала о том, что, если бы очерк о нем появился в газете, пространный, с фотографиями, как и было задумано, он бы действительно, наверное, прославился на какое-то время.
Ну, а что было бы потом? Если бы проверили и узнали всю правду?
Возможно, ему бы ничего не сделали. В сущности, он все рассчитал психологически точно: наша пресса не любит опровержений. Что есть, то есть.
Может быть, если бы все выяснилось, его бы пожалели, как-никак инвалид, многодетный, зато мне бы досталось как следует, и, не могу не признать, поделом, потому что нам, газетчикам, нельзя доверяться словам, мы должны проверять досконально каждое слово, каждый факт
И это тоже не все, продолжал Олег. Дело не только в жажде славы, а еще в самой что ни на есть обыкновенной выгоде.
О чем ты говоришь? удивилась я. О какой выгоде?
Сейчас я вам все объясню, сказал Олег. Вы уже знаете, что мы посылаем яблоки из нашего сада в детский дом, куда-нибудь в Волгоград или в Пензу.
Знаю, сказала я. Это тоже неправда?
Нет, это правда. Мы действительно посылаем яблоки, сливы, груши из нашего сада в детские дома. А потом отец пишет письмо. Дескать, дорогие друзья, кушайте на здоровье, поправляйтесь, мы эти яблоки или там груши для вас собирали, сами за ними ухаживали, как могли, растили и следили за ними
Ну, в этом я не вижу криминала, сказала я. Собирали яблоки? Выращивали их? А потом послали в детский дом? Это все вполне, если хочешь, пристойно
Пристойно, согласился Олег. Кто же спорит? А вы послушайте дальше. Дальше вот что: спустя какое-то время отец получает ответ из детского дома, дескать, спасибо за вашу заботу, приезжайте к нам, всегда рады, и все такое прочее в том же роде. Тогда он пишет еще одно письмо на часовой завод в Пензу, или на Горьковский машиностроительный завод, в котором есть цех ширпотреба, или на московскую фабрику «Большевичка», или на ленинградский «Скороход», или еще куда-нибудь. Пишет, что он послал семена цветов и фрукты в ихний детский дом, а у него, между прочим, есть семья, и тоже дети, и семейству его нужно то-то и то-то
Что именно? спросила я.
Что именно? переспросил Олег. Часы, кастрюли, куртки, лыжный инвентарь, садовый инструмент, оконная замазка, тес, стекло, шифер, кеды, теплое белье, вязаные свитера, джинсы, обои, транзисторы, обивочная ткань, электрические утюги, все, что хотите, всего не перечислить. У отца имеется точный список предприятий нашей страны, спросите его, в каком городе производят чайники со свистком, в каком самая лучшая копченая рыба и в каком хорошие тренировочные костюмы, он вам сразу же ответит и никогда не ошибется
И что же? спросила я. Чего он добивается такими вот письмами?
О! воскликнул Олег. Результаты самые что ни на есть! Нам шлют посылки то из Хабаровска, то из Пензы, то из Новосибирска, то из Адлера. Недавно, например, мы получили из Сочи посылку, инжир и чернослив
У вас в вазочке на столе был чернослив, сказала я.
Вот-вот, он самый. Посылки идут со всей страны в наш адрес, пишут нам и школьники, и рабочие, и ветераны, дескать, какие Праховы самоотверженные, хорошие, благородные Просят советов, как жить, как сделать так, чтобы стать такими же, как Праховы, и все в том же роде. А тут еще столичная газета прославит, заснимет всех в саду, на прогулке, еще где-нибудь
Газета не прославит, прервала я Олега.
Олег прищурил один глаз.
Вы не обратили внимания, как я вас встретил?
Нет, а что?
Я спросил сразу, не из газеты ли вы?
Верно, подхватила я. А твой отец притворился, будто бы и слыхом не слыхал ни о какой газете