Возвращаясь домой, Вероника в темноте пробиралась на ощупь к своей постели, перебирая пальцами по гладким стенам. Утром ее будил шум посуды на кухне и запах кофе а разбросанная одежда на полу пахла краской и влажной пылью убранных ночью улиц. Она натягивала на голое тело длинный старый шерстяной свитер, выходила на кухню и брала из рук Софи горячую чашку.
Ты расскажешь об этом в группе?
Конечно, отвечала Вероника, зная, что расскажет только про вино и друзей. И ни слова о том, что было после.
Допив кофе, она ехала в студию и писала новую картину.
|11|
Веронике повезло в прошлый раз она удержалась, и потому пакетик со «Спарклом» так и остался лежать в шкатулке, спрятанной под коробками с красками в стенном шкафу. Значит, сейчас можно было не звонить Джейкобу, а поехать сразу в студию. Запереть дверь на два замка, дрожащими руками вывалить перепачканные коробки на пол, нащупать гладкий лакированный бок и маленький металлический замок, достать пакетик, добежать до кухни и прямо из-под крана запить две таблетки. Засечь время и обязательно сесть однажды Вероника опрометчиво решила писать картину, ожидая действия «Спаркла». В результате она вернулась домой из госпиталя при падении неудачно оперлась на руку и вывихнула запястье. Софи долго смотрела на бандаж, не произнося ни слова то ли молча осуждая, то ли анализируя руку при помощи очков.
Поэтому сейчас Вероника забирается с ногами на старый продавленный диван, купленный за бесценок на онлайн-аукционе, и ждет. Сегодня нет радостного предвкушения, которое она испытывает порой лишь надежда на скорое избавление от мучений. Так плохо ей еще не было никогда.
Спустя час Вероника, тихонько напевая, выдавливает краски на деревянную палитру, покрытую толстым слоем потемневших, перемешанных, забывших себя цветов. Кармин, охра, стронций, сиена
Ее отвлек смартфон в теплой тишине студии рингтон звучит чужеродно, почти враждебно.
Вероника, ты где? голос Софи оттеняет шум улицы, отдаленный шелест трамвая, разговоры пешеходов, звонки велосипедов
Вероника молчит в это время она обычно выходит с работы. И тут же вспоминает, почему Софи может ей звонить.
Я в студии, глухо отвечает Вероника. Прости. Я забыла про группу.
На другом конце только шум улицы.
Я сейчас приеду туда. Извинись перед Альбертом за меня, пожалуйста, я, наверное, немного опоздаю.
Хорошо.
Вероника бросает смартфон на диван, бежит в ванную мыть руки, а подсознание при этом замечает краски засохнут. Но у Вероники нет времени отмывать палитру. Она выскакивает из студии, мчится по растворившейся в мягких сумерках улице, взлетает по лестнице на платформу трамвая и успевает вскочить в вагон перед самым закрытием дверей. Вероника опаздывает совсем ненамного группа только началась, когда она вбегает в просторный зал с низко висящими лампами дневного света и столами, разделенными прозрачными звуконепроницаемыми перегородками. Оглядывается в поисках одиноко ожидающего ее Альберта и видит его в паре с Эдит. Вероника смущается неужели она перепутала недели? Но Альберт обычно проводит терапию Оливии, а не Эдит, и Эмили сидит сейчас напротив Джорджа, а не ждет Веронику.
Она увидела его в тот же момент, когда еще раз пересчитала недели и точно убедилась, что ничего не перепутала. Очки, джемпер, улыбка Вероника попятилась к двери, очень надеясь, что ее еще никто не успел заметить. Потому что приступ повторялся тот самый приступ, который она сегодня уже победила при помощи «Спаркла». Этого не могло быть, этого никогда раньше не случалось Вероника спокойно жила неделями, а иногда и месяцами после приема таблеток. И никогда раньше приступы не были столь сильными, как сегодня днем и как сейчас. Вероника нащупала за спиной ручку двери и выскочила в прохладный пустой коридор. Из соседней двери доносилась ритмичная музыка там проводили занятия по танцам, а чуть дальше нестройный хор голосов повторял фразы на испанском. Вероника быстро пошла к выходу, стараясь при этом ступать неслышно, как будто ее мог кто-нибудь поймать и попытаться остановить
Ника!
Она резко обернулась, и ее чуть не вывернуло наизнанку Тим вышел из зала, осторожно прикрыв за собой дверь. Вероника вновь заспешила теперь желание поскорее покинуть здание превратилось в абсолютную физическую необходимость. Только бы добраться до улицы, а там идти, идти, идти
Ника! голос раздался совсем рядом, Вероника сжалась и снова инстинктивно обернулась мысль о том, что он прямо за спиной, была совершенно невыносимой. Он стоял совсем рядом, в паре шагов, и Вероника тут же опустила взгляд, чтобы не видеть умных стекол очков.
Посмотрите на меня.
Она помотала головой, пытаясь стряхнуть подкатывающую тошноту.
Ну! рука схватила ее за подбородок и больно дернула наверх.
Стекла были совершенно прозрачными, а глаза абсолютно серьезными.
Идем, бросил Тим.
Куда? на автомате спросила Вероника, но ноги уже следовали за ним по мягкому бежевому ковролину холла Тим шел к выходу. На улице он схватил Веронику за рукав и подтащил к ближайшей скамейке у Городского дерева. Усадил рядом с собой, залез в карман джинсов и достал маленький пакетик с грязно-розовой таблеткой.
Держите.
Что это?
