Она говорила, это сорок третий год.
Она что угодно теперь скажет, безотрадно махнул рукой военный. А кто-то видел, как Самсона грузили на корабль. И тоже божится с подписью и печатью.
Закурил следующую папиросу:
Ладно. Поехали дальше.
Но дальше не поехали. В дверь просунулась коротко стриженная голова:
Вас к телефону.
Военный шагнул к двери.
Не вас. А вас. Говорит, дочка ваша с крыши сигала.
Дядя Яша побледнел. От волнения он забыл, какая нога настоящая, уперся в пол сперва протезом, плюхнулся обратно на сиденье. С досадой исправил ошибку. Вскочил, и уже на бегу:
Разрешите?
Военный кивнул.
Спасибо, что побыли с ней, искренне поблагодарил соседку дядя Яша. Та только махнула рукой: мол, ничего.
На то соседи и есть!
Сара стояла и спокойно смотрела перед собой. Из-за пояса рейтуз торчала кукла: грязный узелок с угольными точками-глазами.
Сара.
Черные глаза спокойно встретились с его. В них не было ни страха, ни раскаяния, ни вины. Только обычное безмолвное спокойствие. «Да ну, конечно же, она не собиралась прыгать с крыши, бред», торопливо подумал он.
Тетя Дуся снова высунулась:
Да вы уж не ругайте ее. Дети шастают, такая их порода.
«Когда некому присмотреть», закончил за нее дядя Яша. Привычно уколола вина. Ну а что он-то может сделать? Целый день на службе. Дядя Яша почувствовал, как натягиваются нервы. «Ну и урод», вдруг подумал о кукле. Кашлянул.
Сара. Лазить по крышам нельзя.
Ну а что он еще мог сказать? Он же целый день на службе.
Кивок в ответ.
Тетя Дуся всплеснула руками:
Ой. Совсем забыла! У вас в комнате ждет!
Ждет до сих пор?
Дядя Яша удивился. На попутке в кабине он добрался до Ленинграда. Потом телепался в трамвае. Сумерки стали синими. А пожарная, выходит, всё сидела ждала? В их комнате?! «Делать ей, что ли, больше нечего?» разозлился он.
Ладно. Поговорим.
Дядя Яша сердито толкнул дверь.
Здравия желаю, встретило его.
Здравствуйте, уставился дядя Яша.
Девушки в каске не было. За столом, заложив ногу в сапоге на другую, его ждал участковый милиционер Пархоменко. Сара бесшумно вытянула свою руку из дяди Яшиной и скользнула за ширму.
Напротив милиционера за столом сидел Бобка.
Пархоменко приподнял со стула зад, кивнул, сел обратно, скрипнула портупея, скрипнули друг о друга начищенные голенища. Фуражка Пархоменко лежала на столе. Бобка рассматривал круглые подпалины на столешнице и свои собственные руки, соединенные замком: пошевеливал пальцами.
А я насчет ножичка, обогнал вопросы Пархоменко. Бросил на Бобку взгляд, но сколько ни пучил глаза, не смог поднять на себя Бобкиного.
Какого? промямлил дядя Яша.
Пархоменко приподнял зад, сунул руку в карман брюк, выловил, бросил на стол железную лодочку. Бобкины пальцы замерли.
Вот этого.
Теперь Пархоменко уставился на дядю Яшу. Но и его взгляда не поймал. Дядя Яша разглядывал нож. Рукоятка была плотно обмотана проволокой в три цвета. Работа была по-своему артистичной, со вкусом, некстати оценил дядя Яша.
Ну, пригласил Пархоменко Бобку, рассказывай.
Дядя Яша стоял и видел Бобкину шею, торчавшую из воротничка. Маковку на коротко стриженной голове. Бобка не покраснел, не заплакал. Он сказал:
Выменял.
У кого? демонстративно глядел на дядю Яшу Пархоменко. Похоже, он уже знал ответ. И это был такой ответ, который дяде Яше не понравится.
