Временный хозяин дома медленно выходит на свет, и этот свет ему не благоволит. Изжелта-серое лицо, темные пятна под глазами и на висках, левая рука висит на повязке: ах, вот почему он так там неуклюже ворочался. Выражения на лице нет, видно, нет сил рисовать. Только одежда, как всегда, идет всеми цветами фазаньего хвоста. Мятого хвоста, побывавшего разок в чьей-то пасти.
Человек замечает все это, а сам продолжает думать. В некотором, хорошо знакомом смысле очень удачно, что все настолько потеряно. Настолько пропало. Ему больше не нужно рассуждать как князю и полководцу за ним никого нет. Перед ним тоже никого и ничего нет, будущее в любом случае пусто. Остается только настоящее и то, что можно сделать в нем. Только личные обязательства.
Письмо, если вдуматься, не такая уж опасность. Правда это то, что люди хотят видеть правдой. А Хидэёри-незаконорожденный выгоден только дому Токугава. Все остальные предпочли бы видеть мальчика наследником, потому что при нем у них есть шанс выдвинуться, какого не будет при Хидэтаде.
Выгоден дому Токугава и еще почему-то выгоден Датэ. До причин сейчас не доищешься, выдумывать их от себя не стоит, да они и не важны. Хидэтада не только молод он не ровня своему отцу: если выбить подпорку, долго ли продержится?
Можно ли ее выбить?
Можно попробовать.
У людей плохая память, даже у лучших. Если ты любишь цифры, а не кровь, если как полководец ты предпочитаешь воевать на бумаге, о тебе начинают думать странные вещи. Не вспоминая, что после боя головы адъютантов и личных гонцов недаром оценивают в пять, а то и в десять раз выше прочих. Потому что трудно добыть. И берут в адъютанты и личные гонцы людей, которые довезут приказ, привезут сведения, доедут живыми. В каком угодно случае, хоть наискосок через поле боя, хоть через шестое небо. Люди забыли, кем паренек по имени Сакити начинал при генерале, тогда еще носившем фамилию Хасиба, а не Тоётоми. И эта плохая память теперь может сослужить хорошую службу.
Все это тоже не очень важно, констатирует человек. Кем бы ни был отец мальчика, великий господин регент назвал его наследником. И вы все поклялись служить ему.
Хорошо звучит, соглашается враг. Жаль, что ваш господин регент не решился признать, что кровный отец не он. И что вместо того, чтобы усыновить ребенка по правилам, просто обманул всех, от кого требовал клятвы. Так что теперь они с чистой душой скажут, что присяга невесть кому не считается. Он чуть склоняет голову набок. Должно быть, обидно проиграть войну из-за старческого тщеславия, Исида-доно?
Это предлог. И повод. И Человек вскидывается, потом оседает назад, будто понимая, что ноги не удержат, дожидается полуслышного движения воздуха тень у двери решила, что угрозы нет, и снова расслабилась и в следующий момент летит через столик, вперед. Да, на семь лет старше. Да, устал, вымотан, не спал, несколько недель очень мало ел Но зато и приказ никуда доставлять не надо. Достаточно просто убить врага. Впрочем, человек не думает, пока летит. Он в бою вообще не думает, не успевает. Но той, прежней памятью знает: при толике везения убить он сможет. Противник тоже ранен или болен. Но главное у него просто нет тех навыков. Они не нужны кавалерийскому командиру, даже если он привык стоять на острие прорыва, даже если он для своей армии оружие последнего шанса. Ему неоткуда их взять
И правда. Неоткуда.
Человек приходит в себя от того, что кто-то очень осторожно протирает его лицо мокрым горячим полотенцем. Голова, которая, по идее, должна бы очень болеть, не болит совсем просто ощущается внутри как масса трубчатого заморского стекла, пронизанного светом.
Он открывает глаза, смотрит мимо пажа на темную тень впереди, кажется, в неприятной мере целую.
