Неа.
Черт, ты прямо меня искушаешь Он наклонился к самому моему лицу, но в ту же секунду отпрянул. Нет, я так не могу!
Я вновь посмотрел на женщину в черном плаще и теперь мне показалось, что она где-то далеко-далеко.
А ты давно ее знаешь?
Еще с института. Она там преподавала
Ого
Только не надо вот этого ого Я был у нее в любимчиках. Не она у меня, а я у нее. Она говорила, что меня ждет блестящее будущее Ну да, как же, ждет не дождется. Уже дождалось. Блестящее шатание по городу субботними вечерами в компании малолетних бездельников
А ты хоть раз пытался как-нибудь это изменить?
Я тебя умоляю!
Пытался или нет?
Что именно пытался или не пытался? Стать актером, писателем, художником или танцовщиком?
Да ты мог стать кем угодно!
Между прочим, она мне то же самое говорила. Но меня в то время больше интересовали пьяные оргии где-нибудь в Малибу или в Лагуне. Кстати, она до сих пор в меня верит. Вон смотри еще не ушла А вид как у побитой собаки.
Мне лично она совсем не кажется побитой собакой.
Не кажется? Так, стоп, погоди
Я видел через окно бара, как он заказал себе еще один дюбонне и позвонил куда-то по телефону. Потом вернулся и сказал:
Только что говорил с Лоренцо Медичи. Слышал что-нибудь о семействе Медичи?
Это который из Венеции? Основатель первой банковской системы? Друг Боттиччели? Враг Савонаролы?
Хм Это был явно лишний вопрос. Так вот, я говорил с одним из его прапраправнуков. Он предлагал мне пожить в сентябре в его пентхаусе в Манхэттене. Поработать секретарем. И немного по хозяйству. По четвергам выходной. Уикенды на Файер-Айленде.
Поедешь?
Туда она уж точно за мной не попрется. Ладно, я пошел!
Сонни решительно зашагал прочь.
Я посмотрел на женщину на другой стороне улицы. Теперь, после получасового стояния под дождем, она явно выглядела старше.
Я сошел с бордюра, и она тут же это заметила. А уже через пару секунд я увидел, как она скрылась за ближайшим поворотом.
Лето кончилось.
Правда, в Лос-Анджелесе никогда нельзя утверждать это с уверенностью. Не успеешь подумать, что оно кончилось, как оно опять жарит на полную мощность в День благодарения, а потом портит еще и Хеллоуин, вклиниваясь в дожди со своей дурацкой сорокаградусной жарой, и уж совсем некстати заявляется в рождественское утро, чтобы растопить снег (если он, бедный, вообще успеет выпасть) и окончательно превратить Новый год в праздник «4 июля, День независимости».
И все-таки лето кончилось. Кончилось просто в одно мгновенье, как только все стали разъезжаться, паковать узлы, прятать семейные фотографии, готовясь к тому, чтобы исчезнуть в жерле войны, уже вовсю прочищавшей глотку по ту сторону океана Кончилось, судя по тому, как звучали голоса друзей, которых мне суждено было потерять прямо сейчас и уже не встретить больше никогда И как я давился их именами, которых, в сущности, у них никогда и не было Никто из нас не произносил слова «до свиданья» или «прощай». Только «пока» или «увидимся», но даже они звучали с какой-то отчаянной грустью. Все понимали, что, на каком бы автобусе или трамвае каждый из нас ни уехал, мы можем никогда не вернуться.
Поздно вечером, в самую последнюю субботу, мы с Сонни шли по опустевшему парку к его трамвайной остановке. Не глядя на меня, Сонни спросил:
Поедешь со мной?
Куда? спросил я.
Ко мне домой, дурашка.
Ты никогда не приглашал меня к себе
А теперь приглашаю. Ну, так что, поедешь?
Я посмотрел на его профиль, освещенный луной бледные впалые щеки, ровный нос и поблескивающие брови. Почувствовав на себе мой изучающий взгляд, он тоже повернулся и глянул на меня так, как будто раньше никогда не видел.
