Отличается, промямлила я.
Чем? Тетя оживилась.
Но ответа она так и не получила я продолжала молча смотреть на карточки и теребить подол платья.
Ну ладно, она, наконец, отстала от меня с вертолетом, перейдем к следующему вопросу.
Тетя разложила передо мной новые карточки. На них были нарисованы люди.
Это мама, сказала она, выкладывая на стол картинку с красивой темноволосой женщиной, к которой я тут же приклеилась глазами, это бабушка, это девочка
Она что-то еще говорила, перечисляя людей на картинках, но я видела только маму. У нее была добрая ласковая улыбка, и на мгновение мне стало спокойно и хорошо. Я даже забыла о взрослых людях, которые сидели за столом напротив меня.
Расположи их, пожалуйста, по хронологии.
Я не поняла задания, но постеснялась переспросить. Только посмотрела на тетю так растерянно, что она и без слов все поняла:
По старшинству.
До меня, наконец, дошло. Я кивнула и начала раскладывать. Первой положила, конечно, маму. Следом картинку с самой старенькой бабушкой. Потом с другой бабушкой, чуть моложе. И в конце картинку с девочкой. Выполнила задание и с гордостью посмотрела на тетю.
Таааак, протянула она задумчиво, а почему в таком порядке?
Я молчала, не знала, что ответить. Только удивилась ее непонятливости: казалось, и так все ясно. Не надо ничего объяснять.
Почему мама у тебя первой стоит?
Ну, это же мама. Она всех главней!
Нет, подожди. Бабушка старше мамы? Ей больше лет?
Больше, торопливо кивнула я, но МАМА главней бабушки!
Я не понимала, почему эта тетя не знает простых вещей. Кто еще в этом мире важнее мамы?
И что?
Мама это мама! Не знаю, откуда во мне взялось столько смелости, но первый раз в жизни я настаивала на своем. Она мама для девочки. И мама для бабушки. И мама для
Ты уверена? перебила женщина.
Да! пылко уверяла я, что именно так и есть. Нет на свете никого важнее мамы!
Ладно-ладно, стала меня успокаивать тетя, только не переживай. Давай перейдем к другим заданиям.
Я уже не помню, что мы там делали дальше с этой комиссией, какие еще были вопросы. Помню только, что ушла оттуда относительно довольной собой. Хотелось с кем-нибудь поделиться успехами, но урок с маслом и Аней, которая меня предала, остался в голове навсегда. Я больше никогда и никому ничего не рассказывала. Да и не было между нами, детьми, откровений. В принципе ничего не обсуждали между собой, ничем не делились. Сидели каждый в своей воображаемой норе, не общались, не спрашивали: «Как у тебя дела?» Такое было не принято. Я просто сама догадалась, что справилась не хуже остальных. И тут вдруг следом за мной прибегает Серега.
Больше, торопливо кивнула я, но МАМА главней бабушки!
Я не понимала, почему эта тетя не знает простых вещей. Кто еще в этом мире важнее мамы?
И что?
Мама это мама! Не знаю, откуда во мне взялось столько смелости, но первый раз в жизни я настаивала на своем. Она мама для девочки. И мама для бабушки. И мама для
Ты уверена? перебила женщина.
Да! пылко уверяла я, что именно так и есть. Нет на свете никого важнее мамы!
Ладно-ладно, стала меня успокаивать тетя, только не переживай. Давай перейдем к другим заданиям.
Я уже не помню, что мы там делали дальше с этой комиссией, какие еще были вопросы. Помню только, что ушла оттуда относительно довольной собой. Хотелось с кем-нибудь поделиться успехами, но урок с маслом и Аней, которая меня предала, остался в голове навсегда. Я больше никогда и никому ничего не рассказывала. Да и не было между нами, детьми, откровений. В принципе ничего не обсуждали между собой, ничем не делились. Сидели каждый в своей воображаемой норе, не общались, не спрашивали: «Как у тебя дела?» Такое было не принято. Я просто сама догадалась, что справилась не хуже остальных. И тут вдруг следом за мной прибегает Серега.
Соня, смотри, а мне дали чупа-чупс!
Да? Конечно, мне стало обидно оттого, что ему дали, а мне нет. Но я ничего не сказала.
И мне тоже дали! влетела следом за ним запыхавшаяся Ленка.
Круто. Я отвернулась от них.
Слезы побежали из глаз. Я сидела и думала: «Почему мне так не везет?!» Я же хорошо ответила, все правильно рассказала. Значит, все-таки отсталая? Значит, плохая?
Много лет спустя, когда я была уже в одиннадцатом классе, наш психоневролог Анна Анатольевна дала мне бумагу с результатами той комиссии. В ней значилось примерно следующее: «До десяти считает с ошибками, цифры не складывает, слоги в слова не соединяет, низкий уровень логического мышления». И что-то еще, очень неприятное. Если бы тогда мне сказали все это прямо в глаза, я бы очень расстроилась. Может быть, потеряла бы веру в себя. Поэтому хорошо, что меня оставили с ощущением «я справилась», хотя и без чупа-чупса.
Конечно, те результаты уже не имеют значения. Я прекрасно понимаю, что знала тогда меньше всех не потому, что глупая или отсталая, а из-за дома ребенка. С нами там не занимались, но это еще полбеды. Главное в том учреждении я испытывала непрерывный стресс. У меня не оставалось сил ни на что другое, я могла только бояться. Страх блокировал мозг. Обесточил память. Какие тут знания?
