В меня словно молнией ударяет, я даже не сразу понимаю, что происходит. Ожерелье-ошейник оживает, сползая в его ладонь покорной змеей, а в следующее мгновение элленари отбрасывает его на другой конец зала. Миг и краски перед глазами стираются, а потом снова вспыхивают, ослепительно-ярко. Я чувствую прикосновения пальцев к щеке так остро, как ничто и никогда.
От этого прикосновения кожа горит, полыхает, как его волосы, и весь мир сходится в его глазах. Опасный, темный взгляд вонзается в меня, вызывая одно желание: податься вперед, коснуться кончиками пальцев легкой щетины, губами губ. Все это так яростно, так горячо, что мне становится нечем дышать, особенно когда он, скользнув пальцами по моей щеке в небрежной ласке, убирает руку.
Кажется, с моих губ срывается стон не то отчаяния, не то разочарования, и я тянусь за продолжением этого прикосновения, когда слышу:
Вы больше никогда не поставите мои слова под сомнение в присутствии посторонних. Этот голос ввинчивается в сознание сквозь исступленную жажду прикосновений, до этой минуты неведомую. Пульсация на руке, на предплечье, в плече чувствуется как биение сердца. В противном случае я сниму с вас защиту и закончу то, что начал сегодня, на глазах у тех, в присутствии кого вы в следующий раз решите показать характер.
Последние его слова ударяют как пощечина, и наваждение рассеивается. Вместе с ним рассеивается жар в груди и боль от невозможности почувствовать его губы на своих. Осознание того, что мне только что довелось испытать, жаром плещет на щеки, заставляя сжимать кулаки.
Надеюсь, мы с вами друг друга поняли, леди Лавиния. А теперь, если пожелаете, разумеется, принесите защиту. Я вам ее верну.
Я маг жизни, я не умею ненавидеть, но сейчас понимаю, что рядом с ним могу научиться.
Что ж, говорю я, если ваш удел брать женщин под властью чар на глазах у всех, то я ничего не могу с этим поделать.
После чего возвращаюсь на стул без его помощи, даже не взглянув в сторону проклятого ошейника. Меня трясет не то от пережитого, не то от осознания, что я целиком и полностью в его власти, тем не менее внешне я остаюсь спокойна. Расстилаю салфетку на коленях и дожидаюсь, пока он займет свое место.
Вы так и не сказали, чем из того, что здесь есть, я не смогу отравиться, говорю я и спокойно встречаю взгляд, полный беспросветной тьмы.
Для людей в Аурихэйме губительны лишь плоды грига. Это яд, который убивает мгновенно.
А для элленари? Есть здесь какой-нибудь смертельный яд для элленари?
Вы нарочно испытываете мое терпение, леди Лавиния?
Испытываю? Это я даже еще и не начинала. Поэтому сейчас с милой улыбкой произношу:
Ну что вы, ваше аэльвэрство. Мне просто нужно знать, чем я могу защищаться в случае чего.
Вы здесь под моей защитой, почти рычит он. Никто не посмеет причинить вам вред.
Да? Я все-таки рискую и кладу себе странное по виду блюдо, чем-то отдаленно напоминающее овощное рагу под соусом. Это вы сейчас о тех, на глазах кого собирались учить меня уму-разуму, задрав мне юбки?
Матушка упала бы в обморок от подобного заявления, у Золтера лишь раздуваются ноздри. Меня окатывает его яростью, как ледяной водой с неба ближе к концу осени, я опускаю глаза и пробую кусочек. По вкусу чем-то напоминает смесь картошки с горохом, разве что более твердое и волокнистое. Понимая, что говорить со мной сейчас себе дороже, его аэльвэрство предпочитает есть молча, и я целиком и полностью поддерживаю его решение.
Так проходит наш первый совместный завтрак.
Когда он наконец поднимается, чтобы отодвинуть мне стул, я интересуюсь:
Со мной была девушка. Где она?
