Она пожала плечами.
Не удивлюсь, если да.
Она повернулась в кресле и, прищурившись, взглянула на мужчину, стоявшего рядом с доктором Мьюром возле сестринского поста. Ей показалось, что новый пациент немного похож на Богарта, донельзя утомленного Богарта: рослый, но заметно сутулящийся, неловкий, встревоженный на вид, с темными волосами, небрежно зачесанными назад так, что вдоль пробора торчали вихры.
Она улыбнулась, и телевизор снова включился, и она задумалась о том, кем может быть незнакомец, стоящий около сестринского поста. Ожидали ли психиатры нового пациента? Останется ли он здесь?
Не удивлюсь, сказала она, смутно сознавая, что повторила слова, которые кто-то произнес здесь совсем недавно.
Костыль? произнес доктор Арментроут.
Кокрен опустился в кресло и, моргая, смотрел на доктора, который подсел к столу и листал бумаги в папке сопроводительных документов, доставленных вместе с Кокреном из Норуолкской психиатрической больницы.
Сначала Кокрен отправился вместе с ним якобы в зал для собеседований, который оказался попросту каким-то подсобным помещением, где громоздились один на другом множество пластмассовых стульев, стояла классная доска и огромная устаревшая микроволновая печь, а за столом сидел один из пациентов, лысый, круглолицый однорукий пожилой человек, который, когда Арментроут попросил его уйти, начал ухмыляться и цитировать куски из Безумного чаепития «Алисы в Стране чудес», так что доктор сдался и увел Кокрена по коридору к своему запертому кабинету.
Теперь же Арментроут вздернул кустистые брови и постучал пальцем по стопке бумаг:
Почему здесь написано «Костыль»?
О, это прозвище, ответил Кокрен. Еще с тех пор, как я ребенком сломал ногу.
Значит, у вас одна нога короче другой?
Нет, доктор. Арментроут не сводил с него глаз, и Кокрен беспомощно продолжил: Э-э я просто прихрамываю немного в плохую погоду.
Значит, прихрамываете в плохую погоду Арментроут перевернул листок. В воскресенье на Вигнс-стрит вас, похоже, хромота не донимала. Разбив витрину в винном магазине, вы помчались прочь, как олимпийский чемпион, и полицейским пришлось потрудиться, чтобы поймать вас. Он вновь посмотрел на Кокрена и улыбнулся. Наверно, погода тогда была хорошей.
Кокрен умудрился изобразить слабую улыбку:
В ментальном смысле плохой. Я подумал, что увидел человека в винном магазине.
Наверно, так оно и было.
Я имею в виду определенного человека, которого уже встречал в Париже. Всего за пару дней до этого. Его звали Мондар если только мне все это не померещилось встреча с ним и все прочее. И он превратился в быка, то есть у него голова стала бычьей, как у минотавра. Я отразил все в этих записках и рассказал доктору в «Метрополитен». И я подумал, что эта женщина-полицейский, он невесело усмехнулся, хочет убить меня, разорвать на куски и отдать ему мою голову. Он тяжело вздохнул. Как она?
Вы выбили ей два зуба. Следовательно, ативан и галоперидол я вам отменю, если вы будете хорошо себя вести.
Скажу честно, доктор, я не знаю, смогу ли хорошо себя вести. В воскресенье на Вигнс-стрит я совершенно не намеревался впадать в безумие.
Итак, в промежутке между рейсами вы покинули аэропорт. Ведь вы же планировали пересесть на рейс в Сан-Франциско, верно? А сами выбросили все свои документы.
М-м тогда это показалось мне очень важным. Полагаю, я решил, что он может найти меня что он нашел меня в том винном магазине.
Арментроут кивнул:
И вы, значит, уже видели этого человека.
Да, во Франции. В Париже. В пятницу.
Нет, я имел в виду да где же это? Доктор отлистал назад несколько страниц. Четыре года назад, в конце апреля 1990 года. И тоже на Вигнс-стрит н-да как раз после «припадка», случившегося с вами во время медового месяца.
Сердце Кокрена вдруг заколотилось, он захотел вцепиться в подлокотники, но руки не повиновались.
И это тоже был он? прошептал он. Тогда, в тот раз, на нем была деревянная маска. Но да, пожалуй, и тогда это был он. Вот это да! Он помотал головой и повторил дрожащим голосом: Вот это да Вы, ребята, тут сильны. Я и забыл, что это случилось на той же самой улице Лос-Анджелеса. Наверно, и полицейский протокол с того раза сохранился, да?
