Ага. Иван кивнул. Морщась от боли, снял куртку, начал разматывать бинты. Теперь бы перетянуть ребра как следует Посмотрел на Солоху. Поможешь мне?
Мемов разглядывал Ивана с интересом. Спокойно. Почему-то Иван был уверен, что сказанное им заденет генерала, сломает эту невозмутимую маску вождя и покровителя.
Куда там.
Значит, ты все знаешь? Иван кивнул. Так даже проще.
Проще что?
Пауза. Генерал смотрел на него словно видел насквозь.
Выбирай, Иван, сказал Мемов, наклонился к нему. Или чтобы ничего не было, или чтобы все было. Выбор только за тобой. Это называется «свобода». Новое слово в твоем лексиконе, верно?
Пожалуй. Иван разозлился.
Тогда слушай. Если выберешь «ничего не было» все остается на своих местах, ты возвращаешься на «Василеостровскую», женишься на прекрасной женщине, растишь с ней детей. Но при этом все забываешь. Если выберешь «чтобы все было» тогда Мемов спокойно посмотрел на Ивана. Ты должен идти со мной. Мне нужны такие люди, как ты. Что тебя больше интересует, будущее или прошлое, Иван?
Вы убили Ефиминюка.
Я? Мемов поднял брови. Зачем?
Тогда кто?
Генерал поморщился.
Углубляемся в ненужные мелочи, Иван. Времени мало. Решай быстрее. Ты с нами или без нас?
Я сам по себе, сказал Иван.
Это онанизм, а не жизненная позиция. Мемов уже смотрел без улыбки. Страшные, светлые глаза, зрачки наколоты спицей. В последний раз спрашиваю из уважения к тебе, Иван Ты со мной?
Вопрос.
Пауза.
Ответ.
Нет, сказал Иван. Я по старинке, товарищ генерал со своей будущей женой. Извините.
Непробиваемая маска Мемова наконец треснула.
Брось, Иван! Мы здесь не словами играем, а жизнями.
Значит, вы хотите прямого ответа? Иван улыбнулся. Хорошо. Сейчас вы его получите. Но сначала я хочу знать зачем все это было? Эта кража, это убийство? Эта война, наконец?
Все хотят объяснений.
Я хочу понимать. Вам ведь нужен помощник, а не кукла на ниточках, верно?
Мемов смотрел в глаза Ивана.
А ты упрямый. Будет страшно иметь тебя своим врагом.
«Тебя тоже», подумал Иван.
Так ты со мной, Иван? Мемов не отводил взгляда. Только предупреждаю отвечай честно. Впрочем, даже если соврешь Он помолчал. Видишь ли, у меня есть особое чувство, очень полезное для политика. Я всегда вижу, когда человек врет. Итак. Он повел головой. Ты со мной?
«Ты уж звиняй, командир, за пулемет».
Ефиминюк. Редкостный придурок.
И что теперь, за него помирать прикажете?!
Молчание.
Что решил? спросил Мемов.
Я с вами.
Взгляд Мемова пронизывал насквозь. Иван слышал толчки собственной крови в жилах.
Хорошо, сказал Мемов. Повел головой, словно воротник натирал ему шею. Верю.
Иван смотрел на снег. Специально выбрал этот момент. Вокруг кипела веселая суета победа, победа, скоро домой Гладыш собирал рюкзак, Иван краем глаза видел его широкую спину.
Удивительно, почему такие двигательные таланты судьба дает не самым лучшим людям? Гладыш идеальный убийца, мягкий, грациозный даже, он практически танцует, убивая прекрасная координация и при этом малограмотный недалекий тип. Насильник, мародер и убийца.
Для такого нужна музыка. А по Гладышу скорее плачет веревка и висеть ему три дня, как поступают с насильниками на Невском. Иван не мог даже смотреть в его сторону, становилось тошно.
Похоже, вот и конец твоей команде. «Верно, Иван?»
Иван покачал головой. Снег продолжал падать медленно, красиво. Опускался на заснеженную равнину, на аккуратные крошечные елочки, на белую, толстую от сугробов, крышу домика. Странно. Домик выглядел живым в отличие от города наверху.