Я отчетливо помню слова Льера: «Ты пойдешь с нами, девочка?» и ответ девушки: «Да», но несмотря на это сейчас надеюсь услышать, что она осталась в Мортенхэйме и что последнее мне показалось под воздействием морока элленари.
Она в целительском корпусе.
В целительском?! Что с ней?
Золтер смотрит на меня сверху вниз и коротко произносит:
Не перенесла перехода.
7
Целительское крыло отличалось от нецелительского только тем, что в нем было еще холоднее. По крайней мере, мне так показалось, пока мы на пару с его альвэрхамством шли по коридорам, а все снова стелились по стенам, я сто раз успела пожалеть, что на мне нет шали. Никогда в жизни не жаловалась на холод, даже в стенах Мортенхэйма, многовековых, каменных, поглощающих тепло, а здесь мерзла от кончиков пальцев ног до макушки. Впрочем, возможно, все дело было в магии смерти, пронизывающей это место, или правильнее будет сказать являющейся его сутью?
Почему ваши целители не могут ей помочь? спросила я.
Потому что помогать ей в Аурихэйме бесполезно. Наш мир оказался для нее слишком тяжелым.
Почему ваши целители не могут ей помочь? спросила я.
Потому что помогать ей в Аурихэйме бесполезно. Наш мир оказался для нее слишком тяжелым.
И что, вы просто позволите ей умереть?! холодно спросила я.
Она ничего не значит.
Для вас ничего не значит! Она живой человек.
Пока что живой.
Это не обсуждается.
У-у-урод.
Я сжала кулаки, мысленно сосчитала до трех и так же мысленно макнула Золтера в его тьму. Раз, другой, третий. Не знаю, что чувствует элленари, которого макнули физиономией в глубинный тлен, но надеюсь, что ничего хорошего.
Он остановился так неожиданно, что я чуть не споткнулась, а потом провел по стене рукой.
Здесь нет дверей, пояснил он в ответ на мой невысказанный вопрос. В этом крыле.
Почему?!
Большинство недугов Аурихэйма неисцелимы. Некоторые заразны. Часть из них приводит к безумию, поэтому открыть проход могу только я или целители.
Всевидящий!
Это целительское крыло? Это застенки!
Прежде чем я успела ему об этом сказать, уже оказалась в комнате, и правда больше напоминающей подвалы Мортенхэйма (их обожала Тереза, я же спустилась туда лишь раз и лишилась на этот счет всякого любопытства). Окна в комнате, разумеется, тоже не было, а источниками света являлись магические шары, парящие под потолком. Иссиня-черные искры клубились внутри, создавая неяркую дымку свечения.
Амалия лежала на кровати, тело девушки окутывали тянущиеся к ней со всех сторон черные щупальца. Пульсирующая в них тьма заставила меня ахнуть и прижать руки ко рту.
Что вы с ней делаете?! Это же
Это не позволяет ей умереть, отозвался Золтер. Я обернулась, но на его лице вновь не было ни единой эмоции. Я уже говорил, что смерть и жизнь гораздо ближе, чем вы думаете, леди Лавиния.
Смерть и жизнь.
Прежде чем мысль успела оформиться, стена за нашими спинами разошлась и в комнату шагнул Хьерг. Коротко поклонился:
Мой повелитель.
Как она?
Угасает. Тьма запускает ее сердце каждые полчаса. Еще ночью приходилось делать это гораздо реже.
Я прижала ладони к глазам, потом снова повернулась к Золтеру.
Пожалуйста. Позвольте ей вернуться.
Нет.
Бо
Прежде чем вы зададите вопрос, за который мне придется вас наказать, нет. Я не боюсь, что по ее следу найдут вас. Я не боюсь, что сюда явится кто-то из вашего мира ваш брат или кто-то еще, в Аурихэйм не попасть без проводника-элленари. Я не боюсь, что мне придется сразиться с вашим братом, этого стоит бояться вам.
