Будем надеяться, что патрулей там нет.
Они параноики. Они же москвичи. Иван усмехнулся. Мнение Шакилова о бордюрщиках со временем не изменилось, а скорее приобрело благородный дубовый привкус, как у старого виски. Иван включил фонарь и лег на пол. Если уж лезть в шкуродер, то обязательно ногами вперед. Если застрянешь, так можно выбраться обратно. Если наоборот, то потом найдут твое высохшее тело. Эти коммуникации строились черт знает когда, тут заблудиться можно. И сюда давно никто не ходит. Даже гнильщики.
Иван поморщился. Нашел, о ком вспомнить. Гнильщики обитали на заброшенных станциях, в туннелях, в старых ВШ или забытых санузлах. Питались отбросами, грибами, растущими в туннелях, всем, что украдут или выпросят у жителей цивилизованных станций. Отравленной радиоактивной едой с поверхности. Ходили упорные слухи, что гнильщики даже едят человечину.
Иван несколько раз наталкивался в туннелях на человеческие кости, разделанные и обглоданные, иногда разрубленные ударами топора. Сначала он думал крысы. Хотя откуда у крыс топор?
О гнильщиках вообще много слухов ходит
Мол, они детей воруют и солят в бочках. На «Фрунзенской» однажды был настоящий бунт, когда выяснилось, что табор гнильщиков обосновался в заброшенной ТДП-шке. Народ разволновался, надавал по шее ментам и пошел гнильщиков жечь.
Иван нахмурился
И кажется, сожгли.
так и есть, плечо начало цеплять стену. Сужение коллектора.
Черт, только бы пройти Только бы
Ноги уперлись во что-то твердое. Иван изогнулся, подсветил фонарем проклятье!
Тупик. Коллектор забит бетонной пробкой.
«Значит, план Б отменяется. В спальню Ахмета мы не попадем.
Остается план А. Сомнительный, но все же»
Иван вздохнул и полез обратно.
Помнишь, ты говорил про газовую атаку? спросил Иван.
Сазонов мгновенно сообразил, круто развернулся. Полы бежевого плаща взлетели, опали. Глаза у Сазона желтовато-серые, яркие.
Ты что-то придумал?
Иван посмотрел на него с прищуром:
А ты угадай.
Давай не тяни, потребовал тот. Ну же!
Слушай, Сазон. Иван продолжал улыбаться, а что у нас есть из противопожарных средств?
Как что? Диггер поднял брови. Лопаты, багры, песок, вода, ведра, брезент все как положено. Сам не знаешь, что ли? На хрена тебе они?
Иван покачал головой.
Да так. Есть одна идея
Иван никак не мог вспомнить внешность генерала целиком. Взгляд выхватывал фрагменты: мощный, чуть раздвоенный подбородок. Подстриженные русые волосы вокруг ушей, частью седые, вот глаза очень светлые, с темной каемкой вокруг радужки, зрачки точечные, словно наколотые булавкой. Вот пальцы волосатые, крепкие. Растянутый карман рубашки, армейской, выцветшей, с пятном чернил от вытекшей ручки. По отдельности эти фрагменты Иван видел четко, но в целом образа не складывалось.
Закрыв глаза, как привык делать, тренируя зрительную память под руководством Косолапого, Иван попытался увидеть Мемова, собрать фрагменты в единый образ лидера «Адмиралтейской». Но ничего не выходило.
Процесс внимания состоит из трех этапов, говорил Косолапый. Первое действие: держать объект, второе притягивать к себе, третье мысленно проникать в него. Косолапый рассказывал что-то про актерскую систему Чехова, но Ивану про писателя было неинтересно, а вот про Блокадников даже очень. Но о Блокадниках Косолапый не рассказывал
А теперь вот Мемов.
Если рассмотреть как следует, можно задавать вопросы. И образ человека будет отвечать. Не словами а покажет, чтобы он сделал.
