Не шевелитесь, вот так, сказал Клейтон, и не смешите меня, а то объектив трясется!
Человека можно убить только смехом. Теперь ваша очередь, сеньор. Вставайте сказал Гомес и направил дуло на Клейтона.
Эй, эй!
Раздался холостой щелчок ружья.
Извини, патроны кончились, сказал Гомес. Ну что, хватит снимков для твоего журнала? «ГЕНЕРАЛ ГОМЕС НА ПЕРЕДОВОЙ». «ГОМЕС С БОЯМИ ОТБИВАЕТ САНТО-ДОМИНГО». «ГОМЕС ВЫХОДИТ НА ТРОПУ ВОЙНЫ»
На этот раз вхолостую щелкнул фотоаппарат.
Все. Теперь и у меня патроны кончились в смысле пленка, сказал Клейтон.
Они принялись все подряд перезаряжать. Ружье патронами, фотоаппарат пленкой. Главное не перепутать, верно?
А вы-то зачем еще раз заряжаете? как бы невзначай поинтересовался парень.
Когда эти жалкие недоноски начнут тут летать со скоростью света, мне придется побегать, чтобы поймать их на мушку. И тогда уж ты фиг что снимешь кадры получатся размытыми. Давай лучше ты снимешь все сейчас, пока их нет, а потом смонтируешь из этого любую брехню, какую тебе надо. А может, я вообще умру, не дождавшись, пока они прилетят? Сердечко-то пошаливает, говорит, мол, чувак, надо полежать, отдохнуть А вот хрен вам! Слышите: не дождетесь! Никаких «полежать» по мне, так лучше уж сдохнуть! Слава богу, площадь свободна места для маневра сколько хочешь. Бегай себе и стреляй, хоть обстреляйся! Как думаешь, в сколько метров надо взять упреждение[42], чтобы сбить хотя бы одну суку?
По-моему, это вообще нереально
Гомес презрительно сплюнул.
Метр хватит? Или метр двадцать? Или, может, полтора?
Скорее, полтора, сказал Клейтон.
Отлично. Вот увидишь собью.
И получите в награду уши и хвост[43].
Я только одно знаю, сказал Гомес. Живьем я им не дамся, драться буду до конца, пусть даже эта битва будет последней. Лучше уж быть похороненным в руинах они же все равно превратят здесь все в руины
Боюсь, других вариантов нет.
Тогда давай еще серию, поживее. Я буду бежать и отстреливаться, потом опять бежать, брать на мушку и стрелять в цель Ты готов?
Готов.
Гомес отбегал задуманный сценарий и остановился, хватая ртом воздух.
Принеси текилы прохрипел он.
Клейтон принес, и они выпили еще.
Хорошая была войнушка, сказал Гомес. Брехня, конечно, все не взаправду, но никто же об этом не узнает? Ты же у нас самый хитрый брехун из всех Обещай мне, что фотоотчет про войну за Санто-Доминго Великого Гомеса будет опубликован не менее чем в трех номерах!
Обещаю! Клянусь! Но
А на сейчас какие у тебя планы? перебил его Гомес. Поедешь или будешь дожидаться врагов?
Зачем мне их дожидаться? Я свое уже отснял. Им такого в жизни не заполучить. Гомес-победитель на центральной площади. Гомес героический защитник Санто-Доминго
Хорошо брешешь, гладко сказал Гомес. Давай парадное фото на прощанье.
Он перевесил винтовку на левую сторону, задрал повыше подбородок, а правую руку заложил за борт пиджака.
Внимание, снимаю!
Ну, а теперь, Гомес бросил взгляд через площадь, где поблескивали железнодорожные пути, рвем туда!
Он нырнул в джип и следом втащил ружье. Как только они переехали площадь, Гомес выпрыгнул из машины и улегся возле путей.
Что вы делаете? воскликнул Клейтон.
Гомес улыбнулся и положил голову на рельс.