Спасибо за приглашение, сказал я, отводя взгляд, но, правда, не стоит, Сонни.
Сонни вздохнул.
Ну вот, меня отверг даже Марсианин!
Это ты обо мне?
А то о ком же Сонни, как всегда, заржал. Ну, ничего, ничего. Найдешь себе Марсианку, женишься и нарожаете вы с ней кучу детишек, на радость повелителю Марса Джону Картеру[79]
Все правильно, так и будет, сказал я.
Вот беда Ну, что ж, тогда поеду один в свою одинокую постель, а завтра утром сразу к Медичи Точно не передумал?
Нет, спасибо.
Подъехал трамвай. Сонни вспрыгнул на подножку и в последний раз окинул взглядом остановку, парк, силуэты домов, словно пытался втянуть все это в себя и сохранить там навсегда.
Сонни! окликнул его я.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
Храни тебя Господь! горячо прошептал я.
Да уж, это бы не помешало сказал он.
Трамвай тронулся с места. Стоя в открытых дверях, Сонни помахал мне на прощание своим мундштуком и кивнул, вздернув вверх острый подбородок.
Как в песне было, помнишь? успел прокричать он, и трамвай с грохотом исчез в темноте.
«Мандарин»? Главный шлягер того лета? Песенка на слова Джонни Мерсера Да-да, «Мандарин» вдруг прорезался из другого времени голос старого официанта. Конечно, этот Сонни был немного странный Но голос у него действительно был хорош такой высокий, почти сопрано. Этот голос до сих пор как будто звучит у меня в ушах. И смех тоже Было такое ощущение, что память пишет на его лице, как на чистом бланке. Спрашивается, чего мы за ним таскались? Хотя Когда у тебя ни денег, ни работы, ни личной жизни Что еще остается? Так и шатались по городу каждую субботу. А тут тебе он поет, хохочет, вот нас к нему и тянуло. Сонни и «Мандарин». «Мандарин» и Сонни
Официант смущенно замолчал.
Я допил свое вино.
А вы случайно не знаете спросил я, что с ним стало потом? С Мандарином?
Официант покачал головой, но потом вдруг закрыл глаза, как будто пытался поймать какую-то ускользающую мысль.
Погодите-погодите Кажется, я вспомнил. Сразу после войны, году в сорок седьмом, мне довелось встретиться с одним из этих парней ну, из той дурацкой компании. И он сказал мне, что слышал от кого-то, будто этот Сонни вроде бы покончил с собой.
В этот момент я пожалел о том, что уже допил свое вино.
В свой день рождения?
Что?
Он покончил с собой в день своего тридцатилетия?
А вы откуда знаете? Кажется, да. Застрелился.
Ну, слава богу, значит, все-таки пистолет
Простите?
Да нет. Это я так. Рамон
Официант уже собрался идти за моим счетом, но вдруг остановился и спросил:
А вы не помните ту песню, которую он все время напевал? Какие там были слова?
Некоторое время я молча вглядывался в его лицо может, все-таки вспомнит сам? Но он, похоже, ничего не помнил
Музыка вдруг сама собой, независимо от моей воли, зазвучала у меня голове. Вся песня со всеми словами, от первого до последнего[80].
Эх, лучше не спрашивайте сказал я.
С улыбкой шириною в лето
Эй Ну, э-эй! Подождите!
Кричать здорово, потому что эхо. Крикнешь и сразу эхо. А потом все тише, тише И затихает.
Эти проклятые мальчишки все бегут и бегут. И топают своими босыми ногами с таким звуком, какой бывает, когда на землю рассыпаются яблоки
Уильям Сит тоже бежит следом за всеми. Он прекрасно знает, что не сможет никого догнать. Но все равно бежит, потому что ни за что не хочет признавать тот факт, что его ноги слишком малы и из-за этого желания, мягко говоря, не совпадают с возможностями.