Иван заставил себя расслабиться и снова вызвал в воображении образ генерала.
Крепкие пальцы, курчавые волоски на них. Руки Мемова лежат на столе почему-то плывущее, как сквозь туман, нечеткое изображение
Мемов нахмурился.
Так что у тебя за идея? Только коротко.
Мох, сказал Иван.
Густые брови Мемова поползли вверх.
Что? Генерал смотрел удивленно. Какой еще мох?
Иван усмехнулся.
О-очень интересный. А идея такая
Когда Иван закончил свои выкладки, Мемов помолчал. Побарабанил пальцами по столу. Смело, сказал генерал наконец.
Потер подбородок. Крупный, с легкой синевой, недавно выбритый. Иван опять подумал, что с таким лицом надо прохожих по голове бить, а не армией командовать. Образина. Но ведь умный мужик даже страшно становится, насколько умный. Генерал повернулся к диггеру:
Думаешь, получится? Уверен?
Черта с два тут уверен. Иван выпрямился.
Вот и проверим.
Хорошо мыслишь, сказал генерал. Раскованно. Выглядеть глупо не боишься. Это мне нравится.
Иван пожал плечами.
Я же диггер.
У меня этих диггеров хоть задом ешь, откровенно признался Мемов. Ты другой Он помедлил. Как закончим с войной, пойдешь ко мне замом? Мне нужны такие раскованные. Ты талантливый человек, Иван. Я таких людей ценю.
Иван даже сперва не понял, что ответить. От открывающейся перспективы кружилась голова. Заместитель первого человека в Альянсе? Это же офигеть, что такое.
«Таню на Гостинку перевезу, подумал он. Выходила замуж за диггера, а станет женой большого начальника. Вот тебе и семейное счастье. Хотел?»
А если не выгорит? спросил он.
А это уже не так важно, Иван. Веришь, нет?
Иван посмотрел на Мемова. «А ведь не врет, сволочь». Серьезный мужик.
Верю.
Через два дня заказанное прибыло с «Василеостровской».
Думаешь, получится? спросил Пашка приглушенно.
Он поднял биток и с силой опустил. Бум! Взлетело облачко фиолетовой пыли. Работать приходилось в респираторах и противогазах, иначе давно бы все лежали и радостно улыбались в потолок. У Пашки весь намордник заляпан фиолетово-серой грязью.
Иван покачал головой. Лямка ГП-9 привычно давила на затылок.
Опять вспомнилась почему-то та странная, последняя улыбка Косолапого.
Я везучий, сказал Иван.
Он размахнулся и ударил. Взвилось фиолетовое облачко, часть пыли попала на стекла противогаза.
«Таня, скоро я буду дома. Жди меня. Иван».
Глава 7
Победа
Вот этот город.
Серый продрогший слон.
Идет дождь.
Струи дождя хлещут по отсыревшим фасадам, многие дома разрушены пожарами, но сохранили некий странный цвет Послецветие. Когда дом почти умер, отошли в мир иной все его жильцы, но здание продолжает держаться.
Когда идет дождь, видимость в противогазе падает до нуля. Запотевшие стекла, брызги, разбивающиеся об окуляры, дробный стук капель по резиновой маске, по прорезиненной ткани плаща.
Иван остановился. Достал дозиметр, сверил показания. Чтобы увидеть хоть что-то, приходится наклоняться впритык. Стекло стукалось о пластик. Треск счетчика тонул в гуле дождя. Как с цепи сегодня погода сорвалась. Но дождь хорош тем, что твари его не особо любят собаки Павлова точно. Пять рентген в час. Иван присвистнул. Сильно. Словно где-то рядом источник загрязнения. Иван прошел вдоль здания, до угла уровень стал выше на пару рентген. Точно, там что-то есть. Иван спрятал счетчик в карман плаща, щелкнул предохранителем «ублюдка». Капли разбивались о поцарапанный металл ствольной коробки.
