Я выкарабкался из водоема. Вода струилась по штанинам. Крохотные листики, словно капли блевотины, усеяли мои брюки. Вот мама-то разозлится. Но сейчас надо было думать не об этом за следующим забором лежал самый опасный сад.
Хорошая новость в саду мистера Блейка не было самого мистера Блейка, а на дальней стороне росли араукарии и шпажники. Отличная маскировка для «призрака». Плохая новость заключалась в том, что всю длину сада занимала теплица: она шла прямо под забором. Неустойчивым забором десятифутовой высоты, который дрожал под тяжестью моего веса. Мне придется ползти по этой изгороди, сидя на ней верхом, дюйм за дюймом, пока я не окажусь прямо напротив окна гостиной мистера Блейка. Если я упаду, то проломлю стекло теплицы и грохнусь на бетонный пол. Или наденусь на кол для подвязки помидоров, как священник в фильме «Омен», которого протыкает упавший громоотвод.
Выбора у меня не было.
Я мучительно медленно продвигался по занозистой верхней планке забора, которая резала мне задницу и ладони. Вымокшие джинсы тянули к земле и липли к телу. Я чуть не упал. Если мистер Блейк выглянет в любое из окон, я мертв. Я снова чуть не упал.
Я миновал теплицу и спрыгнул вниз.
Каменная плитка сделала «плак!». К счастью для меня, в гостиной мистера Блейка был только Дастин Хоффман из фильма «Крамер против Крамера». (Мы видели его, когда ездили в отпуск в Обан. Джулия весь фильм прорыдала, а потом объявила его самым великим фильмом в истории человечества.) Для одинокого мужчины гостиная мистера Блейка была какой-то слишком женственной. Лампы в кружевных абажурах, фарфоровые пастушки, пейзажи африканской саванны такие можно купить на лестнице в «Литтлвудсе», если очень хочется. Наверно, его жена обустроила дом еще до того, как подцепила лейкемию. Я прокрался под окном кухни и дальше по саду под прикрытием густых кустов, пока наконец не добрался до бака для дождевой воды. Не знаю, зачем я оглянулся на дом, но оглянулся.
И увидел лицо мистера Блейка в окне верхнего этажа. Выгляни он лишь на шестьдесят секунд раньше неминуемо увидел бы, как я ползу по его изгороди. (Для победы нужна не только храбрость, но и удача. Я надеялся, что у Дурана в достатке того и другого.) Эмблема «Стоунзов» на оконном стекле явно выдержала все попытки ее соскрести. Вокруг виднелись призраки других, бывших наклеек. Должно быть, в этой комнате когда-то жил Мартин.
Морщинистый мистер Блейк смотрел куда-то. На что это он смотрит?
Не на меня. Меня скрывают кусты.
В глаза собственному отражению?
Но глаза мистера Блейка были черными дырами.
Последний сад был Мервина Хилла. Папка Подгузника всего лишь мусорщик, но сад у него выглядит как владения Национального фонда. Поскольку этот дом крайний в ряду домиков при церкви, сад при нем пошире. Затейливо мощенная дорожка шла к скамейке под трельяжем с вьющимися розами. Сквозь стеклянную дверь, выходящую в сад, я увидел Подгузника с двумя мальчишками помладше и мужчиной должно быть, их отцом. Наверно, это гости. Они все вместе играли в «Твистер». Подгузников папа как раз крутил волчок. Телевизор за диваном показывал самый конец «Крамера против Крамера», когда мать мальчика приходит его забирать. Я прикинул маршрут. Пара пустяков. На том конце двора компостная куча, с которой можно забраться на стену. Пригнувшись, я побежал к вьющимся розам. Воздух был густо настоян на их запахе.
Тихо ты. Невидимая женщина сидела на скамье в пяти футах от меня. Ах ты, маленькая хулиганка!
Ах ты, лапочка моя, опять брыкается, да, милая? сказала ее невидимая собеседница.
Ах ты, лапочка моя, опять брыкается, да, милая? сказала ее невидимая собеседница.
Трудно было поверить, что они меня не услышали.
Ой-ой Тяжелое дыхание. Она обрадовалась, услышав твой голос, мамочка. Вот, потрогай
Между трельяжем для роз и задней стеной был проход достаточно широкий для меня, но слишком шипастый. Я в него не пролезу.
Ты тоже скакала как заводная, сказала невидимка постарше; я понял, что это мамка Подгузника. Просто колесом ходила и каратэ на мне отрабатывала. Мерв всегда был поспокойней, правду сказать, даже до того, как вышел.
Ну уж я только обрадуюсь, когда эта барышня наконец соизволит выйти. Уж до того мне надоело ходить как кит на двух ногах.
(О боже! Беременная женщина. Уж это-то про них все знают: если их напугать, ребенок родится прежде времени. Тогда он выйдет дебилом, как Подгузник, а виноват буду я.)
Так ты по-прежнему уверена, что это девочка?
Элинор из бухгалтерии, знаешь ее, она проверяла. Подвесила мое обручальное кольцо на прядь моих волос у меня над ладонью. Если качается туда-сюда, то ребенок мальчик. А у меня оно все петлями ходило, значит девочка.
Да неужели эту примету еще помнят?
Элинор говорит, что ни разу не ошиблась.
(Я глянул на свои «Касио» мое время почти истекло.)
Игра в «Твистер» переросла в куча-мала из тел и извивающихся рук и ног.
Ты глянь только на этих хулиганов! с нежностью сказала мамка Подгузника.
Бен очень расстроился, что его приятель, ну тот, который на складе работает, отказал. Насчет Мерва, я имею в виду, когда он школу кончит.
Что ж делать, милая. Спасибо Бену, что побеспокоился.
