Лавка отыскалась на Мостовой улице, бывшей, с учетом небольшого моста, как бы продолжением Выгонной дамбы, по которой Лабрюйер и был доставлен к Александровским высотам. Она как раз шла вдоль стены, окружавшей лечебницу, и дальше к железной дороге и Кайзервальду.
Время было почти вечернее, в лавке скучала хозяйка, Лабрюйер явился нежданным развлечением, купил жестяную коробочку с монпансье порадовать Пичу, а потом завязал разговор не страшно ли молодой и красивой женщине жить по соседству с сумасшедшими.
Не такие уж они сумасшедшие, сказала хозяйка. Иные даже совсем приличные господа, а лечат расстроенные нервы.
Да, такое бывает. Хорошо, если у человека есть умные родственники, вовремя уговорят полечиться и еще карманных денег дадут. А ведь есть и несчастные, о которых позаботиться некому
Лабрюйер вздохнул и возвел взор к низкому потолку лавки.
Ох, да, есть, есть согласилась хозяйка.
У моих знакомых сын в лечебницу попал. Студент, умница, медик, первым на курсе был, и надо же заучился. Перестал понимать, где обычные люди, а где больные, всех лечить пытался. Так со всеми книжками его в лечебницу и свезли.
Это была ловушка хозяйке следовало вспомнить про другого студента. Но она заговорила о постоянном жителе Александровских высот маленьком и щупленьком старичке, отчего-то вообразившем себя драгунским капитаном.
Так-то он обо всем хорошо рассуждает, знает, который день, которого числа, его гулять отпускают, знают, что всегда вернется. А как вспомнит, что он драгунский капитан, так и начинает чушь нести, бедненький. И дамы все от него без ума, и государь император его крестом наградил.
И что же, неисцелим?
Неисцелим
И сюда, к вам, захаживает? Как же он через забор перелезает?
На Аптекарской ворота и калитка есть, иногда через нее можно проскочить, а подальше две доски в заборе расшатаны, снизу гвозди вынуты, они раздвигаются и можно пролезть. Да вы не бойтесь, ничего страшного! Они тихие, буйных держат взаперти. И они далеко не уходят. Здешние их знают и молчат. А если уйдут подальше их сразу заметят, на них же больничные халаты и колпаки.
Слово за слово Лабрюйер узнал все, что только мог, про нравы Александровских высот. И у него в голове стал складываться план.
Возвращаясь, он чувствовал себя Змеем Горынычем: одна голова готовила штурм Александровских высот, другая маялась от острой зависти к молодым офицерам и инженерам, обсуждавшим модели гидропланов. Он тоже хотел быть таким не очень опытным, но целеустремленным, убежденным в своей правоте, немного идеалистом и романтиком на службе Отечеству. Но, видимо, при его ремесле идеализм выветривался еще до тридцати, а оставалось что-то малопонятное то, чем иногда бравировал Енисеев, рассуждая о высоких материях. Третья голова ошалело повторяла: Наташа, я пишу тебе эти строки, Наташа, я пишу тебе эти строки
Возвращаясь, он чувствовал себя Змеем Горынычем: одна голова готовила штурм Александровских высот, другая маялась от острой зависти к молодым офицерам и инженерам, обсуждавшим модели гидропланов. Он тоже хотел быть таким не очень опытным, но целеустремленным, убежденным в своей правоте, немного идеалистом и романтиком на службе Отечеству. Но, видимо, при его ремесле идеализм выветривался еще до тридцати, а оставалось что-то малопонятное то, чем иногда бравировал Енисеев, рассуждая о высоких материях. Третья голова ошалело повторяла: Наташа, я пишу тебе эти строки, Наташа, я пишу тебе эти строки
Подъезжая по Выгонной дамбе к Ганзейской улице, Лабрюйер велел орману ехать помедленнее. Хотя уже давно стемнело и Сенька Мякишев наверняка ждал в фотографическом заведении, Лабрюйер все же глядел по сторонам вдруг в свете фонаря мелькнет полуцыганская физиономия. Тогда можно было бы прихватить парня с собой.
Но не Сеньку он увидел, а Лореляй.
Хотя приличной даме не положено стоять на тротуаре, пусть даже с другой приличной дамой, потому что это удел проституток, Лореляй явно плевала на правила хорошего тона.
Ну-ка, шагом, велел орману Лабрюйер и внимательно разглядел дом, возле которого Лореляй затевала свои проказы. Он подумал: «Вот тут, скорее всего, не гостиница, потому что нет вывески, но и не квартиры добропорядочных бюргеров, потому что у тротуара стоят два автомобиля и три конных экипажа». Скорее всего, богатые меблированные комнаты, решил Лабрюйер, и нанимают их дамы известного поведения
Надо полагать, эти дамы берут с поклонников побольше, чем проститутки с Канавной улицы, и берут красиво драгоценностями, так подумал Лабрюйер и пожелал Лореляй удачи. Пусть ее ловкие пальчики сумеют молниеносно вынуть из ушей зазевавшейся хмельной барышни алмазные сережки! Барышню не жалко не тяжким трудом сережки добыты.
На Александровскую, приказал он Бертулису Апсе. И тот чуть ли не за десять минут его туда доставил.
В лаборатории Лабрюйер обнаружил Хоря, одетого по-мужски, и очень довольного Сеньку. Хорь учил его проявлять и закреплять отпечатки на карточках, и Лабрюйер впервые пожалел товарища по наблюдательному отряду, от души пожалел: ему, видно, сильно недоставало компании сверстников.