Мидониум.
Вероника с опаской посмотрела на очки. В них отражались фонари, подсветка витрин, вывески и ее бледное лицо.
Суппрессив быстрого действия. У вас, в Зоне, его не выписывают, я знаю, Тим повернулся к ней, так что за отражением стали видны серые глаза.
Они улыбались.
Это не первый раз. Когда я вижу человека, принимающего «Спаркл», мягко добавил он.
II
|1|
Сквозь высокие окна в офис вливается молоко солнце скрыто за плотной пеленой облаков, и свет растворяется в воздухе вместе с тенями, очищая огромное пространство офиса, делая его серым и стерильным. Но Верóника видит не просто серый свет для нее он переливается перламутром тончайших оттенков, в нюансах которых скрывается деликатная эстетика полутонов. Даже в сером она может видеть цвет. И теперь это совсем не опасно.
«Мидониум» творил чудеса. Там, где раньше Веронике приходилось балансировать на грани, выплескивая на холст избыток энергии, пока возможности полотна не иссякали, и оно не отторгало калейдоскоп смущенного сознания, теперь удавалось увидеть гармонию, услышать тишину, почувствовать равновесие. Вероника стала больше заниматься графикой лаконичная и при этом живая история линии стала занимать ее сильнее спонтанного буйства красок. Да, конечно, точно так же, как и раньше, иногда что-то подкрадывалось, сдавливало изнутри и выворачивало наизнанку хрупкий порядок ее души, гнало Веронику прочь от людей, в тихий полумрак ее студии но вместо ядовитых оранжевых таблеток она могла выпить одну розовую, и приступ проходил тихо и бесследно. Картины из «Спаркла» стояли у стены, стыдливо отвернувшись, и Вероника не жалела о том, что не продолжает цикл. Он слишком дорого ей обходился.
«Суппрессив» доставал Тим он мог заказывать его у себя дома, за границей Зоны, и получать по почте. По вторникам вместе с доверительной беседой Вероника получала маленький пакетик, обещавший, что равновесие и впредь не будет нарушено. Что она больше не будет сходить с ума.
По правилам группы Вероника должна была бы задавать вопросы, а Тим отвечать, но чаще всего все происходило наоборот. Любые ее попытки действовать по алгоритмам «Узнай себя» оканчивались ничем, а каждый его вопрос заставлял ее говорить о том, о чем никогда не узнали бы ни Эмили, ни Софи.
По правилам группы Вероника должна была бы задавать вопросы, а Тим отвечать, но чаще всего все происходило наоборот. Любые ее попытки действовать по алгоритмам «Узнай себя» оканчивались ничем, а каждый его вопрос заставлял ее говорить о том, о чем никогда не узнали бы ни Эмили, ни Софи.
Как ваше самочувствие, Ника? спрашивал он.
Очки смотрели внимательно и при этом оставались совершенно непроницаемыми.
И Вероника, вместо того чтобы ограничиться вежливым ответом, зачем-то начинала рассказывать, объяснять, описывать а он слушал, как будто это и впрямь было ему интересно.
Почему я всегда отвечаю на ваши вопросы? спросила она как-то раз после очередного долгого рассказа, во время которого Тим кивал и уточнял с вниманием профессионального психотерапевта.
Я журналист, усмехнулся он стекла очков блеснули. Должен уметь правильно задавать вопросы.
«Интересно, если я художник, думала потом Вероника, идя рядом с молчаливой Софи, то что я должна уметь?»
Она почти ничего не знала о нем самом. Это были отдельные мазки, разрозненные фрагменты картины, и Вероника дописывала ее на свой страх и риск, не зная наверняка, угадает ли она истинный цвет и композицию полотна. Она пыталась разложить его на палитру, линию и свет, как делала это всегда, когда пыталась с чем-то разобраться если ей удавалось запечатлеть «Спаркл», должно было получиться и с Тимом, освободившим от наркотика и в конце концов обнаружила себя напротив полотна с недописанным лесом.
Как самочувствие? спросил Тим на следующей встрече.
Я начала писать лес, осторожно ответила Вероника, слегка ссутулившись.
Тим поднял брови:
Вы когда-нибудь видели его?
Только на экране. А вы?
Я вырос в лесу, блеснул он стеклами.
И какой он?
Бесконечный.
На следующий день Вероника пришла после работы в студию и оставалась там допоздна она наконец поняла, что делать с задним планом, который никак не давался ей раньше. Дописав картину, она поставила ее у стены, открыла бутылку вина, порезала солнечные помидоры и жирные шарики «моцареллы», села на пол напротив «Леса» и долго смотрела на него.
Две недели спустя Вероника пришла на встречу группы чуть раньше, заранее загрузила на смартфоне «Узнай себя» и стала ждать.
Как самочувствие? Тим отодвинул стул и вытянул под столом ноги. Вероника улыбнулась и покачала головой:
Здесь моя задача задавать вопросы.
Стекла очков потемнели, и Тим бросил:
Хорошо.
Пятнадцать не отвеченных вопросов и еще один поддельный отчет спустя Вероника закрыла приложение, посмотрела на Тима и заглянула сквозь стекла прямо в глаза:
Вы ведь работаете не в компании?
Нет, согласился он.
Тогда зачем сюда приходите?
Вам же нужен мидониум? то ли ответил, то ли спросил Тим.
Вероника снова покачала головой и выпрямила спину.
Нет, спасибо. Я обойдусь.
Как? он вскинул брови. Снова подсев на «Спаркл»? Он не поможет.