Может, порхание? смеясь, поправил Жогин.
Главное почему ты один прискакал и где те таинственные «ножки»?
Не отвечая, Жогин безапелляционно устроился в кресле начальника райотдела, с жадностью опрокинул стакан воды из его графина и потянулся к телефону.
Есть нужда? заблестели глаза у Щергунцова.
Да ещё какая!
Тогда не ошибись, по красному звонить комиссару.
Знамо дело, отпарировал Жогин. Сначала Управу вашу на уши поставлю: хочу предупредить, чтобы эксперты задержались сегодня и выдали мне к утру заключение о результатах исследования всех четырёх ножек кровати Снегирёвой, на которой она была убита. Сизов уже должен подвезти вещдок.
В кровати прятали драгоценности? вскочил на ноги Щергунцов.
В ножках, товарищ подполковник, в ножках кровати.
Нашли?!
Нашли бы, не опереди нас бандиты.
Ёлы-палы Удар под дых!
Гораздо ниже.
Значит, опять пролетаем, как фанера над Парижем Чего ж ты такой фурор устроил?
Сели мы им на хвост, Григорий Артемьевич. Теперь уже крепко. Обнаружили ключ, которым преступники головки на ножках откручивали, наткнулись и на явные следы экспертам будет над чем поработать. Но главное вот!
Жогин, словно дразня и продляя удовольствие, медленными движениями открыл портфель, лежащий перед ним, и извлёк на свет тёмную коробочку.
Осторожно! предупредил он рванувшегося к нему подполковника.
Бомба, что ли? отпрянул тот.
Здесь то, что привлекло убийц, раскрыл и передал коробочку Щергунцову следователь.
Какая красота! ахнул подполковник и, словно близорукий, поднёс содержимое к глазам.
Ослепнешь! засмеялся Жогин.
Такого в наших ювелирторгах не увидишь.
На чёрном дне коробки сиял изящный бриллиантик.
Уверен, отобрал коробку Жогин и спрятал в портфель. Это семейная реликвия Снегирёвых. Мастер, пряча колье или иную драгоценность, в котором находился этот бриллиант, неосторожно упаковал ножки такими ценностями и камень выпал из оправы, завалившись где-то на самом дне; иначе и он стал бы добычей преступников, когда они опустошали схрон, пользуясь самодельным приспособлением вроде длинного тонкого щупа, постепенно опускаясь книзу.
При производстве осмотра ни вы, ни Кузякин об этом не додумались. Как удалось на него наткнуться?
Тихон Семёнович соорудил из тонкой проволоки что-то подобное, а к самому концу прилепили кусочек пластилина, отыскав его в столе у ребятишек.
Один?
А тебе десяток бриллиантов подавай?..
Ценный задумался Щергунцов. Сколько же стоят все припрятанные ценности?
Наша задача успеть их отыскать, пока убийцы ими не распорядились. А то и оценивать нечего будет
Наша задача успеть их отыскать, пока убийцы ими не распорядились. А то и оценивать нечего будет
Такие драгоценности сразу не реализовать.
Сложно, конечно. Если покупателя не нашли заранее.
У нас в городке таких буржуев ещё в семнадцатом году отстреляли.
Значит, повезут камешки далече
Глава XVIII
Граждане-начальники! приоткрылась дверь, и заждавшийся бородач решительно переступил порог кабинета. Забыли про цыгана, а мне ещё до дома сто вёрст добираться.
Не слишком ли вы, Пастухов, бравируете происхождением? вспыхнул тут же Щергунцов. Мы вас явкой не обязывали, Снегирёву хоронить вы по доброй воле прибыли. Обиделся, что судимостью попрекнул?
Плох тот цыган, кто кнута не ведал на спине, огрызнулся бородач и без приглашений сел к столу. Мне следователем разговор обещан, он сверкнул чёрными глазами на Жогина. Спрашивайте. Раньше начнём раньше кончим.
Не помешает начальник-то? изобразил Жогин улыбку.
По мне пусть сидит, если надобность имеется, а решать вам.
Тогда ответьте, пожалуйста, где и когда вы познакомились со Снегирёвой Глафирой Петровной и какими были ваши отношения? начал Жогин, раскрыв протокол допроса.
В свидетели, значит, попал?
Смущает?
Пишите, раз надо, подпёр седовласую голову Пастухов и задумался на минуту, смежив глаза. Лет до десяти-одиннадцати жили мы каждый сам по себе и друг о дружке не догадывались. Слышал я, конечно, про знатного рыбодобытчика Снегирёва Петра, по всей Волге слава катилась впереди него самого, а я рыбакам подмогал по мелочам, иногда и на лов с собой брали. Одним словом, кормился возле их котлов и грелся от их добрых душ. Были разные, попадались и такие, кто шугал нищего цыганёнка-сироту, кабы чего не спёр, а в основном жалели, не обижали. А уж слюбились мы с ней опосля, лет шестнадцать мне было, семнадцать, а ей на год-полгода меньше, тогда и понесла она от меня, а уж пацанёнка родила в срок, как положено.
Жогин и Щергунцов в изумлении переглянулись.
Как это понесла? Забеременела, что ли? дёрнулся Щергунцов. Ты чего мелешь?
Мельницей мелят, а ты слушай, начальник, раз интерес имеешь.
Как же это случилось? не сразу нашёлся Жогин. В общем как встретились, познакомились?.. Она же дочь богатого, известного человека, а вы, извините, нищета, цыганёнок.
