Аделина всхлипнула от жалости к себе, к слугам, которые окончательно замёрзли, и к Ингемару, которого она так и не смогла спасти. Открыв стеклянный купол, она уставилась невидящими глазами на лозу. По щекам потекли горячие дорожки, срываясь хрустальными каплями на листья.
Аделина всхлипнула от жалости к себе, к слугам, которые окончательно замёрзли, и к Ингемару, которого она так и не смогла спасти. Открыв стеклянный купол, она уставилась невидящими глазами на лозу. По щекам потекли горячие дорожки, срываясь хрустальными каплями на листья.
Она в западне.
Тело Ингемара кололо и ныло так, что сводило челюсти. Магические стрелы, что всё ещё торчат из спины, лишают его сил, они буквально утекают, как снежинки в снежных часах.
Он лежит лицом в сугробе и буквально не может пошевелиться.
Сколько уже прошло времени? Час? День? Вечность? Может он давно умер от бессилия, и сейчас его мысли лишь отголоски того Ингемара, каким он когда-то был?
Кем он был? Демоном? Хранителем Кнерских лесов и границы? Нет, он был больше, чем демоном. Он
Какое это имеет значение?
Он не смог защитить ту единственную, которая смогла пробудить в нём прежнего Ингемара. Настоящего. Аделина его надежда, его огонь в очаге, который согрел оледеневший мир его души. И даже будучи демоном, у него не вышло, не получись её сберечь.
Тварь, алчная и жадная пришла из-за границы Кнерского леса и унесла её. А он лежит здесь, в снегу, и медленно угасает. У него даже нет сил поднять голову. Осталось лишь глубокое презрение к себе, к своей слабости и беспомощности.
Хорошо, что Аделина этого не видит, не смотрит на него. Он бы не вынес жалости в её глазах. Никогда ещё в жизни он не испытывал такого унижения и стыда.
Что может быть хуже для мужчины, чем неспособность защитить любимую женщину?
Эта мысль полоснула ножом.
Он действительно подумал «любимую»?
Хотя чего удивляется? Конечно, любимую. Только она возродила в нём всё, что, казалось, погребено под слоем снега и льда. Он всё это заслужил. Ещё очень давно. А сейчас даже не может защитить ту, кому обязан новым теплом в груди.
Ингемар застонал от боли, не столько физической, сколько душевной. И так понятно, что ему недолго осталось. Каверон, или как там его, действительно хорошо подготовился магия в этих стрелах такая, что завалила бы любого демона.
Остаётся что? Помереть в Кнерских снегах? Видимо так. И хорошо, что его никто не видит.
Жаль только слуг. Они были верными ему, сколько себя помнит. Теперь им прямая дорога за ним.
Всё быстрее теряя силы, Ингемар, наконец, расслабился. Какой смысл дёргаться, если всё равно он даже веки поднять не может. Забвение. Скоро придёт долгожданное забвение и избавит его от этого жгучего, невыносимого стыда. Он разъедает душу, как соль ледышку.
Как же больно
Как больно знать, что Аделина в руках другого. Того, кто недостоин даже её ногтя. Кто никогда не сможет оценить, насколько она удивительная. Он бы на всё пошёл, лишь бы спасти её. Он и пошёл отдал себя. Глупая малышка, она должна была бежать, не оглядываясь. Забыть обо всём и мчаться быстрее ветра.
Зачем вернулась? Что хотела сделать? Помочь? Какой ценой? Он не сможет принять от неё такую помощь. И в итоге оба проиграли. Она в лапах твари. Он умирает от истощения и ран, а его верные слуги следуют за ним
Тело стало медленно замерзать. Это оказалось давно забытое чувство, он ведь так давно не испытывал холода. Но Аделина всколыхнула в нём всё, и сейчас, по иронии судьбы, ледяной демон, израненный и обессиленный, замерзает в снегу.
Скоро
Совсем скоро всё прекратится
Уйдёт жгучий стыд и страшное чувство беспомощности
Ещё немного
Надо подождать
Неожиданно по всему его телу прокатилась обжигающая волна. Она оказалась такой горячей, что Ингемар стиснул зубы и захрипел от боли. Так горячо, так опаляюще жарко ему не было очень давно. Он успел забыть это чувство.
Едва он оправился от жара, как новая волна прокатилась с удвоенной силой, проникая под кожу, заставляя всё внутри буквально вскипать. Терпеть боль стало почти невыносимо и Ингемар зарычал.
Что это? Новая пытка? Новое наказание за его старую ошибку? Разве он недостаточно наказан? Недостаточно раскаялся и потерял?
Очередной вал огня прокатился от пяток до самой макушки, впитываясь в тело до самых внутренностей, обжигая неистово и дико.
Ррраааа!.. проревел Ингемар, от боли видя цветные вспышки перед глазами.
Он что, умирает? Это такая изощрённая смерть? Видимо, всего, что было недостаточно. Нужно, чтобы он ещё сильнее страдал. Если так, он готов. Пускай, он вынесет, и наконец избавится от мысли о том, что не смог защитить Аделину. Остальное не важно.
Жар в теле всё усиливался. Он проникал в поры, расплавлял льдинки в коже, заставлял сердце стучать сильнее, а кровь быстрее течь по венам.
Сердце? У него всё ещё бьётся сердце?
Следующая опаляющая волна выгнула ему спину и буквально подняла над снегом. Превозмогая боль, он разлепил веки. Оказалось, что в лесу раннее утро. Он действительно завис в воздухе, будто кто-то держит его за верёвки. Крылья растопырились, и видно, как они подёргиваются в тени на снегу.
