Он родился в 1914 году, когда началась первая мировая война. Город Владимир не был тихой пристанью. Его жители в полной мере хватили лиха, которого в те смутные времена во всей России было хоть отбавляй. Безработица, голод гнали людей с насиженных мест. Так Юра Левитан в 29 году приехал в Москву, чтобы найти хоть какую-то подходящую работу, а если повезет устроиться на курсы и выучиться на кого угодно, лишь бы была специальность. Парнишка не отличался ростом и физической силой. На черную поденную работу его не брали.
ЮрБор любил вспоминать, как, измотанный дорогой и безуспешными поисками, брел по шумной Москве и вдруг увидел объявление, которое сообщало, что радиокомитет проводит набор в группу дикторов.
Кто такие диктора? Может быть, доктора или директора? Кто бы они ни были, а решил попытать счастья. Вдруг повезет? Приехал по указанному адресу. Смотрит, в зале расхаживают нарядно одетые мужчины и женщины, многие из них знакомы друг с другом. Кто-то откашливается, кто-то мычит в нос, пробуя голос, кто-то шепчет и вовсе непонятное: «пта-пти-пто-пту, кра-кри-кро-кру». Все с волнением и любопытством поглядывают на дверь, из которой выходят люди, их обступают, терзают вопросами. Наконец Юра догадывается, что для экзамена требуется всего-то прочитать текст по газете.
Дождавшись своей очереди, Юра подошел к комиссии. Ему дали текст. Часто запинаясь, сильно налегая на «о», он прочитал несколько фраз. Ему дали другой текст. Этот прочитал получше и погромче. Потом члены комиссии стали спрашивать, откуда он родом, где учился, есть ли жилье в Москве. Парнишка явно их чем-то заинтересовал, но чем именно, Юра Левитан понять не мог. Вроде бы по всем статьям он не проходит в диктора: жилья московского нет, учености большой тоже нет, к тому же очкарик, да к тому же еще володимирское оканье дело портит. Тихо совещаются экзаменаторы. Юра ждет приговора. Наконец, председатель комиссии обращается к нему и, словно извиняясь, объявляет, что сейчас принять его в группу дикторов они не могут (перечисляются все те же причины), но и отпускать не хотят, потому что у Юры Левитана есть все данные со временем стать хорошим диктором, только этому надо учиться.
Юру определили на работу в Радиокомитет помощником электрика, а в свободное время самые разные люди безвозмездно занимались с ним. Он учил фонетику, технику речи, русский язык, литературу, историю. Его не нужно было подгонять. Пытливый, старательный юноша вызывал уважение педагогов, и они старались передать ему как можно больше знаний. Настал день, когда Юрий Левитан вошел в дикторскую студию и прочитал текст перед микрофоном. Так в 1931 году у него появилось постоянное рабочее место, которое осталось за ним на всю жизнь.
Оттого ли, что всенародной славы Юрий Борисович достиг благодаря бескорыстной помощи и заботе многих людей, или уж он родился таким, но был он беспредельно добр, доброжелателен и внимателен к каждому, кто обращался к нему за советом или с какой-нибудь просьбой. Для скольких сотрудников Гостелерадио он добивался прописки, жилья, установки телефона, санаторного лечения. Причем делал это спокойно, без показной суеты.