Ну, Мякишев, докладывай, сказал он.
Сенька выложил перед собой листок с планом, вычерченным рукой, которая не часто бралась за карандаш.
Дом, возле которого караулила жертву Лореляй, действительно предлагал во втором и в третьем этажах меблированные комнаты. По соседству, на Охотничьей, располагалась гостиница, чуть подальше можно было снять скромную комнату и даже угол в подвале. Других мест, где бы мог поселиться приезжий, Сенька не обнаружил.
Хорь, нужны еще карточки с блондинкой, сказал Лабрюйер. Завтра ты, Мякишев, пойдешь искать женщину. Может статься, ты ее не найдешь, но нужно убедиться, что ее в тех краях нет. Спрашивать будешь так: ее возил орман Бертулис Апсе. А фотографическую карточку дал тебе один господин. И, если начнут расспрашивать, дай понять, что все дело в господине, дама от него сбежала, а он ее ищет. Может, жена, может, сожительница, кто их разберет. Понял?
Да понял
Если скажут, что живет там-то и там-то, постарайся увидеть и убедиться, что она.
Ты действительно полагаешь, что между блондинкой, Ротманом и «черепом» есть какая-то связь? спросил Хорь.
Явной вроде бы нет. Но «череп» выследил Ротмана и не постеснялся караулить его с револьвером возле самого жилища. Если «череп» или сам ходил за Ротманом, или кого-то посылал, то он знает, что Ротман побывал в нашем заведении. А он не тот человек, чтобы заказывать карточки для подарков родне. То есть «черепу» могло стать любопытно, зачем он сюда приходил и не будет ли от нас какого вреда. Блондинка, возможно, и раньше тут мельтешила, просто мы ее не заметили. А вот что бы могло объединять сумасшедшую фрау Крамер, «черепа» и блондинку этого я даже предположить не могу.
Вот как ты комбинации составляешь
Да они сами составляются.
Ловко
Обычное дело. Очень удобно шахматные фигурки использовать. Вот у нас на доске блондинка, «череп», Ротман и фрау Крамер. А вот еще одна фигурка некая Матильда, у которой Ротман, возможно, прячется. Хм, Матильда Тут я попробую расспросить одного человека. Но сейчас пора ужинать и спать. Завтра с утра много дел.
Где будет жить Мякишев?
Я придумал, где будет жить Мякишев. Сегодня еще здесь переночует, а завтра устроим ему новоселье.
Утром Лабрюйер отправился к Шнеерзону.
Здравствуйте, господин Шнеерзон, сказал он, войдя в маленькую мастерскую. Во-первых, я на вас обижен, очень обижен. Отчего вы до сих пор не прислали Гришу с Дорочкой?
Скорняк заулыбался.
Я всем всегда говорю, что во всей рижской полиции не найти второго такого порядочного человека, как господин Гроссмайстер, ответил он. Вы пришли наконец заказывать шапку?
Нет, господин Шнеерзон, я пришел поговорить об одной девушке. Вернее, она уже давно не девушка, и лет ей, я думаю, куда больше сорока, но вы могли ее знать в молодости.
Так вы садитесь, садитесь, господин Гроссмайстер! Моя Лея сегодня с утра испекла пирожки с легким. Хотите пирожки с легким? Она кладет в них лук, рубленое яичко, и они получаются нежными, как весенние цветочки. А запивать их надо куриным бульоном.
Отведав пирожок и выпив кружку отличного горячего бульона, Лабрюйер попросил супругу скорняка остаться.
Я начну, как сказки начинаются. Много лет назад жила красивая еврейская девушка, очень красивая. Я думаю, она была из бедной семьи и хотела лучшей жизни. Поэтому она не вышла замуж за простого портного или сапожника, а убежала с молодым человеком. Что там у нее с ним вышло не знаю, но в конце концов она оказалась в веселом доме на Канавной улице.
Ой-вэй! разом воскликнули старички.
Да, да, и это еще не худшее, что могло ее ожидать. Там она познакомилась с богатым человеком, он выкупил ее у хозяйки дома и где-то поселил. Больше никто о ней ничего не знает. Может быть, она даже вышла замуж. Или вернулась к родственникам
Если она убежала из дома, то для родственников она все равно что мертвая, серьезно сказал Шнеерзон. У нас с этим не шутят. По ней, наверно, даже прочитали заупокойную молитву «кадеш». И семь дней сидели на полу, как сидят, когда в доме покойник.
Бедная мать, бедная мать пробормотала супруга скорняка, не на шутку расстроившись. Какой позор, какой позор на всю семью
Не случилось ли такой беды с кем-то из ваших знакомых? спросил Лабрюйер. Девушку звали Хава-Матля, в веселом доме ей дали имя Матильда.
Нет, у наших знакомых такой девушки не было, сразу ответила Лея. Я бы знала.
Может быть, девушка не из Риги? предположил скорняк. И я даже думаю совсем не из Риги, а из маленького городка, из местечка, знаете, что такое штетл? Это городок, где много бедных евреев, и чем они кормятся, даже понять невозможно. Рижская девушка знает, что может познакомиться с хорошим женихом, она не станет делать глупостей. Она может понравиться даже доктору или адвокату я имею в виду еврейского доктора или адвоката. А девушке из местечка где взять хорошего жениха? Да, да, бывали случаи, что их сманивали дурные люди, бывали
И красивая девушка очень хорошо знает, что она красивая, добавила Лея. Она задирает нос, а мать ей наверняка говорила: Хава-Матля, здесь нет человека, который бы оценил твою красоту!