В самом центре Гринтауна есть глубокий овраг. Очень классно сбегать в него с пронзительным воплем, а потом носиться внизу и, откидывая болтающиеся на ветру дверки из мешковины, заглядывать в шалаши на деревьях: а вдруг кто-нибудь спрятался внутри? А еще в склоне есть земляные пещеры в них можно поискать остатки жаренных на костре пастилок маршмеллоу[81]. А еще переходить вброд ручей и смотреть, как раки убегают, испугавшись твоей тени, и зарываются в песок, устраивая в нем взрывы, отчего вода становится мутной, как молоко
Ах так! Ну, погодите! Скоро я стану старше, чем вы, вот тогда посмотрим!
посмотрим посмотрим повторил за ним бездонный туннель, проходящий под улицей Вязов.
После этого обессилевший Уилл кульком рухнул на землю. Ну вот, каждое лето одно и то же. Бежишь, бежишь что есть мочи, и так никого и не догоняешь Как это может быть, чтобы во всем городе не было ни одного мальчика с такой же длиной тени, как у него! И которому тоже шесть лет Ну, почему половина его знакомых трехлетние салаги? Такие маленькие, что их почти не видно? А другая половина те, которым уже по девять? Эти, наоборот, высоченные, как горы. Снег на вершинах не тает даже летом. Вот и бежишь, как дурак, одновременно пытаясь догнать великанов и не попасть в лапы лилипутам
Он сидел на камне и тихо бубнил, размазывая по лицу слезы.
Очень они мне нужны! И совсем даже не нужны! И вообще
Как вдруг сквозь толщу полуденного зноя до него донеслись звуки какой-то веселой возни Он прислушался: шумели где-то неподалеку. И он, конечно же, туда пошел. Некоторое время ему удавалось, прячась в тени деревьев, двигаться вдоль ручья, но потом пришлось забрать наверх и ползти под кустами. Наконец, заняв удобную позицию, он решился посмотреть вниз
И увидел, как на небольшой полянке в самом центре оврага играют несколько мальчиков. Он посчитал их было девять!
Что они делали? Носились кругами, ходили на голове, орали и им в ответ тут же орало эхо, крутились на месте, падали, кувыркались, прыгали, как какая-то живность, которая выползла на свет и радуется летнему теплу
Они не видели Уильяма, поэтому он мог спокойно рассмотреть их и вспомнить, где он мог видеть их раньше. Вот этот, кажется, жил в доме на улице Вязов, вон того он видел в сапожной мастерской на Кленовой аллее, а этот встречался ему возле почтового ящика у здания театра «Elite» Он не знал, как кого зовут, да это было и не важно. Их было целых девять человек, они играли и бесились, как ненормальные И о чудо! все они были приблизительно его возраста!
Эй! крикнул Уилл.
Возня тут же прекратилась. Мальчишки выстроились в ряд и во все глаза уставились на него. Кто-то прищурившись, кто-то, наоборот, с опаской. Шумно дыша, они ждали, что он скажет им дальше.
А можно тихо спросил он. Можно мне с вами?
В ту же секунду их глаза заблестели, как шоколадное драже. А потом на лицах, как по команде, появились белые полоски улыбок. И это были улыбки каждая шириною в целое лето
Уилл взял палку и, размахнувшись, кинул ее вдоль оврага.
Апорт! крикнул он.
И мальчишки с воплями сорвались за ней, поднимая в воздух клубы пыли, которая тут же вспыхивала в косых лучах солнца.
Вскоре один прибежал обратно палка у него была вставлена прямо в зубастую улыбку. Поклонившись, он положил ее к ногам Уилла.
Спасибо, сказал Уилл.
Тут прибежали остальные и запрыгали, требуя, чтобы он бросил палку опять. Да, наверное, это правда то, что он всегда думал Что девочки это кошки. А мальчики собаки. Теперь, когда они столпились тут, на пороге лета, готовые к прыжку, в этом не было никакого сомнения. Конечно же, они собаки.