Но, поскольку меня из-за «отсталости» в детдоме никто не обижал, не унижал, даже близко такого не было, я не придавала этому особого значения. В дошкольном отделении и взрослые, и дети бережно относились друг к другу. Кстати, из нашей группы никого не отправили в коррекционный интернат. Нас тогда всех взяли в первый класс. И только потом уже отсеивали по знаниям кто тянет, кто не тянет программу. Тех, кто не тянет, переводили в учреждение другого вида, для умственно отсталых детей.
И еще накануне школы я выучила букву «Р». У нас в дошкольном отделении был логопед, она со мной занималась. Ее, кажется, звали Тамара. И меня страшно бесило, когда она совала свои пальцы мне в рот, чтобы что-то там поправить. Я не могла этого выносить, готова была ее укусить! В итоге сама выучила эту несчастную букву «Р» «зарычала» всего за одну прогулку. Просто ходила вокруг нашей беседки на площадке и тренировалась, тренировалась. А потом подошла к воспитательнице с заявлением:
Я к логопеду больше в жизни не пойду!
Как это так? не поняла она.
Ррррррр, старательно зарычала я на нее.
Ааа, вон оно что, мама Таня улыбнулась, нет, все равно иди. Сейчас твое время.
Взбешенная, я топала через игровую комнату и холл к кабинету. Открыла дверь к этой тете Тамаре и выпалила фразу, которую репетировала всю дорогу:
Я больше не буду к вам прррриходить!
Я так смогла. Проявила характер, заявила о своем желании вслух. Я выучила! Я сумела! Я победила.
В дошкольном отделении мы продолжали жить по строгому расписанию как и в доме ребенка, как и во всех учреждениях на свете. Но все-таки там у меня было детство. Полтора года детства. Мама Таня и мама Оля ко всему относились легко ну пролил и пролил, ну испачкал и испачкал, ну не доел и не доел. Это же дети.
Благодаря такому отношению к нам я верю, что ребенка гораздо лучше воспитывает доброта, чем жестокость. Этот важный пример остался со мной на всю жизнь. Только когда перестала бояться наказаний и побоев, я научилась играть, улыбаться и иногда даже смеяться. Научилась говорить вслух. И хотя у меня не было какой-то одной «любимой» воспитательницы, ни с кем из них не возникло близких отношений, все они стали мне дороги.
Глава 14
Учительница
И вот настало первое сентября. Нас нарядили в дурацкие костюмы, девочкам прицепили на волосы белые банты. Из-за этого «украшения» я, и без того высокая, стала на две головы больше всех остальных. В первый класс вместе со мной поступили пятеро одногруппников: Ленка, Дима, Сережа, еще один Сережа. Мы были девяносто второго и девяносто третьего года рождения. И вот мы все пошли. Не было никакого прощания с воспитателями. Был только страх перед новой жизнью.
Огромный двор. Море детей сто восемьдесят сирот. И все они старше, чем мы. Дошла моя очередь читать стихи, и только я открыла рот, как все засмеялись.
Дылда, раздался чей-то голос.
Негр, подхватил другой.
Смех нарастал, усиливался по кругу, и через мгновение смеялись уже все, даже взрослые. Я держалась изо всех сил только потому, что большая, пришла в первый класс. Нечего реветь! Хотя всегда очень легко начинала лить слезы: они были защитной реакцией на все. Стоило, например, сказать мне: «Говори громче», и я уже реву. Учительница, которая стояла рядом с нами, не реагировала на происходящее. Она не смеялась вместе с остальными, но и не защищала меня: просто невозмутимо глядела перед собой. Еще до начала линейки мы успели ее рассмотреть мне она показалась добренькой. И после торжественной части она отвела нас в класс. Рассадила.
Меня зовут Людмила Ивановна, представилась она, а вас как зовут?
Мы назвали свои имена.
Хорошо, кивнула она, а теперь слушайте внимательно. У меня все дети учатся под номерами. Ты, Оля, будешь первым номером. Ты, Дима, вторым. Ты, Соня будешь третьим, а Лена четвертым. Сережа будет пятым и еще один Сережа шестым.
Потом она подняла нас с мест и рассадила по порядку, по номерам. Лишиться имени было обидно, но что мы могли поделать? Четыре года начальной школы мы все так и жили под номерами.
У Второго нет домашнего задания, сверкала она глазами на Диму, почему?!
Четвертый сегодня дежурит, напоминала Людмила Ивановна Лене.
Третий, к доске! вызывала она меня.
Это было очень обидно! Как будто мы не дети, а какие-нибудь предметы с инвентарными номерами. Утешало меня только сравнение с предыдущим «номером три». Я думала: «О, у меня третий номер, как у Лены Бабкиной, а она отличница. Значит, все у меня будет хорошо». Так и терпела команды: «Третий, открой тетрадь! Третий, подойди ко мне!» А Людмила Ивановна продолжала в своем духе каждому новому ребенку, который приходил к нам в класс, она присваивала свой номер. В первом классе к нам добавился еще один Сережа. Потом пришла Олеся. Учительница их так и называла «Седьмой» и «Восьмой». А когда Диму перевели в детский дом для умственно отсталых это случилось после первой же четверти в первом классе, он не справлялся с программой, его номер сразу пропал. Первый, Третий, Четвертый, Пятый, Шестой, Седьмой, Восьмой. В итоге за четыре года у нас дошло до того, что был Шестнадцатый и даже Семнадцатый.