В Доме Радио на Пятницкой электрика Яшу знали все, и он знал всех. Это был пожилой человек, тщедушный, с лысой, как бильярдный шар, головой. Правая часть лица, пораженная тиком, дергалась, и получалось, что он постоянно подмигивал. Его искренне любили за сиюминутную готовность помочь, услужить. Он всегда ходил в синем халате, карманы которого отвисали от шайбочек, отверток, изоляционной ленты и прочих вещей. Яша давно привык к тому, что все обращались к нему в срочном порядке, как к скорой помощи. Если он впервые видел подбегающего растерянного человека, действовал испытанным приемом. На его лице появлялась улыбка мудрого ребе, он брал за руку незнакомца и утешал коронной фразой: «Дорогой товарищчь, вы обратились к Яше, и Яша готов вам помочь». Внимательно выслушав просьбу, он произносил вторую коронную фразу: «Яша много может. Может и это». Человек непременно сопровождался до нужной ему двери, по дороге отвечал на вопросы Яшиной анкеты. Этого было вполне достаточно для дальнейшего близкого знакомства. Все знали, что у Яши была хорошая семья, взрослый сын, в котором он души не чаял. Узнали также, что, когда сын женился, возникли проблемы с жильем. Накопленные Яшиной семьей средства решено было вложить в кооперативную квартиру. Сумма оказалась внушительной. Денег не хватало. Тогда Яша обратился к Юрию Борисовичу, и тот, не беря никаких расписок, помог сделать первый взнос. Разрыдавшегося Яшу успокоил: «Какие могут быть счеты между нами, электриками».
Обойди сейчас всех людей, которые в левитановские времена работали на радио, и многие из них вспомнят проявленное к ним внимание Юрия Борисовича. Расскажу о себе.
Выходит очередной номер нашей многотиражки «Говорит Москва». Как член редколлегии, дежурю в типографии, слежу за версткой, вычитываю полосы. Звонит главный редактор. Партком рекомендует снять один материал, в котором оказался непроверенный факт. Чем срочно заполнить белое пространство? Нахожу в загашнике клише: встреча Юрия Левитана с дикторами местных радиокомитетов. Но под клише еще остается место слишком большое для подписи, слишком малое для заметки. Времени в обрез. Сочиняю эссе о Левитане и его коллегах. Набираем нонпарелем (мелким жирным шрифтом), окантовываем красивой рамочкой, и полоса «оживает». На заседании редколлегии этот материал признается лучшим. Вот уж воистину стресс напрягает способности. Газета вывешена, раздана по редакциям и отделам. Вдруг стук в дверь комнаты, где я работаю. Входит Левитан. С ужасом думаю, что допущен какой-нибудь ляп. Нет, Юрий Борисович узнал у редактора, кто автор материала о нем, не поленился подняться на девятый этаж, найти мою комнату только за тем, чтобы сказать начинающему журналисту доброе слово.
Мне поручено привезти гостей в наш подшефный детдом. Составлен список, все обговорено, отъезд назначен на 9 часов утра. Будильник ставлю на 7, чтобы не торопясь собраться, позавтракать и вовремя успеть к Комитету. Просыпаюсь в полной тишине от страха. Солнце уже высоко, будильник молчит, стрелки показывают 8.15! Не прозвонил! А мне ехать с двумя пересадками! Собираюсь впопыхах, мчусь к стоянке такси. там очередь (были такие славные года, рядовые граждане могли себе позволить брать такси). Подъезжает одна машина, другая. Нетерпеливо смотрю на часы. Опаздываю. Когда подходит третья машина, я бросаюсь к ней, умоляя очередь: «Товарищи, дорогие! Ради Бога простите, но в 9 часов меня ждет Юрий Левитан!» Люди опешили, я, воспользовавшись замешательством, сажусь рядом с шофером, прошу: «Радиокомитет на Пятницкой. Пожалуйста, побыстрее!» Но, как водитель ни старался, когда мы подкатили к Комитету, автобус стоял на условленном месте, в нем уже сидели солисты хора Всесоюзного Радио, спортивный комментатор Николай Озеров, возле открытой дверцы прохаживался ЮрБор.
Здесь я сделаю небольшое отступление и расскажу об одном случае на детдомовском празднике. Так как ребятишки были еще совсем маленькие, и они, конечно, не могли осознать, какой знаменитый человек Левитан, хотя воспитательницы заранее рассказывали детям, что этот дядя каждое утро начинает приветствие по радио «Говорит Москва», и его слышит вся страна.