Крепок я тогда был, чубат, красивый жеребчик. Девки постарше оборачивались, заигрывали. Что греха таить, зарились и молодухи вдовы погибших в море ловцов, бородач усмехнулся было, но искра быстро угасла в его глазах, померкло и осветившееся на миг лицо. Так и было. Мне с чего врать?
Продолжайте, Кондратий Федосеевич, попробовал успокоить его Жогин.
Вот и я говорю: бегал я у рыбаков в помощниках подай принеси, чтобы с голодухи не пухнуть, а ей отец специальную бударку на воду спустил, шатёр поставил, и в нём она, как персидская царевна с прислужниками восседала. Собой красы невиданной, лицо белое, глаза голубые рассказчик не удержался, цокнул языком от избытка чувств, но осёкся тут же, смолк ненадолго, обведя слушавших грустным взором. А может, я придумываю, может, кажется мне по прошествии времени однако врать не стану: вместе с другими заглядывался и я на Глафирку, но мыслей лихих не заводил. Да и откуда им взяться у нищего юнца? Девице между тем надоело по Волге кататься, людишек потешить, допекать она стала отца, чтобы взял её в море, на лотос глянуть, раскаты увидеть, настоящую ловлю узрить. И добилась своего, потому что баловал он её, любые желания готов был исполнить единственная кровинка у отца, отрада. Слушался, миловал, жаловал, а сам между тем прицелился выдать дочь за сына своего закадычного дружка, тоже известного рыбодобытчика Никифора Селиванова, с которым у них не только дружба водилась крепкая, но и соперничество жестокое: каждый друг перед дружкой фортеля выкидывал, да так, чтобы переборщить, уязвить приятеля. Гордеем, помню, кликали женишка-верзилу. Хотите верьте, хотите нет, а кулачищем гвозди в доску забивал на спор, и постарше нас обоих был годка на два-три. Об армии всё поговаривал, в офицеры метил, а кобылу объездить не мог, криво усмехнулся бородач. Бывало, подведут ему конька, держат под уздцы аж двое, а он криком спугнёт жеребца, тот и удерёт, разметав помощничков. Смех один!.. Глафирка не могла на это глядеть; даром, что девка, без посторонней помощи на такую же ретивую кобылку сама взбиралась и только пыль столбом по степи!
Против свадьбы была? зажёгся рассказом Щергунцов. Отшила женишка?
И не догадывалась о свадьбе опустил голову цыган.
Что же случилось?
Утаил Пётр Тихонович про свадьбу, но, согласившись на катанье в море, затеял со сватом устроить в этот день венчание жениху с невестой. Вроде как баш на баш, только ей ничего заранее не сказал. Приодеться велел соответствующим образом, священника пригласил устроил всё честь по чести. Очухалась Глафирка и разгадала коварный замысел отца, когда уже в море находилась и деваться было некуда.
Ты впрямь сказки рассказываешь, дед, усмехнулся Щергунцов. Больно всё складно получается.
А ты закрыл бы уши, нахмурился тот. Дальше вовсе не поверишь. Прекратить? глянул он на Жогина.
Продолжайте, не отрываясь от протокола, записывал следователь.
Ни с того ни с сего буря поднялась на море, да такая, какую никому раньше видеть не приходилось. Заметили маленькую тучку не сразу, поглощённые приготовлением к затеянному. А когда ветерок из свеженького превратился в буйный, да тучка та выросла в чёрную напасть, затмив и солнце, и полнеба, изменить что-то, выбраться поближе к раскатам да войти в русло реки было уже трудно. Вместе с лодкой жениха и невесты ещё с десяток поблизости находились гости на разных судёнышках. Смилостивился, взял и меня хозяин поглядеть на чудо, да разметало все ладьи налетевшим ураганом. Плохо помню, что происходило дальше: треск грома, молнии, раскалывающие небо, как турецкими ножами. Перевернуло байду, где Глафирка была; не знаю, где остальные оказались, только бросился я за ней в бушующие волны, нырял несколько раз и потерял совсем надежду, когда почувствовал её в руках Потом посчастливилось нам подхватить ялик не ялик лодчонку с одним веслом, упали на доски днища, вычерпывали воду руками. Глафирка, помню, платье с себя скинула, с меня рубаху содрала, сделали мы из тряпья дрянное черпало и мучились с водой, пока сил хватало. Потом и весло единственное пригодилось, а уж сам Господь протянул нам руку выбросил лодчонку на какой-то мелячок. Когда стало утихать чудище, помалу пошла на убыль вода в море. Лодчонка наша оказалась совсем на песке, вызвездилось небо. Мы из последних сил забрались под свою спасительницу и забылись сном.
Гладко получается у тебя, дед, как по писаному, Щергунцов потянулся за папироской, ты сказки Пушкина не читывал?
Меня грамоте некому было учить, не обижаясь и не обращая на подполковника внимания, достал папироску из своего портсигара Пастухов. К книжкам приучался я в лагерях, где провёл полтора десятка лет. Там же и сказки слушал, но такие, каких в детстве не привелось.
Прошёл, в общем, заочное обучение, Щергунцов поднёс ему зажжённую спичку, но бородач отвёл его руку.
Полный курс лагерной академии, буркнул он.
И за что же тебя наградили? Не за спасение тонувших на море?
Григорий Артемьевич, я попрошу резко вмешался Жогин.
А пусть поизгаляется, беззлобно отреагировал Пастухов, не остывший ещё от воспоминаний. Я и сам, может, так же топорщился, если бы не испытал всё на собственной шкуре.
Так за что сидел, борода? не унимался Щергунцов.
Отбыл по полной и судимость погашена, так что не переживай, начальничек.
Давайте всё-таки продолжим, Кондратий Федосеевич, постучал по столу ручкой Жогин.