Мы были совсем не одни. поясняет враг. Шаг для вас естественный, выгодный, я бы на вашем месте попробовал обязательно, значит, и вы должны были. Тем более что вы не знали, сколько у вас есть времени. Будете спать или еще чаю?
А сколько у меня времени? спрашивает человек. Спать ему не хочется. Чаю ему тоже не хочется. Хотя чаю лучше, раз с другой жидкостью не получилось.
Не знаю. Вы вообще как, жить хотите? После такого не у всех остается желание.
И к чему был этот вопрос?
Как будто у кого-то здесь есть выбор. Как будто масса дураков и предателей, которая еще до всего этого пыталась добраться до горла, может вдруг переменить мнение. Как будто Токугава не понимают, что, убив господина Хидэёри и невесть с чего сохранив жизнь ему, они В общем, самому зарезаться проще и приятнее. Как будто ему придет в голову вообще разговаривать об этом со всякой взбесившейся плесенью
И, конечно, он говорит.
Множественное движение вокруг. Когда оно заканчивается, у него что-то твердое под спиной, опора под локтем, на расстоянии полусогнутой левой руки новый столик с чайником. Сидеть можно, и даже почти не мутит.
А хозяйское место чуть впереди. И хозяин медленно проходит туда и садится. Хотя, по его виду судя, он бы лучше обратно в угол.
Госпожа Го, сообщает он, сейчас уговаривает мужа усыновить мальчика. Ей-то он все равно приходится племянником, кто бы ни был его отцом. У Токугава наследует не старший, а тот, кого выберет глава рода, Хидэтада сам второй сын, так что можно брать без опаски. А кровь хорошая, жалко.
Могли бы врать получше, выдыхает человек. Потому что этого не может быть.
Почему не может? наклоняется вперед одноглазый. Потому что он угроза? Знаете, в чем наша беда, Исида-доно? Ваша, моя, общая? Мы мирный народ и чувствительный. Мы не любим убивать, мы не любим воевать, мы понимаем чужие чувства у нас сердце рвется, когда приходится выбирать. И мы стараемся убивать поменьше. И мы ведем каждую кампанию так, чтобы она стала последней. И мы играем наверняка, не оставляя мстителей на развод. Уничтожаем любые угрозы будущему миру. Запугиваем, чтобы не рискнули сопротивляться. Нарушаем слово, чтобы взять подешевле. Чтобы какой-то раз стал последним. Сколько на вашей памяти их было, этих последних раз, а вы не так долго живете на свете. А посчитать с Тайра, так смех берет. Вам не надоело? И главное кто из нас боится смерти? Да что там, кто из нас боится поражения разве что совсем дети Или те, кого не стоит брать в расчет. Кто из нас, из людей под нами до последнего крестьянина, у которого над головой погода, не ест смерть на завтрак каждый день? И что? Все бессмысленно повторяют слова про бренный мир, подобный горящему дому, и никто не делает выводов. Крестьяне хотя бы умнее, они научились с этим жить
Человек тщательнее опирает локоть на подставку и пытается понять, что он только что видел и слышал. Не удается и он откладывает это на потом. Какое-то «потом» у него явно еще есть. Может быть, оно измеряется днями, но днями, а не часами. От него чего-то хотят, он зачем-то нужен Это странно, но иначе объяснить не получается. Возможно, ему лгут. Скорее всего, ему лгут, но это тоже хороший признак: мертвецу в таких делах лгать незачем, он очень скоро сам узнает правду. До сих пор человек полагал, что единственный интерес, который у врага может быть к нему, выражается в скорой и неприятной смерти.
Вы стали слишком сильны, говорит он.