Дядя Яша тут же вспомнил школу: серое унылое здание (а есть не унылые школы вообще, в мире, в природе?), гвалт мальчишек. Мальчики и девочки учились раздельно. Многие говорили, что дисциплине у мальчишек это не помогало, и дядя Яша был согласен. Но двое против Бобки? Даже если Бобка кругом не прав?
Послушайте, обернулся дядя Яша к Пархоменко.
У кого?! приподнял рыжие усы тот. «Вот таракан. Расселся. И командует», с неприязнью подумал дядя Яша. Да, нож не игрушка. Но в самом деле: не украл же. Просто выменял. Дядя Яша поспешил Бобке на помощь.
Послушайте, товарищ Пархоменко, это же всего лишь
Но Бобка склонился еще ниже.
Не слышу! перегнулся к нему через стол Пархоменко. Выпрямился. Слышали?
Снова к Бобке:
У кого еще раз?
У немца, подтвердил Бобка.
У кого?! изумился дядя Яша. Он ухватился за соломинку: в смысле у учителя немецкого языка. Мысли заметались. Кто сейчас сейчас! учит детей немецкому? Ну предположим! Говорят же про учительницу английского: «англичанка».
У немца, подтвердил Бобка.
У кого?! изумился дядя Яша. Он ухватился за соломинку: в смысле у учителя немецкого языка. Мысли заметались. Кто сейчас сейчас! учит детей немецкому? Ну предположим! Говорят же про учительницу английского: «англичанка».
У пленного. Немца, развеял все сомнения Пархоменко.
Дядя Яша сел, как подкошенный. Оба не сводили с Бобки глаз. Пархоменко негодующих, праведных. Дядя Яша изумленных. Он даже прикрыл ладонью рот. Спросил из-под пальцев:
На что ты его поменял?
Вы что, не слышали? У пленного немца! попытался вернуть разговор в нужное русло милиционер Пархоменко.
На хлеб.
Пленного врага прикармливает, перевел Пархоменко.
А где ты его взял? дядя Яша был так ошеломлен, что ни рассердиться не смог, ни встревожиться. А тревожиться стоило: все-таки немец, все-таки враг, а Бобка, можно повернуть, содействует врагу. Но голос дяди Яши звучал мягко.
Ножик? с надеждой поднял лицо Бобка.
Немца.
Бобка опять потупился.
На бывшем ипподроме бараки стоят, ответил за него Пархоменко. Ну, сам дальше расскажешь?
Бобка помотал головой.
«А что я-то могу сделать? Я целый день на службе», думал дядя Яша.
Он проводил Пархоменко до дверей. Тот говорил и говорил:
Я таких каждый день от заборов гоняю По чердакам гоняю. По подвалам. Всё патроны ищут. Неразорвавшиеся снаряды.
Коридор, казалось дяде Яше, не кончится никогда.
Я таких знаете сколько с улиц вылавливаю? Каждый день!
Дядя Яша промычал что-то невнятное. С облегчением распахнул перед милиционером дверь.
Пархоменко вдруг развернулся, и дядя Яша почти испугался, что он сейчас скажет: «А знаете что? Останусь у вас, поужинаю у вас, жить буду теперь у вас, никогда отсюда не уйду». Но Пархоменко сказал:
Для таких знаете уже какое словцо есть?
Какое?
Безотцовщина.
Дяде Яше остро захотелось дать ему по морде нарушить симметрию усов. Даже то, что дядя Яша знал, что такое маскароны, не мешало. Помешало другое. Если арестуют и его, с кем останутся дети?
М-да, промычал он, сжимая бесполезные кулаки. Война.
Он пошел, напирая так, что милиционеру пришлось отступить на лестничную площадку. Совсем чуть-чуть, и можно будет захлопнуть дверь.
Подумайте, товарищ, не отлипал Пархоменко. Может, пришла пора обмозговать это дело хорошенько и передать заботу государству.
Что?
Но Пархоменко глядел на него такими васильковыми, участливыми глазами:
Я ведь тоже без отца, сказал милиционер. Государство вырастило. Воспитало. Научило. Показало дорогу в жизни.
