Далеко отсюда Призрак задирает голову, слыша этот голос.
Серый Призрак переступает с места на место и морщится насколько он способен проявлять эмоции. Высокочастотная вибрация нет, ему не нравятся звуки такой высоты. Они вносят искажения в картину мира, мешают видеть. Сеть туннелей он ощущает ее как кровеносную систему подергивается перед его глазами. Серый втягивает в себя воздух люди бы удивились, узнав, сколько воздуха он может вдохнуть за один раз. Хотя с тем же успехом он может и не дышать совсем.
Он идеальная машина для выживания.
Ноздри холодит и щекочет здесь запахи. Но главное не это. Призрак чувствует мир по-другому. Мир полон радиочастотных излучений. Каждый человек, каждое живое существо это радиостанция, говорящая на своей частоте.
Запахи.
Светящийся мир, потрескивающий мир.
Он чувствует слабые нотки страха. Помехи. Тот, кого он преследут, наделен чутьем и подозревает, что что-то не так.
Призрак заранее предчувствует важность момента, когда они он и тот, кого он преследует встретятся. Это будет как разряд молнии. Синяя вспышка, запах озона.
Это будет лучшая еда на свете.
Глава 13
Ведьма
Трещина бежит по трубе, расщепляет ржавые чешуйки, окольцовывает металл. Вот так всегда. У каждого есть предел прочности. Будь ты даже на сто процентов стальным, и на тебя найдется точка опоры, усилие и правильное приложение силы.
Это будет лучшая еда на свете.
Глава 13
Ведьма
Трещина бежит по трубе, расщепляет ржавые чешуйки, окольцовывает металл. Вот так всегда. У каждого есть предел прочности. Будь ты даже на сто процентов стальным, и на тебя найдется точка опоры, усилие и правильное приложение силы.
Физику, блин, знать надо.
Иван оторвал взгляд от трубы, повернулся. Подсветил фонарем. Водяник, шедший за ним, заморгал. Фигура профессора казалась оплывшей и одновременно исхудавшей синие комбинезон и куртка на нем болтались, как на вешалке, на коленях пузырилась ткань. Всклокоченная борода Профа спуталась окончательно, морщины уходили на огромную глубину, кожа стала не просто бледной, а серой, словно крошащийся старый бетон. Мешки под глазами.
Скоро уже, сказал Иван, чтобы подбодрить профессора. Водяник равнодушно кивнул. Последний переход дался профессору непросто. Держать диггерский темп нелегко, тут даже подготовленные люди сдают не то что ученый, годами сидевший, не выходя, со станции. Сколько Иван помнил, Проф всегда был на «Василеостровской». «Когда я пришел туда? Лет шесть назад? Семь?» Иван скривился. А все равно пришлый.
«Если бы не Косолапый, взявший меня в свою команду, я бы на станции не прижился».
А с диггера что взять?
Диггер все равно что наполовину мертвец. В мире живых диггер стоит только одной ногой. А сейчас меня выпихнули в мир мертвых целиком, спасибо Сазону и генералу Мемову.
«Где же я ошибся?» Иван дернул щекой, продолжая шагать в темноту. «Когда я упустил Сазонова?» Луч фонаря выхватывал из темноты выемки тюбингов, ржавые рельсы, изогнутые линии кабелей, с которых свисала бахрома грязи.
«Как не распознал предательство?»
Ошибся, когда думал, что у Сазона завелась подружка на «Гостинке» а то была не подружка, а» Кому он там докладывал? Иван покачал головой. Орлову, скорее всего. Этому лысоватому мерзавцу с высоким голосом.
Возможно, с Орлова стоило бы начать.
Они приближались к «Черной речке», станции, где в прошлый раз Иван с Виолатором встретили цыган. Теперь понятно, про каких «ангелов» говорил цыганский вожак.
Все-таки есть что-то неправильное в них. Кроме увечья. Даже в том, что они простили сына Саддама чувствуется нечто совсем нечеловеческое. «А что бы я сделал? подумал Иван. Я бы на их месте кастрировал сына Саддама как минимум. Потому что месть это по-мужски. Вернее, даже так по-человечески».
За профессором топали Уберфюрер, Миша и Мандела. Перед самым «Невским» придется расстаться негру дорога на «Техноложку». Уберу искать своих скинов, Кузнецова и профессора вообще лучше не вмешивать в эти дела.
В затылок словно влили расплавленный свинец. Иван охнул, споткнулся, выронил фонарь, схватился за голову обеими руками. «Бля, бля, бля».
Точка в затылке пульсировала.
Иван, что случилось?! к нему бросились на помощь.
Он оттолкнул Мишу, встал, оперся рукой о стену туннеля, чтобы не упасть. Под пальцами была влажная грязь.
Точка продолжала пульсировать, хотя чуть слабее. Затылок ломило так, что перед глазами двоилось.
Такое один раз уже было.
Иван с усилием выпрямился.
За нами кто-то идет. Кто-то очень большой и очень страшный.
Темнота обволакивала,
Мы идем в Большое Ничто.
Быстрее! Иван не знал, почему он торопит остальных, но ртутная тяжесть в затылке не отпускала. Давайте, давайте. Шевелим ногами.
«Рядом кто-то есть. Я знаю».
Иван пригнулся, закрыл глаза на мгновение. Открыл.
Быстрее!
Они бежали.
«Я чувствую, что он рядом. Он идет за нами. Сейчас сейчас»
На одиннадцать часов! крикнул Иван. Скинхед повернул автомат Тишина. Движение. Писк.
Убер насмешливо поднял брови:
Это и есть твой большой и страшный?
В пятно света неторопливо вышла серая крыса, села и посмотрела на людей с презрением.