Я знал, что они вернутся по железной дороге. Не по воздуху, не по шоссе это все отвлекающие маневры. Вот послушай! С абсолютно счастливым видом он приложил ухо к раскаленному рельсу. Меня не проведешь. Нет, не на самолетах, не на машинах. Как уезжали, так и приедут Si![44] Я их уже слышу!
Клейтон не сдвинулся с места.
Нет, ты послушай! закрыв глаза, настаивал Гомес.
Клейтон на всякий случай посмотрел на небо и только после этого опустился на колени.
Ну, вот, так-то оно лучше прошептал старик. Теперь слышишь?
Горячий рельс обжигал Клейтону ухо.
Слышишь? Они еще далеко Но все равно приближаются.
Клейтон так и не смог понять, слышит он что-нибудь или нет.
Вот теперь уже ближе, радостно бормотал Гомес. Наконец-то время пришло, si Шестьдесят лет ждал. Какой у нас сейчас год? И сколько времени вообще?
Клейтон кусал губы.
Ладно уж, говори.
Тринадцатое
Что значит «тринадцатое»?
Тринадцатое июля тысяча девятьсот Он запнулся.
Ну? Тысяча девятьсот?..
Тысяча девятьсот девяносто восьмого! выпалил Клейтон.
Значит, тринадцатое июля тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Вот оно и пришло И даже уже почти закончилось. Судя по тому, как гудят рельсы
Клейтон налег на рельс всем телом и закрыл глаза. Он пытался понять, откуда идет гул из земли или все-таки с неба? Или это стук его сердца? А гул все приближался, нарастал, пронизывая все его тело И тогда он еще раз произнес, уже шепотом:
Тринадцатое июля девяносто восьмого года
Ну вот, я и узнал, какой сейчас год сказал Гомес, который все так же лежал ухом на рельсе, прикрыв глаза и блаженно улыбаясь. Это был смелый поступок. А теперь, сеньор, ты свободен.
Но я не могу вас здесь так бросить!
А мен¡я здесь и нет! У вас сейчас что июль девяносто восьмого? А у меня пятое мая тридцать второго! Прекрасный год, самый лучший! Здесь они точно меня не найдут! Так что иди. ¡Y ándale!
Клейтон поднялся на ноги и посмотрел на Гомеса, который по-прежнему лежал головой на рельсе.
Сеньор Гомес
Я же сказал его нет. Поезжай себе с богом.
Может быть, я
Меньше народу больше кислороду сказал голос Гомеса. Давай уже вали, а то дышать нечем
Клейтон сел за руль и включил зажигание.
Гомес тихо позвал он.
Но на рельсах лежало только тело Гомеса сам он переселился в другое время. Туда, где больше кислорода
И Клейтон уехал, не дожидаясь, пока над городом грянет прощальный гром.
Театр одной актрисы
Ну и каково же это быть женатым на женщине, которая является всеми женщинами сразу? спросил Леверинг.
Ну приятно сказал мистер Томас.
Как вы можете так говорить приятно! Приятно это водички попить!
Томас посмотрел на критика, продолжая разливать по чашкам кофе.
Да нет, я ничего такого не имел в виду Конечно, Эллен потрясающая женщина. С этим никто не спорит.
Боже мой, если бы вы только знали, что было вчера мечтательно произнес Леверинг. Какое это было представление! Ее же буквально не отпускали со сцены! Это был настоящий триумф красоты! Адский пламень! Розы фламбе! Лилии в лучах восходящего солнца! Весь зал, в едином порыве, вдыхал этот тончайший букет! Как будто кто-то приоткрыл нам дверь, ведущую в весенний сад!
Будете кофе? спросил мистер Томас, он же муж Эллен.
Понимаете В жизни любого мужчины случаются всего три-четыре вещи, способные по-настоящему свести с ума, и то если очень повезет. Это музыка, живопись и женщина, ну, может быть, пара женщин. За всю жизнь! Так вот, меня а я, между прочим, критик меня так сильно не цепляло еще никогда!
Через полчаса мы едем в театр.
Прекрасно! Вы что, встречаете ее после каждого представления?