(«Время!» пульсировали мои часы. «Время!» Я слишком много думаю о других, это моя беда. Весь смысл «призраков» в том, чтобы быть крутым таким крутым, что чужие беды тебя не волнуют.)
Я вот беспокоюсь за Мерва. Особенно думаю про то время, когда ну, когда нас с Биллом уже не будет.
Мама! Не выдумывай, что ты такое говоришь?
Но Мерв-то не может думать о своем будущем, верно? Он даже про послезавтра подумать не в состоянии.
Но у него есть мы с Беном, если уж на то пошло.
У тебя своих скоро будет трое, верно? И без Мерва есть за кем смотреть. А он растет, и с ним все трудней справляться, а не легче. Билл тебе рассказывал? Он однажды застукал Мерва в спальне с этим журнальчиком, с «Пентхаузом». Голые бабы и все такое. Дорос уже.
Ну, мама, это же естественно. Все мальчики так делают.
Я знаю, Джекки, но то обычные мальчики. У них есть русло для выхода этого всего. Гуляют с девочками и всякое такое. Я люблю Мерва, но ты же сама понимаешь какая девушка с ним пойдет? Как он будет содержать семью? Он ни рыба ни мясо, понимаешь? Не настолько инвалид, чтоб получать пособие и все прочее, но, чтоб таскать ящики на складе, у него винтиков не хватает.
Бен сказал это только потому, что они сейчас не нанимают. Рецессия и все такое.
Самое печальное, что Мерв гораздо умней, чем прикидывается. Ему просто удобно строить из себя деревенского дурачка, потому что все другие ребята от него только этого и ждут.
Лунно-серая кошка перебежала газон. Еще несколько секунд и начнут бить часы на церкви.
Бен говорит, что на фабрику свиных шкварок в Аптоне берут кого угодно. Они даже Джайлса Ноука взяли, даже после того, как его старика упрятали.
(Вот об этом я никогда не задумывался. Подгузник такой, какой есть, всеобщее посмешище. А если подумать, что будет с ним в двадцать лет? В тридцать? А если подумать, что делает для него мать каждый божий день. Пятидесятилетний Подгузник. Семидесятилетний. Что с ним будет? Тут уже совсем ничего смешного нет.)
Может, на фабрику его и возьмут, милая, но это не меняет
Джекки? крикнул в распахнутую стеклянную дверь молодой отец. Джекс!
Я протиснулся между трельяжем и стеной.
Что такое, Бен? Мы тут, на скамейке!
Розы, шипастые, как орки, впивались мне зубами в лицо и грудь.
Венди с тобой? Мерв опять перевозбудился. И опять с ним кое-что приключилось.
Целых десять минут, пробормотала мама Подгузника. Мировой рекорд. Иду, Бен! Иду!
Она встала.
Когда мама Подгузника и его беременная сестра прошли полдороги до дома, часы Святого Гавриила пробили первый удар из девяти. Я рванулся к стене и взлетел на компостную кучу. Вместо того чтобы спружинить и подбросить, куча меня поглотила я провалился по пояс в гниющую кашу. Бывает такой кошмарный сон, в котором сама земля обращается против тебя.
Часы ударили второй раз.
Я выбрался из компостной кучи, перелез через последнюю стену, поболтался в воздухе, как в чистилище, пока часы били третий раз, и грохнулся на дорожку, идущую вдоль боковой стены лавки мистера Ридда. Потом, в мокрых и пропитанных компостом штанах, рванул через перекресток и выполнил норматив «призрака» с запасом не в две минуты, а в два удара часов.
Я плюхнулся на колени у подножия дуба дыхание царапало легкие, как ржавая пила. Я даже не мог выбрать шипы из носков. Но в этот миг, в этом месте я был счастлив, как никогда. Я не мог припомнить более счастливой минуты за всю свою жизнь.
Сын мой, Гилберт Свинъярд хлопнул меня по спине, ты истинный «призрак»! Плоть от кости!
У нас еще никто не прибегал настолько впритык! Грант Бёрч по-гоблински захихикал. С запасом всего три секунды!
Пит Редмарли сидел скрестив ноги и курил.
Я думал, ты сошел с дистанции.
Пита Редмарли ничем нельзя шокировать, и у него уже почти приличные усы. Он никогда не говорил мне прямым текстом, что считает меня педиком и снобом, но я знаю, что думает он именно это.
Значит, неправильно думал, сказал Гилберт Свинъярд. (Вот зачем нужно быть в «призраках» чтобы такой парень, как Гилберт Свинъярд, за тебя заступался!) Боже, Тейлор! Что с твоими штанами?
Наступил я все еще хватал ртом воздух, в сраный пруд Артура Ившема
Тут заухмылялся даже Пит Редмарли.
Потом я тоже заржал, свалился в Подгузникову компостную кучу
Неторопливо подбежал Плуто Ноук:
Ну что, уложился он?
Ага, сказал Гилберт Свинъярд, едва-едва.
Еще пара секунд, и опоздал бы, добавил Грант Бёрч.
Там я машинально хотел отсалютовать Плуто Ноуку и едва успел остановиться, там во дворах полно людей.
А ты как думал? Еще светло. Но я знал, что ты справишься.
Плуто Ноук хлопнул меня по плечу. (Папа однажды так сделал, когда я научился нырять, один-единственный раз в моей жизни.)
Я знал. Это надо отметить.
Плуто Ноук выставил зад, как будто сидел на воображаемом мотоцикле. Правой ногой он пнул стартер. Рукой изобразил обороты двигателя, и оглушительный пердеж «харлея-дэвидсона» вырвался у него из задницы. Звук нарастал, пройдя все четыре передачи, три, пять десять секунд!
Мы, «призраки», уссывались от смеха.