Туннель тянулся бесконечно. Вроде бы не такой уж длинный перегон, а поди ж ты
Объясню проще. Профессор покачал головой. Вцепился себе в бороду, дернул. Хороший пример: крысы. Вроде той, что мы недавно видели.
Причем тут? Иван сдвинул каску на затылок и почесал вспотевший лоб. Сейчас была его очередь идти первым. В незнакомом перегоне не расслабляйся. Он вернул каску на место и продолжил шагать, поводя головой по сторонам.
Ни одна крыса не умирает от старости. Понимаете, Иван? Только представьте крыса, живущая вечно. Теоретически это вполне возможно. И это впечатляет. Природа заложила в них такой запас живучести, что просто страшно становится.
Но крысы же не живут вечно? спросил Убер.
Нет, конечно.
Они же все равно умирают?
Умирают, согласился Проф. Но знаете, от чего именно?
Иван прищурился. «Кажется, сейчас мне откроется еще одна тайна мироздания. Оно мне надо, а?» Тем не менее послушно спросил:
От чего?
От рака.
Иван хмыкнул.
Рак?
Да, именно. Всех крыс рано или поздно убивает рак. Иначе бы они жили вечно. И мир был бы поглощен крысами, расплодившимися аки саранча. Они бы сожрали все. И друг друга. В итоге бы на земле мертвой, изгрызенной до голого камня остался бы только огромный злобный крысиный волк, сожравший всех остальных.
Иван представил огромную жирную крысу, сидящую на безлюдном каменном шаре посреди черноты космоса. Крысиный Апокалипсис. На груди у крысы висело ожерелье из крысиных черепов.
Другая экосистема, сказал Иван. Нет?
Скорее резервный вариант. Водяник начал выдыхаться. С его комплекцией не то чтобы толстый, но грузный он быстро уставал даже при нормальном темпе ходьбы. Иван помахал рукой. Привал.
Профессор сел прямо на рельсы и шумно выдохнул.
Вух! Спасибо, Ваня Самое интересное, что одним из самых действенных методов лечения рака в мое время было радиационное облучение.
Иван помолчал, обдумывая.
То есть, грубо говоря, выйдя наверх, в зараженную зону, крысы излечились от рака?
Да, именно это я и хочу сказать. Теперь ничто не мешает им жить вечно. Вообще мы очень мало знаем об аварийных системах природы. Скажем, та же крыса прекрасный резервный вариант на случай ядерной катастрофы. Или падения метеорита что тоже дает повышение уровня радиации, вспомнить хотя бы Тунгусский феномен Или чудовищное извержение вулкана, после которого Земля превратится в одну очень темную планету, летящую в космической пустоте. При этом уровень радиации тоже повысится!
Радиационное поражение идеальная среда для крыс. Срок их жизни увеличится, часть особей излечиться от рака и крысы заполнят мир. Прекрасные животные!
Иван покосился. Нет, профессор совершенно искренен.
Я думаю, что увеличение заболеваний раком перед Катастрофой это признак того, что людей стало слишком много. И природа должна была как-то сдерживать рост популяции. Рак природный ограничитель. А катастрофические изменения этот ограничитель снимают.
Вонт лив форева-а, пропел Уберфюрер. Бессмертные крысы в килтах сражаются на мечах. Горцы. Остаться должен только один!
Проф усмехнулся.
Забавно, но, в сущности, так и есть. Остаться должен только один.
Через некоторое время они вышли к станции «Черная речка». Остановились, открыв рты. Станцию было не узнать впрочем, до Ивана ее видел разве что Убер. Но тогда она была темная и заброшенная, только компания цыган сидела вокруг единственного костра. А теперь
Иван присвистнул. «Вот это да».
Вы это видите? спросил Убер. Мне не мерещится?
Не-а, сказал Иван. Если только мы не умерли и не попали в рай.
Перед ними на прежде безлюдной станции горели десятки цветных огней, возвышались разноцветные шатры. Цирк вернулся.
Водяник объяснил, что сейчас под цирком понимают не совсем то, что до Катастрофы. Вернее, уточнил профессор, в метро мы вернулись к более древней форме цирка, которую точнее обозначить словом «карнавал». Странствующий праздник на любой вкус. Карнавал включает в себя цирковые номера, спортивные состязания, гадание, фокусы, аттракционы, игры на деньги и призы то, что раньше называлось казино, поэзию, музыку, песни, танцы и театр. И продажную любовь, естественно.
«Шведский стол» искусств, сказал Проф иронично, но Иван его снова не понял.
Что тут придумывать? Цирк он и есть цирк.
После акробатов выступали силачи.
После силачей клоуны.
Потом давали распиливание женщины. Дальше фокусы. И танцы полуобнаженных девиц
В общем, каждый нашел себе развлечение по вкусу.
Когда Иван вернулся из санузла, началось следующее представление.
Иван устроился в первых рядах. Зрители сидели прямо на платформе, поджав под себя ноги. У кого-то были коврики. Правильная мысль. Иван мимоходом пожалел о скатке, оставшейся на Восстании, поморщился, поерзал. Задницу холодило на граните.
А сейчас выступит, сказал длинный. Вы ее все знаете и, возможно, даже любите Прекрасная Изюбрь!
Аплодисменты. Иван тоже похлопал за компанию. «Театр? Сказки рассказывать будут? Может, фокусник? Я люблю фокусы».
А сейчас выступит, сказал длинный. Вы ее все знаете и, возможно, даже любите Прекрасная Изюбрь!
Аплодисменты. Иван тоже похлопал за компанию. «Театр? Сказки рассказывать будут? Может, фокусник? Я люблю фокусы».
Изюбрь, давай! крикнули из толпы.