Раннее утро. Значит, он пролежал здесь почти сутки. Если не больше.
Что за это время могло случиться с Аделиной?
Додумать не успел, его вновь обожгло и выгнуло дугой. Ингемар закричал и зарычал одновременно, чувствуя, как судьбоносные изменения происходят в каждом кусочке его тела.
Что с ним? Что за очередное наказание?
Боль, обжигающая, острая похожая на сотни мелких зубов, впивающихся в кожу, прокатилась по всему телу, Ингемар запрокинул голову и взревел так сильно, что с деревьев осыпались снежные шапки, а испуганные звери посрывались с насиженных мест.
Никогда он не испытывал такой боли. Но сейчас сквозь неё он почему-то чувствовал катарсис, какое-то необходимое очищение через боль.
А потом боль разом исчезла.
Просто схлынула в один миг, оставив мягкое тепло во всём теле.
Не веря себе и случившемуся, Ингемар, продолжая висеть в воздухе, поднял руки и с изумлением уставился на них. Они прежние. Такие, какими были когда-то давно. Он чувствует силу, небывалую, мощную, и такую забытую. Даже не думал, что когда-нибудь вновь обретёт её. Вот она, течёт по венам, пульсирует теплом в каждой клетке, в каждом органе. Он снова прежний.
Ингемар распрямился, продолжая висеть в воздухе. Тело отозвалось силой и здоровьем. Он больше не теряет энергию все стрелы, померкнув, бесполезно валяются в сугробе.
А в тени на снегу его силуэт. Его крылья. Огромные и настоящие.
Глава 20
Аделина стояла перед Кавероном у алтаря, цветного, как и всё, к чему прикасается Каверон. Через окна в потолке льётся свет утреннего солнца, но Аделине всё равно.
Это всё не может быть правдой.
Как же так?
Она никак не могла поверить в происходящее. Как вышло, что она оказалась здесь? Как этот гад умудрился устроить всё так, что она даже носа высунуть из комнаты не смогла? И вот теперь она в пышном белом платье стоит в главном зале святилища, на неё глазеют сотни глаз слуги, родители (те, кто являлись родителями той, в чьём теле она теперь), подданные лорда Рафинода, и понятия не имеет, как это всё остановить.
Хотя, какой смысл?
Исправить уже всё равно ничего нельзя. Когда Каверон отвёз её в свой замок, настаивая, что церемонию надо проводить именно на его территории (видимо, справедливо опасаясь побега или ещё каких-нибудь выходок с её стороны), Аделина как-то сникла. Какой смысл бороться, если куда не плюнь везде тупик?
Местные родители ничего не смогли предпринять против. И даже наоборот, сочли её взбалмошной дурой, которая не понимает своего счастья. По мнению матери, Каверон отличная партия, а отец только рад породниться с тем, у кого столько власти.
Так что она осталась в меньшинстве.
И только лоза в её пальцах, с которой она наотрез отказалась расставаться даже на минуту, напоминает о хорошем. Хоть что-то приятное в этом безумии.
Из-за алтаря вышел жрец, совершенно лысый, но с бородой до самого пупа. В фиолетовой мантии и с гроздьями атрибутики на шее. Он вскинул ладони и проговорил монотонно:
Миряне! Мы собрались здесь, чтобы объединить в нерушимый союз этих влюблённых
Аделина поморщилась вот же лицемер. А ещё жрец. Хоть бы поинтересовался, кто тут вообще влюблён. Хотя, она влюблена. Да только не в это желтозубое гадство.
Каверон перед ней (вырядился, как попугай, наверное, хотел её платье затмить красные штаны, зелёный атласный камзол, и всё в блёстках, прямо травести-шоу) скалится в улыбке. Явно догадался, насколько ей всё это претит.
Но что теперь поделать? Даже «нет» сказать не получится бесполезно.
Жрец продолжал:
Сейчас, перед вами и Небесным алтарём совершится великое действо. Мы счастливы объединить Каверона Рафинода и Аделину Эрион в законном браке. Итак, начнём церемонию.
Потом Аделина, как в тумане наблюдала, как к ним подносили какие-то книги, заставляли класть на них ладони, повторять какие-то тарабарские слова. Ей было уже всё равно. Спасибо хотя бы на том, что рафинодская морда потерпел эти два дня после приезда и не потащил её в постель. В этом, конечно, её заслуга и заслуга матери, которая настояла на том, что невесту по традиции не положено показывать жениху до прихода в святилище.
И неважно, что до этого они виделись, и вообще он буквально приволок её из леса.
Это дало возможность немного передохнуть, но не изменило неизбежного она перед Кавероном и тот ждёт от неё клятвы. Какого-то дурацкого обещания, которое свяжет её по рукам и ногам. Ну, классно, конечно
Аделина? напористо прошептал лорд, вырывая её из тягостных мыслей. Твоя очередь.
Она вздрогнула. Что, уже? Что она должна делать? Присягать ему на верность? А потом что, поцелуй потребует? Какая гадость Она прекрасно помнит его скользкий язык. Фу
Жрец подбодрил:
Невеста так невинна, что оробела. Это делает ей честь. Но ты должна повторить за мной, дитя: «Я, Аделина Эрион, дочь лорда и леди Эрион»
Горло перехватило ледяной лапой. Она вдруг почувствовала дикую слабость в коленях, а в теле дрожь. Сейчас? Сейчас всё произойдёт? И пути назад нет?!
Еле держась на ногах, она произнесла непослушным языком:
Я, Аделина Эрион, дочь лорда и леди Эрион
Соглашаюсь стать законной и единственной женой продолжил жрец наставительным тоном.