Работай так, словно они часть тебя. Твои друзья, твоя сила. Наблюдай за ними, учись. Пчелы знают тебя, они следят за тобой. Позволь им говорить с тобой.
Но у них же нет рта.
В твоем сердце, девочка моя. Услышь в своем сердечке то, что они хотят сказать тебе.
Анжелика подходит ближе к улью. Трава под ее ногами мягкая и душистая, как и белый асфоделус, что растет рядом.
Смотри, она пьет, говорит Анжелика тете, показывая на то, что происходит внутри маленького бутона.
Ты чувствуешь аромат? Это знак.
Знак?
Да, доченька.
Они тоже слышат его в своем сердце?
Маргарита улыбается и гладит девочку по волосам.
Нет. Язык цветов это их аромат. С его помощью они сообщат пчелам, когда готовы поделиться с ними своим нектаром.
В то утро первая ее мысль была о пчелах.
А затем уже о маме, о Николе, о Пине и Лилии.
В то утро первая ее мысль была о пчелах.
А затем уже о маме, о Николе, о Пине и Лилии.
Мария была для нее причиной постоянной боли, и пора была уже находить от нее какое-то средство. А Никола это отдельный разговор.
Теперь, когда Анжелика стала взрослой, она понимала: то, что они пережили вдвоем, было иллюзией.
Это была совершенная любовь двух подростков, которую испытываешь единственный раз в жизни, когда ты очень молод, а остальной мир не имеет ни малейшего значения. Когда вы все друг для друга, и существуют лишь мечты, робкие поцелуи, ласковые прикосновения кожа к коже, которых всегда бесконечно мало.
Осознание этого ничего не меняло, лишь заставляло ее почувствовать себя смешной.
Почему вопреки всем рассуждениям воспоминание о той первой любви оказалось столь пугающе отчетливым и так крепко засело у нее в сердце?
Она резко выдохнула.
Наверное, из-за того, как все тогда завершилось, пробормотала она.
Если бы мама не забрала ее из Аббадульке так неожиданно, дав ей возможность лишь наспех попрощаться, вероятнее всего, эта безмерная влюбленность испарилась бы сама. Об этом бы позаботилось и время, и сама жизнь. И они оба. Повзрослев, они бы изменились, каждый пошел бы своей дорогой, влюбился бы в кого-то другого.
А может быть, и нет.
Нужно было сконцентрироваться и рассуждать здраво. Конечно, все бы закончилось. Она повторила это несколько раз и, когда ей показалось, что она себя в этом убедила, отбросила эти мысли.
Анжелика вздохнула и тыльной стороной ладони вытерла лоб. Если вопрос с Пиной и Лилией можно было решить в течение дня, обеспечив им гарантированное жилье, то Никола совсем другое дело.
Хочешь, выпьем что-нибудь вместе? спросил ее Никола предыдущим вечером, совершенно неожиданно, уже у самой двери ее дома.
Она не знала, что и ответить, поэтому спросила прямо:
Зачем?
Просто так.
Если бы он не вызывал в ней ту бурю эмоций, если бы она могла с собой совладать, она бы согласилась.
Кажется, сейчас не лучший момент.
Он кивнул.
Как хочешь. Тогда до встречи.
Анжелика вздохнула и направилась к дому. По дороге она бросила взгляд на улей все ли там в порядке.
И застыла перед самым входом. Взявшись за ручку двери, улыбнулась.
Ее поражало то чувство счастья, что нахлынуло на нее.
Те же эмоции, как когда она бегала с Лоренцо по полям или пыталась убедить Пепиту причесаться. Как маленькая девочка, она могла рассмеяться от любой ерунды и радоваться всему миру.
Однажды она где-то вычитала, что любой мелочи достаточно, чтобы обрести спокойствие.
Нужно всего лишь вспомнить, какими мы были в детстве, когда во всем виделось чудо и все было достижимо и возможно.
И хотя это может прозвучать абсурдно, но так оно и было. С тех пор как Анжелика приехала на Сардинию, в ней что-то изменилось. Опыт научил ее, что все меняется в зависимости от того, под каким углом смотреть.
И сейчас с ней происходило то же самое? Это и был ее способ видеть мир? Иди это был способ Яи?..
Если раньше она воспринимала мир Маргариты с позиции стороннего наблюдателя, то теперь становилась главной его частью. Все было настолько одинаковым и в то же время различным. Как, например, фотографии, которые смотрели на нее с инкрустированного комода.
Анжелика подошла поближе и принялась рассматривать белые лица и фигуры в старомодных одеяниях, что носили лет двадцать назад. На всех фото были изображены женщины. По две, по пять, один раз Анжелика насчитала группу из десяти женщин. Посередине всегда была Яя. Неясно, кто снимал их, но Маргарита хранила эти изображения, словно на них были ее родственники.
Анжелика продолжала разглядывать фотографии. Вот и Мария, и она сама. Да, там было и ее фото. Когда Анжелика увидела длинные косы и ровный пробор, сделанный по середине с идеальной точностью, рассмеялась. Какая же она здесь забавная!
Изучая эти портреты, свидетельства былых времен, она вновь и вновь спрашивала себя, кто все эти женщины, нашедшие в Яе друга, и чем они были для нее. Анжелика взяла одну за другой все фотографии, кончиками пальцев провела по каждому сантиметру их поверхности, и когда ей показалось, что они что-то напоминают, даже понюхала.
Они напоминали Пину. И Лилию.
Анжелика прикасалась к разным предметам, принадлежавшим ее тете, и в ней все крепче росло то ощущение родства и единения, что она почувствовала, едва войдя в этот дом.