Он умолк. Оба его родителя умерли в один год, тогда многие умерли; говорить сердечно он не умел не успел в детстве наполниться любовью. Когда ему хотелось сказать что-то от души, от чистого сердца, изо рта сыпались какие-то ошметки лозунгов, трескучая официальная дрянь. И Пархоменко надеялся, что взгляд его лучше всяких слов растолкует этому усталому исковерканному войной человеку, что Но не успел.
Здравствуйте! А я как раз к вам.
Оба обернулись.
Шумно топала по лестнице к ним молодая женщина. Из-под берета топорщились коротко стриженные волосы. Юбка казалась бетонной, пальто гранитным, а вся она была бескомпромиссно нацелена вперед. Ладонь выдвинулась, как ледокол. Оба невольно попятились. Протянули для приветствия руки. Их по очереди стиснула десница. Дядя Яша поморщился, Пархоменко ойкнул.
В общем, так вот, заспешил Пархоменко. Он уже опомнился, застеснялся себя, прятал глаза. Тут надо действовать аккуратно. Без горячки. По уму. По-человечески. Заходите в отделение. Побеседуем.
Козырнул.
Сапоги его затопотали вниз.
Милиция тоже уже приходила? встряла незнакомка, глядя ему вслед. Голос у нее был гулкий, как цинковое ведро. Не удивляюсь! Сначала систематические прогулы. Потом банда хулиганов. Потом кража. Потом тюрьма.
Что? попятился дядя Яша от ее напора. Что он украл? У кого?
Не украл. Пока что! Он пока только начал свой путь по кривой дорожке. С прогулов! Систематически прогуливает. Каждый день! Поэтому я и пришла к вам на дом сама. Как педагогический работник, как завуч, я
Дядя Яша почувствовал, как голову сжимает железный обруч. Как давно он сегодня на ногах: культя пульсировала, от нее боль огненными вихрями разлеталась по всему телу.
Бобка прогуливает школу? отступал он. Вы кто?
Незнакомка надвигалась как плита:
Вы меня слушаете? Вы меня не слушали! Теперь понимаю, откуда эта безответственная тенденция. Из дома, из семьи! Все идет от семейной обстановки! воздела палец она. А где пасует семья! Там должны вмешаться школа. Партия. Государство. Я пришла спасать от тюрьмы Шурку. Я Елена Петровна Капустина. Завуч.
Но выпроводили и ее.
Наконец, собрались все, сели ужинать. Стучали ложки. По очереди посмотрел на каждого. Рядом с тарелкой Сары лежал грязный лоскуток кукла. Дядю Яшу передернуло.
Игрушкам на столе не место, отрезал он. Сара накрыла куклу рукой. Убрала руку под стол. Кукла исчезла.
Встань и убери ее!
Сара съехала со стула. Ушла за ширму. Вернулась. Села.
Поздравляю, сказал дядя Яша. Все трое молодцы. Большое спасибо.
Капуста психбольная, буркнул Шурка. Это все знают.
Не Капуста. А Капустина Елена Петровна, перебил дядя Яша, презирая себя, злясь на то, что вот сейчас ведет себя, как все те взрослые, на которых он клялся не быть похожим («а еще быть всегда мудрым, выдержанным, доброжелательным, спокойным, ха»). Она завуч.
Она все равно психбольная. Нормальные дома сидят. А не нос везде суют.
И сядь прилично! Ешь как полагается. Что ты хлюпаешь!
Шурка демонстративно положил ложку. Сложил на груди руки:
Ну?
Дядя Яша чувствовал, что закипает. Что осадить себя уже не сможет.
Ты прогуливал школу?
Ну.
Отвечай по-человечески.
Шурка пожал плечами:
Зачем? Капуста же прискакала, уже накапала.
Говори по-человечески! взвился дядя Яша. Откуда этот жаргон?
«Откуда, откуда», подумал: от тех, с кем он прогуливает школу. Бешенство подступало. Привычное, как и бессилие. «Надо держаться фактов», попробовал дядя Яша. Не чувств, они все равно сейчас мутные, дрянные. Школа стоит денег. Это факт.