Он едва пошевелил пальцами, и связывающие Амалию путы налились силой Глубинной Тьмы, от которой меня бросило в озноб.
Ваша спутница не переживет повторного перехода. Ее сердце остановится, как только мы уберем тьму. А повторное пересечение границы миров расплавит ее тело.
Хьерг нахмурился, я же задохнулась от ужаса. Неужели нечего нельзя сделать?! Неужели
Смерть и жизнь.
Эта мысль снова ворвалась в сознание, когда я ощутила клубящуюся в углах Глубинную Тьму.
Смерть и жизнь.
Тереза запустила сердце Анри с помощью своей силы, она рассказывала об этом много лет спустя. Она вытащила его брата из самого сердца тьмы и за это обзавелась седой прядью, отметиной смерти. Я бессильна там, где царствует смерть. Но я могу ее спасти там, где есть жизнь. Пусть я не целитель, но я могу поделиться с ней тем, чем меня наградила магия.
Мне нужно в лес, сказала я. Есть здесь лес? Поблизости. Я смогу спасти ее. По крайней мере, сделаю все, что в моих силах.
Хьерг и Золтер переглянулись, и на миг показалось, что его аэльвэрство стал еще темнее.
Это невозможно, леди Лавиния.
Странно, но это сказал целитель.
Почему?!
Потому, что вы еще не оправились после случившегося вчера.
Вы говорили, что я чувствую себя отменно!
Но это не значит, что стоит злоупотреблять магией, едва преодолев рубеж Аурихэйма.
Это значит, что нужно дать ей умереть?
К сожалению
К сожалению?! заорала я, не выдержав спокойного тона целителя.
Стоят тут как два истукана, когда молоденькая, ни в чем не повинная девочка умирает у них на глазах, и говорят мне о сожалении?!
Я не пойду в вашу Арку, сказала я. Не пойду с вами, даже если вы потащите меня силой, на глазах у всех. Если она умрет, я умру вместе с ней. Умру, но вашей не стану. Это понятно?!
Тьма в глазах его аэльвэрства стала зловещей, у Хьерга во всю радужку раскрылись горизонтальные зрачки, но я уже шагнула к кровати Амалии.
Вытащите ее отсюда, сказала твердо. И позвольте мне ей помочь.
Она может умереть без подпитки тьмой, неожиданно произнес Золтер. У вас будет не так много времени, леди Лавиния.
Ваше аэльвэрство начал было Хьерг, но элленари взмахом руки приказал ему уйти. Целитель вышел.
Вы снова и снова испытываете мое терпение на прочность, леди Лавиния.
Правителю надлежит обладать безграничным терпением, огрызнулась я.
Жесткие пальцы легли на мой подбородок, и память прикосновения ударила в меня с силой вспоровшей небо молнии. От накатившего чувства на миг стало горячо, а потом очень-очень страшно. Я никогда не отзывалась так на прикосновения Майкла, даже будучи влюбленной в него. Разве что на поцелуй Льера, наделенного пугающей и волнующей магией элленари, но про Льера мне точно не стоит думать.
Я позволю вам ей помочь, произнес он, глядя мне в глаза. Но если ничего не получится, вам придется с этим жить, леди Лавиния.
Спасибо, я знаю, убрала его руку. Если я ничего не сделаю, мне тоже придется с этим жить.
Если я увижу, что ваши силы на исходе, я не позволю вам продолжать.
Согласна, кивнула коротко.
И уже в следующий миг передо мной открылся портал. Так легко, быстро и неожиданно, что я не успела вздохнуть, меня выбросило из чертогов тьмы в мир, полный жизни и света. Опутывающие Амалию щупальца растаяли, когда Золтер подхватил девушку на руки и шагнул вслед за мной в лес. На меня тут же обрушилось буйство красок, шум ветра, воздух, которым хотелось дышать полной грудью. На миг показалось, что я снова в своем мире, в поместьях брата или даже в парке Мортенхэйма, больше напоминающем лес.