Иван вспомнил медленный неживой снегопад, когда они с Косолапым вышли на улицу. Замерзшая Нева стояла подо льдом, улицы были укрыты белой пеленой и мертвы.
Чудовищное ощущение мертвого величия.
Иван вышел на 6-ю линию. Аллея. Справа он увидел красную покосившуюся вывеску «Белорусская обувь». Двери под ней были распахнуты, снег лежал внутри.
Мертвые черные деревья рядами уходили вдаль, к набережной лейтенанта Шмидта.
Засыпанные снегом гранитные фонтаны.
Иван шел. Скрип снега под ногами. Холодно. От падающих снежинок ствол автомата покрылся каплями воды. Он все еще был теплее, чем окружающий мир. Иван слышал слева такой же мерный скрип только чуть с другим ритмом. Это шел Косолапый. Вдали и слева Иван видел развалины Андреевского собора. Один из куполов когда-то свалился и упал на аллею, накренив дерево. Теперь он был покрыт снегом, потемневшая позолота выступала из белой пелены.
Они шли и держали друг друга в поле зрения, практически не глядя. Снег продолжал падать. Небо стало почти черным, но пока еще благодаря снегу вокруг, можно было что-то разглядеть.
Скоро придется зажигать фонари.
Через перекресток Иван увидел чернеющий корпус «Андреевского двора». Его стоило обойти стороной. Лютеранская церковь недалеко от собора, там могло быть гнездо.
То есть точно неизвестно. Но могло.
Откуда-то они ведь в прошлый раз взялись, верно? Иван, не поворачивая головы, почувствовал, как ритм Косолапого изменился. И что он движется ближе к Ивану.
Значит, будем менять маршрут. И кое-что еще. У Ивана пересохло в глотке. Сегодня ведущим был Косолапый, но по некоторым неявным признакам, по дрожи предчувствия, по ледяному провалу в желудке, Иван догадывался: сегодня не простая заброска.
Сегодня экзамен.
Будь честен, сказал Косолапый глухо.
За зиму он отрастил бороду и усы, но Иван сейчас их не видел. А видел сквозь прозрачную маску только глаза Косолапого. Они горели холодным голубым огнем, словно радиоактивные метки на циферблате часов.
Пора.
Иван посмотрел на дырчатую мембрану, откуда шел голос Косолапого. Кивнул. Снег падал на пластиковую маску Косолапого, растекался каплями. Маска запотела по краям. Иван слышал, как мерно работает дыхалка диггера, мембрана усиливала звук.
Будь честен. Ты можешь лгать кому угодно, даже мне. Но перед собой ты всегда должен держать ответ. Это просто. Где-то в затылке ты всегда будешь чувствовать правильно ли то, что ты делаешь, или нет. Мерная риска с метками. Приближает ли тебя твой поступок к сияющему стержню или наоборот, отдаляет от него. Мораль относительна, скажут тебе. Это правда. А этот стальной стержень, сияющий, холодный и безжалостный, который торчит у тебя в затылке он скажет правду.
Дыхание Косолапого, его голос. Иван смотрит, как в стеклянном шарике падают последние снежинки, и вспоминает.
Что тебе говорит твой стержень? А, Иван?
Пошли, сказал Косолапый. Теперь ты ведущий.
Почему нет легких ответов на сложные вопросы?
Как бы это все упростило, да, Иван?
Так что тебе говорит дурацкий металлический стержень с рисками, это дурацкий нравственный императив?
Что сейчас правильно?
Думай, Иван, думай.
Забудь все. И все будет по-старому.
Иван встряхнул шарик еще раз, дождался, когда последняя снежинка опустится на землю. Убрал шарик в сумку. Закрыл глаза, досчитал до пяти. Открыл.
Встал.
Ты Шакилова не видел?
Солоха оторвался от книжки, поправил очки, посмотрел на Ивана снизу вверх.
Видел или нет?! Иван начал терять терпение.
Он в лазарете. Ты чего, командир?
Черт!
А Пашку?