В тот момент, когда она пальцем провела по вышивке на наволочке подушки, ей показалось, что уже когда-то ее видела. В памяти тут же всплыл размытый образ одетой в белое, улыбающейся пожилой женщины. Перед Анжеликой промелькнула картинка, как та женщина сидит в конусе света под яркой лампой, что освещает гостиную, и собирается делать вышивку на зеленом льняном лоскутке; и, склонившись над работой, разговаривает с ней.
Постепенно в голове Анжелики образ Яи приобрел все более четкие очертания. На фоне белого платочка, что покрывал ее голову, выделялась янтарная кожа, живые искрящиеся глаза, нежное выражение лица и улыбка в ответ на то, что женщина показывала результат своей работы на пяльцах.
Анжелика вернулась на кухню, поставила кипятиться воду, а когда услышала свист чайника, поняла, что проголодалась. Мемма оставила ей где-то печенья. Вот и они. На самой верхней полке буфета. Анжелика приподнялась на цыпочках и вытянула вверх руку. В этом неуклюжем, неловком движении проявилось все то напряжение, что сковывало ее за последние дни. Она еще немного приподнялась и кончиками пальцев уцепилась за корзиночку. Когда Анжелика добралась до нее, то заметила, что за что-то зацепилась.
Черт побери, выругалась она. Сверху упала какая-то тряпка, и тяжелый предмет ударил Анжелику по голове. Она поставила корзинку с печеньем на стол и присела на колени.
На полу лежала раскрытая на середине видавшая виды записная книжка. Тетрадка Яи. Анжелика так и представила Маргариту, согнувшуюся вечером над столом и записывающую сюда рецепты. Это воспоминание ее ошеломило, потому что она совсем забыла об этой книжке.
«Слегка обдать кипятком. Холодная вода, затем тонкий слой меда. Чистая марля из белого льна, менять минимум два раза в день».
Анжелика нахмурила лоб, взяла в руки тетрадку и положила на колени. Книга была в красной обложке, обвязанной кожаным шнурочком, который крепился на болтающейся пуговице.
«Мед и имбирь. Тонизирующее средство. Натереть свежий корень имбиря и поместить в стерилизованную баночку. Сверху положить слой меда акации и закрыть. Хранить в темном и прохладном месте. Отлично помогает от болей в желудке и при слабости».
Анжелика поднялась и подошла к столу. Аккуратно положила записную книжку и, не отрывая от нее глаз, налила себе чаю.
«Пыльцу нужно осторожно собирать в течение максимум трех дней после расцветания. Затем сменить улей. Хорошо очистить от лишних примесей и заморозить. Правильно выбрать контейнер. Пыльца живая, ей нужно дышать».
Она откусила печенье, закрыла тетрадь и взглянула на обложку.
Маргарита Сенес. Книга меда.
Анжелика провела по ней кончиками пальцев и снова открыла. Она внимательно перелистывала страницы. Проглядывая эти написанные от руки слова, она перенеслась в мир, полный тонких наблюдений, иронии и бесконечного тепла.
В этой тетради был мир Яи.
Пальцы Анжелики пробегали по пожелтевшим страницам. У нее что-то сжалось в горле, она сглотнула и продолжила чтение. Сколько раз Анжелика видела ее склонившейся над этой тетрадкой?
Тут Анжелика подскочила от звонка мобильного. Она протянула руку и ответила.
Как у тебя дела сегодня?
Привет, София. В целом, все хорошо. А у тебя?
Как обычно. На самом деле у меня есть солидный заказ на горький мед. Но об этом чуть позже. Все объясню по электронной почте. Расскажи лучше о себе.
Пчелы в отличном состоянии. Если бы ты видела, какого цвета их брюшки, они похожи на золотые капельки.
В каком смысле? Они светлые?
Именно, с невероятным оттенком. Я таких никогда не видела. Или просто забыла. В гнездах полно меда. Словно пчелы прекрасно справляются сами, без посторонней помощи.
Потрясающая новость. А как в остальном?
Анжелика прекрасно понимала, что именно интересует Софию, но ей не хотелось снова говорить об этом.
Я поизучала дом. Тут столько всего Разные предметы, картины, фотографии. Даже есть детское фото моей мамы.
Надо же, я и представить себе не могу Марию маленькой девочкой.
Анжелика взглянула на сад. Поднялся ветер, и олеандры слегка заколыхались.
Даже не знаю, как тебе ее описать, пробормотала она. Взгляд потухший, отстраненное выражение лица, кажется, что полное отчаяния. Маленькая, худенькая, с двумя тонкими косичками и темной, как у цыганки, мордашкой. Если бы отчаяние можно было сфотографировать, то это было бы именно это лицо, запечатленное много лет назад.
Я так и не понимаю, как связаны между собой Маргарита и Мария.
Анжелика провела рукой по лицу.
Они породнились, когда Мария вышла замуж за племянника Маргариты
Да, это я знаю. Но есть что-то еще, на уровне ощущений Как ты думаешь, они могли быть знакомы и до этого?
Да, они познакомились намного раньше. Мемма отчетливо сказала, что Мария обязана Маргарите тем, что осталась жива.
Думаю, да, произнесла Анжелика и замолчала. Расскажи мне о себе. Ты разобралась с Мартином?
Не до конца. Голос Софии звучал глухо и отдален. Между словами пролегали тени, паузы. Ее акцент становился ярко выраженным, а это случалось, только когда она не до конца владела собой.
Объясни. Что ты имеешь в виду?
София устремила взгляд к ореховой аллее, что вела к дому. Солнце уже светило высоко и проглядывало сквозь ветви, создавая нечто вроде блестящей полоски, которая доходила прямо до нее, до ее босых ног в траве.