Иван подождал. Вот оно! Издалека медленно наплывал, искажаясь и размякая в сыром воздухе, чей-то тоскливый крик. То ли человек, то ли животное не понять.
Иван подождал. Вот оно! Издалека медленно наплывал, искажаясь и размякая в сыром воздухе, чей-то тоскливый крик. То ли человек, то ли животное не понять.
Выглядывать за угол не хотелось.
Иван посмотрел на бронзовую лошадь, стоящую на дыбах. Она была полностью зеленой, насквозь, и мокрой. Капли разбивались о выпуклый лошадиный круп. Мост почти обвалился, но лошади уцелели. Странно.
Иван наконец решился. Тяжесть в затылке налилась свинцом, но он пересилил себя и сделал шаг. Еще.
Выдвинулся из-за угла.
Вздрогнул.
У парапета набережной, скрючившись и широко расставив костлявые колени, сидел Блокадник. Он задумчиво раздирал несоразмерно длинными пальцами собачью тушку, от каждого движения брызгала кровь. Шум дождя. По каменной мостовой бежали струи воды. Где-то далеко прогремел гром.
Вот и все, подумал Иван.
Блокадник выдернул кусок из тушки и повернул голову. В его черных глазных провалах были космическая глубина и мудрость. Капли барабанили по серой гладкой коже твари.
Привет, Иван, сказал Блокадник скрипуче. От звука этого голоса по спине диггера пробежал озноб. Я тебя давно жду
Иван открыл глаза в уверенности, что проспал. Сбросил босые ноги на пол, вскочил.
Открыл рот, чтобы заорать «подъем!»
Остановился.
На наручных часах было полпятого. Утро. Рано еще.
Иван вернулся и сел на койку. Теперь они ночевали в ТДП-шке, чтобы не отрываться от работы.
Он снова здесь, в метро, среди своих. И никаких Блокадников, слава богу. Ивана передернуло. «Это всего лишь сон». Чертовы кошмары преследовали его теперь каждую ночь. На соседней койке сопел Миша Кузнецов, рядом с ним посвистывал носом Пашка. В глубине подстанции темнела койка, откуда доносились легкий храп и бормотание Солохи. За вчерашний день все так умотались, что на Ивановы прыжки никто даже ухом не повел.
Койка профессора пустовала впрочем, у него бессонница, понятно.
Все на месте. Все живы. Все хорошо.
Пускай еще часок поспят, решил Иван. Сегодня много работы.
Точно.
Иван потрогал повязку на ребрах, поморщился. Опять влажная. Ребра, поврежденные тварью на «Приморской», все не заживали. Иван, ежась от холода, натянул штаны, обулся и вышел из подстанции.
Подготовка материала заняла целый день. Иван устал как собака. Хорошо, на станции нашелся компрессор, чтобы закачать в баллоны сжатый воздух. Теперь заряженные баллоны надо поместить в шкафы с обозначениями «ПК» пожарный кран, в ящики с пожарным оборудованием, в систему вентиляции «Маяковской». И еще нужны механические будильники. Или таймеры на батарейках. Но лучше механика она надежнее.
В общем, работы до хрена. И все строго секретно. Н-да.
Есть еще одна проблема.
Вообще, надо бы испытать Профессор посмотрел на баллон с фиолетовой мутной жидкостью.
Беспомощно огляделся. В ТДП-шке туннельной дренажной подстанции, отведенной под секретную химлабораторию, проходил смотр высшим начальством научных достижений. Но пока показать было особо нечего.
Нужен доброволец, сказал Мемов. Кто?
Иван шагнул вперед.
Я доброволец.
Мемов покачал головой.
Не ты. Нужен здоровый человек.
Значит, он знает про Ивановы болячки? Нормально жизнь идет.
А кто тогда? спросил Иван.
Почему это сразу я? удивился Солоха.
Профессор добродушно улыбнулся. Приблизился, собственным крупным телом отсекая диггера от двери.