О, а вы просыпаетесь, почти весело отвечают ему. Вот уж про кого не подумал бы, что для этого потребуется Велик мир. Я при вашем регенте не сидел в таком опасном положении, в каком буду через год-полтора после того, как мы победим, и дальше будет только хуже. Так что я хочу себе пространство для маневра. Я хочу, чтобы Токугава-нынешний быстро стал силен и быстро вырос и не в моей тени. Так что я намерен подарить ему набор инструментов, годностью лет на десять. Или на пятнадцать?
Логику человек понять не может. Базовые понятия привычны, а вот выводы из них делаются нечеловеческие. Конечно, когда слабый властитель настолько обязан младшему союзнику, который еще и слишком сразу показал свою силу и глубину амбиций прочим союзникам и подданным, это не может кончиться добром. Но естественный вывод стать этому властителю единственной опорой, а потом, возможно, даже заменить его, а не Это помимо того, что предлагаемая ситуация абсурдна сама по себе. Проверим.
Вы стали слишком сильны, говорит он.
О, а вы просыпаетесь, почти весело отвечают ему. Вот уж про кого не подумал бы, что для этого потребуется Велик мир. Я при вашем регенте не сидел в таком опасном положении, в каком буду через год-полтора после того, как мы победим, и дальше будет только хуже. Так что я хочу себе пространство для маневра. Я хочу, чтобы Токугава-нынешний быстро стал силен и быстро вырос и не в моей тени. Так что я намерен подарить ему набор инструментов, годностью лет на десять. Или на пятнадцать?
Логику человек понять не может. Базовые понятия привычны, а вот выводы из них делаются нечеловеческие. Конечно, когда слабый властитель настолько обязан младшему союзнику, который еще и слишком сразу показал свою силу и глубину амбиций прочим союзникам и подданным, это не может кончиться добром. Но естественный вывод стать этому властителю единственной опорой, а потом, возможно, даже заменить его, а не Это помимо того, что предлагаемая ситуация абсурдна сама по себе. Проверим.
А вы принимаете в расчет то, что я ненавижу вас? Всегда опасался. Всегда хотел видеть мертвым. Теперь ненавидит.
Вы меня? Ящер хохочет, запрокидывая голову, опрокидывает свой подлокотник, стучит ладонью по дереву, отсмеявшись, долго ищет в складках одежды чистый листок бумаги, вытирает глаз Вы меня? На вас общение с Мори дурно сказывается. Ваша служба регенту стоила мне не меньше дюжины верных людей, двух хороших друзей и союзника, с которым мне нравилось работать. Моей двоюродной сестре было пятнадцать, когда с вашей подачи ее зарезали. Кома-химэ, дочка дядюшки Могами, помните такую? Я с удовольствием написал бы вами стихи, Исида-доно, я даже сохранил бы их на память. Какое это имеет отношение к делу?
Через год-два вы можете оказаться в еще более опасном положении.
Попробуйте. Глядит на него. Одним неживым глазом, а кажется, что двумя. Со мной, против меня неважно.
Человек пытается наклониться. Паж-кореец, очень красивый паренек был бы красивый, если бы не шрам подскальзывает вперед, наливает чаю, протягивает. Человек отпивает и понимает, что проснулся, видимо, неокончательно. Враг не оскорбился, не отреагировал на угрозу, не стал объяснять Но чтобы сейчас предъявить то самое письмо, его нужно было не просто украсть. Или выпросить. «О нем нужно было знать. О нем нужно было узнать еще до начала войны. Впрочем, враг всегда знал, что мы делаем. Всегда мог рассчитать свои шаги на время, с точностью до половины дня. Мы думали я думал! что ему продают сведения люди на мелких должностях. Оказывается, не только. И не только продают. Сколько у него людей вокруг Хидэтады и прочих его союзников, где они и чем они завязаны, мне заведомо не узнать». Человек смеется про себя. Потом вслух. Вряд ли при самой большой удаче ему суждено дожить до времени, когда это будет главной из его забот с учетом того, как ненавидят в том лагере его самого, и того, насколько он сам их презирает, даже сейчас.