Да, это абсолютная необходимость. И вы очень скоро поймете почему.
Не скрою, я пришел сюда прежде всего затем, чтобы увидеть супруга Эллен Томас счастливейшего из мужчин на земле. Вы каждый вечер ждете ее в этом отеле?
Да нет, почему. Иногда еще гуляю по Центральному парку. Или езжу на метро до Гринвича. Или разглядываю витрины на Пятой авеню.
А сами часто ходите на ее спектакли?
Боюсь, что не видел ее на сцене уже больше года.
Это она вас об этом попросила?
Да нет, ну что вы.
Вам просто надоело смотреть одно и то же?
Опять не угадали Томас достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от предыдущей.
А, кажется, я понял. Вы же и так можете наблюдать ее каждый день. Зачем вам еще театр? У вас дома свой собственный театр, и вы в нем единственный счастливый зритель Вчера вечером я беседовал с Аттерсоном, и мы как раз об этом с ним говорили. Может ли в принципе мужчина мечтать о чем-то большем? Чем вы, например. Вы, кто женат на женщине редкого таланта, которая способна один час быть французской кокоткой, другой час английской шлюхой, третий час шведской швеей Да кем угодно: Марией Стюарт, Жанной дАрк, Флоренс Найтингейл[45], Мод Адамс[46] или китайской принцессой. Сказать честно, я вас ненавижу.
Мистер Томас скромно молчал.
А Леверинг продолжил:
В душе любой мужчина завидует вам по крайней мере, в той ее части, где расположено либидо и любовное разнообразие! Вас потянуло на сторону? Не спешите менять жену она легко может изменяться сама. Presto![47] Она ведь как хрустальная люстра с разными режимами освещения! Каждый раз комната, в которую она входит, расцветает новыми красками! Такое пламя может согревать мужчину даже не всю жизнь две жизни. И прощай, скука!
Моя жена была бы польщена.
Но разве не об этом мечтает каждый женатый мужчина? Разве не ждет он от своей супруги чудес и превращений? А что получает в реальности? Вместо калейдоскопа эмоций алмаз с одной-единственной гранью. Да, она блестит и переливается. Какое-то время. Но, согласитесь, после тысячного прослушивания даже гениальная Девятая симфония Бетховена звучит как пустое сотрясание воздуха!
Лет девять назад, когда мы с Эллен еще ездили в отпуск сказал ее супруг, доставая последнюю сигарету из пачки и наливая себе пятую чашку кофе. Хотя бы раз в год выбирались на месяц в Швейцарию В этом месте он улыбнулся, в первый раз за все время их разговора, и откинулся на спинку стула. Тогда еще имело смысл брать у нас интервью.
Ладно уж, не преувеличивайте. Доверьтесь моему чутью Леверинг встал из-за стола, накинул пальто и энергично взмахнул рукой с часами. Ну что, кажется, нам пора?
Боюсь, что да сказал Томас, с тяжелым вздохом поднимаясь с кресла.
Друг мой, побольше энтузиазма в голосе Ведь вы едете не за кем-нибудь, а за самой Эллен Томас!
Ну, если вы лично гарантируете мне, что это будет именно она Томас вышел, чтобы надеть шляпу.
Вернувшись, он спросил, улыбнувшись краешком губ:
Ну, как я вам? Достоин ли я быть оправой для этого бриллианта? Ну, или, может быть, сгожусь на роль сценического задника?
Я все понял: вы не Томас, вы мистер Невозмутимость! Мрамор, гранит, железо и сталь в одном лице! Словно в противоположность ее утонченному, неуловимому аромату сродни тому, что исходит из склянки, в которой когда-то были духи, но теперь почти испарились!
Красиво говорите
Это да, иногда слушаю и сам себе изумляюсь. На том стоим Леверинг подмигнул Томасу и похлопал его по плечу. А как насчет того, чтобы нанять экипаж, распрячь лошадей и прокатить супругу с ветерком вокруг парка? Пару кружочков?