Солоха покачал головой, глядя на Ивана странным изучающим взглядом. Словно впервые видел. После своего «религиозного опыта» он был вообще-то чересчур спокойный. Взять Солоху? А потянет?
Иван задумался.
Что потерял, Вань? раздался за спиной знакомый голос.
«Сазонов». Так даже лучше. Пашка слишком совестливый, слишком мягкий. А тут нужна наглость, жесткость, даже жестокость
Ты-то мне и нужен, сказал Иван, поворачиваясь. Ствол у тебя при себе?
Знакомая кривая усмешка.
А ты как думаешь?
Иван опустил взгляд. Рукоятка револьвера высовывалась из сазоновской перевязи, тускло светясь отраженным светом.
Ага, сказал Иван. Поднял голову. Пошли, дело есть.
Так срочно?
Ага. Дело есть, а времени нету.
Сазонов улыбнулся.
Понял, командир. Куда идти?
За мной.
Жребий брошен. Начинаем военный переворот.
Туннели, туннели, туннели.
Иван вздохнул полной грудью. Здесь, в темноте и гулкой пустоте туннелей, он снова чувствовал себя самим собой.
Найдешь генерала, приказал он адмиральцу. Скажешь, Иван Меркулов ждет его у сбойки. По поводу будущего. Иван жестко усмехнулся. Скажи ему, я знаю, где сейчас Ахмет.
«Купится, подумал Иван. Я ведь теперь с ним, верно?»
Адмиралец помедлил и убежал.
«Почему все всегда приходит к этому? Почему?»
Иван, сказали за спиной. Он повернулся, все еще погруженный в мысли замер.
В руке Сазона был револьвер.
И револьвер этот смотрел на Ивана.
Брось оружие, командир, сказал Сазонов негромко. Ты знаешь, как я стреляю.
Еще бы. Иван осторожно одной рукой стянул с плеча лямку «ублюдка». Опустил автомат на рельсы, звякнул металл. Иван выпрямился.
Что это значит? спросил он.
Ты соврал генералу? Сазонов улыбнулся. А генерал соврал тебе. Как ты говоришь? Все просто.
Ты соврал генералу? Сазонов улыбнулся. А генерал соврал тебе. Как ты говоришь? Все просто.
Иван молчал.
Глупо. Надо было действовать быстрей. Но Сазон?
И тут картинка наконец сложилась.
Это ведь ты убил Ефиминюка? спросил Иван, глядя на бывшего друга.
Так вот почему Сазонова не было на блокпосту, где он должен был дежурить вместе с Ефиминюком! Сазонов в это время помогал команде адмиралтейцев пробраться к генератору. А потом вернулся и убил Ефиминюка но зачем?
Затем, что генератор адмиралтейцам на хуй не нужен. Они бы его не стали тащить через все станции Альянса. А спрятали где-то рядом с Василеостровской Может быть, даже на Приме. И Ефиминюк им помешал.
Уже тогда Сазонов вел двойную игру. Как он «удачно» расколол адмиралтейца, чтобы тот указал на бордюрщиков. И мы ринулись воевать. Иван сжал зубы от жгучего стыда. И я ничего не понял! Ничего.
Эх, Сазон, Сазон
Каждый охотник желает знать.
Он был придурком, сказал Сазонов. Он ведь и тебе не нравился, да, командир? Я знаю, что не нравился.
Иван молчал.
Что, нет тут твоего Пашки? И Гладыша нет? Ай, яй, яй. Сазонов покачал головой. Не повезло тебе, Ванядзе. Не вернешься ты на «Ваську», похоже.
Иван продолжал молчать. Почему-то его совсем не задело «Ванядзе», но покоробило панибратско-презрительное «Васька».
Чем отличается-то? А отношением.
Ванька на «Ваську» не вернется.
Сазонова откровенно несло. Нервничает.
Знаешь, что интересно, сказал Иван негромко. Сазонов наткнулся на его взгляд, замолчал. Ты ведь неплохой человек, Сазон. Только запутавшийся. Тебе самому сейчас от себя тошно. Я же вижу.
Говори, командир, говори, пробормотал Сазонов. Улыбнулся, но так фальшиво, что у Ивана скулы свело.