И вот как-то на веселой шумной встрече с детьми к Левитану подбегает девчушка лет четырех и громко просит его: «Дяденька Говорит Москва возьми меня на ручки!» Юрий Борисович нежно прижал ребенка к себе, поднял на руки, поцеловал и бережно поставил на пол. Но тут поднялся невообразимый ор. Дети, толкаясь, облепили ЮрБора и стали кричать: «И меня! И я хочу на ручки!» Улыбаясь, он поднял каждого на руки, приласкал. А ребятишек-то было сорок, а ему-то за шестьдесят да с больным сердцем
Прошло какое-то время, и я оказываюсь с Левитаном в числе приглашенных на открытие нового большого магазина «Сокольники». Нам показывают разные секции, рассказывают о новом методе обслуживания покупателей, приводят в отдел сувениров, и у нас есть возможность без толкучки что-то купить себе на память. Торжественное открытие. Поздравление поручается Левитану. На прощанье всем по бокалу шампанского. Юрий Борисович трогает меня за плечо и дает небольшую коробочку: «Вот вам на память будильник. Когда он зазвонит, знайте, что это я желаю вам доброго утра».
Часы живут в моем доме до сих пор, постоянно напоминая о трогательной заботе хорошего человека.
Зашла речь о моем доме. Так уж случилось, что ЮрБор сыграл значительную роль в «сватовстве» нашей теперешней квартиры, которая находилась в том же доме, где жил он. Особым достоинством квартиры он считал расположение окон. Они выходили во двор.
А вы знаете, как я поселился в доме 8 на улице Горького?
Этой истории я не знала, и он ее рассказал.
«Раньше Радиокомитет находился в Путинковском переулке по соседству с редакцией «Известия». Казалось бы самый центр, а добраться до работы непросто, даже когда появилось метро. Обычно я ехал до Охотного ряда и шел вверх по улице Горького до Пушкинской площади. В тридцатые годы наша главная магистраль начала застраиваться новыми красивыми домами. Помню, как я вернулся из отпуска летом 38 года, пошел на Путинки привычным путем и не узнал улицу Горького. Несколько трех-четырехэтажных домов напротив Моссовета были снесены, и на целый квартал протянулся дощатый забор. Тогда не было мощной строительной техники грузовички да лопаты, но очень скоро исчезли горы обломков, стали рыть котлован, потом начали один за другим подниматься этажи. Дошли до пятого, и тут война. Строительство прекратилось, все замерло, и дом производил впечатление развалин после бомбежки. Однако в 43-м на стройплощадке появились люди (в основном это были женщины), и дом начал оживать. В 44-м он был полностью готов, его облицевали серыми с зазубринами плитами, в высоком первом этаже с огромными витринами разместили книжный магазин. Квартиры в доме предназначались для ответственных работников Совмина, ЦК партии, маршалов, известных писателей и народных артистов. «Счастливчики, думал я о них с белой завистью, будут жить на самой красоте!», да и время наступало радостное. Хотя война продолжалась, гибли люди, жили по карточкам, со светомаскировкой, но вера в победу уже была крепкой. Освобождались наши города. Почти каждый вечер Москва салютовала в честь фронтовых успехов. За все военные годы у меня не было ни дня отдыха, да еще и тягостная обстановка первых лет угнетала, а тут куда девалась усталость, все как на крыльях летали. Я же знал, с какой надеждой люди ждут сообщения Совинформбюро, и потому никогда из города не отлучался. Однажды мне звонят, как обычно, домой и просят быть в комитете к назначенному часу, чтобы зачитать важное сообщение все понятно: взят город, будет салют. Собираюсь. Выхожу всегда загодя (а вдруг какой непредвиденный случай?). На этот раз он и произошел. Лифт застрял между этажами. Пока я звал на помощь соседей, пока они бегали в домоуправление, искали там слесаря-инвалида, пока он пришкандыбал и начал исправлять серьезную поломку, прошло слишком много времени. Сообщение читал другой диктор. Для председателя Радиокомитета это было большим проколом. Сталин не терпел никаких отступлений от принятого порядка.