Что случилось во время вашего медового месяца?
Я я спятил. Мы поженились шестого апреля девяностого года в одном заведении на Стрип, и
Стрип? Вы имеете в виду Сансет-бульвар?
Нет, это Стрип в Лас-Вегасе, Лас-Вегас-бульвар. Мы
Правда? Ну-ну-ну! А я решил, что вы поженились в Лос-Анджелесе!
Нет, в Лас-Вегасе. И
Во «Фламинго»?
Нет. Кокрен снова поморгал, глядя на доктора. Нет, в некой венчальной часовне под названием «Трой и Кресс».
О, еще лучше! радостно воскликнул Арментроут. У толстячка-психиатра был такой вид, будто ему хотелось захлопать в ладоши. Но я лучше помолчу. Продолжайте.
Я не выдумываю. Это должно быть в ваших бумагах.
Не сомневаюсь, что вы говорите чистую правду. Дальше, пожалуйста.
«Психиатры!» сказал себе Кокрен, пытаясь придать своей мысли оттенок насмешливой бесшабашности.
И наутро, прямо на рассвете, в субботу, под самой нашей дверью заревел автомобильный сигнал оглушительно заревел; при часовне был мотель, и комнаты располагались прямо за ней. Это потом мне сказали, что всего-навсего гудел автомобиль. Но я был с тяжелого похмелья, и, может быть, не протрезвел еще, и увидел во сне громадного мужчину в маске, который ревел, как лев, и разрушал дом, где был заперт, одной только силой воли. Оглушительный шум. А потом он вырвался на свободу и мог сделать что угодно.
Арментроут кивнул и вскинул брови.
И мы покинули Вегас. Я был в панике. Он посмотрел на психиатра. У меня случилась паническая атака добавил он, жалея, что не удалось произнести эти слова более решительным тоном. Нине пришлось вести машину всю дорогу через пустыню Мохаве. Он поднял правую руку. Я боялся, что мы, если за руль сяду я, заедем бог знает куда. Когда мы добрались до Калифорнии, я все же сел за руль и нас занесло в Лос-Анджелес на, как я теперь понимаю, Вигнс-стрит.
Где вы и увидели его.
Совершенно верно. На противоположной стороне улицы. На нем была деревянная маска, и он манил к себе, как Грегори Пек со спины Моби Дика. Кокрен поднял взгляд, увидел, что психиатр смотрит на него, и пояснил: В кино.
И тогда вы тоже ударили кулаком по стеклу витрины и поранили запястье осколком. Полицейские решили, что вы сделали это намеренно, и написали в своем заключении о попытке самоубийства в состоянии психического обострения.
Я не пытался покончить с собой, возразил Кокрен. Прошло, правда, почти пять лет, и я не поручусь за точность, но думаю, что я хотел отрезать себе правую руку.
О, достаточно.
Арментроут отодвинул папку с бумагами, встал и перешел к шкафу, стоявшему у дальней стены. Он выдвинул верхний ящик и вернулся к столу, держа в руках блокнот на пружине и две изящные шкатулки, обтянутые пурпурным бархатом. Вновь усевшись за стол, он положил шкатулки возле телефона так, чтобы Кокрен точно не смог дотянуться до них, и резко откинул крышку блокнота.
Вы женились шестого апреля, сказал он.
О, достаточно.
Арментроут отодвинул папку с бумагами, встал и перешел к шкафу, стоявшему у дальней стены. Он выдвинул верхний ящик и вернулся к столу, держа в руках блокнот на пружине и две изящные шкатулки, обтянутые пурпурным бархатом. Вновь усевшись за стол, он положил шкатулки возле телефона так, чтобы Кокрен точно не смог дотянуться до них, и резко откинул крышку блокнота.
Вы женились шестого апреля, сказал он.
Д-да, растерянно ответил Кокрен.
Очень интересно! Неделей позже там многие сошли с ума Вернее, на плотине Гувера, но это совсем недалеко оттуда. К большинству из них рассудок вернулся уже на следующий день, но два джентльмена упали с нижнего фаса плотины и разбились насмерть. Он откинулся в кресле и улыбнулся Кокрену. У нас тут проживает женщина, у которой в апреле 1990 года в Лас-Вегасе тоже случился нервный припадок (пятнадцатого числа, в Пасхальное воскресенье).
Э-э она тоже лишилась рассудка в Лос-Анджелесе?
Да. Вернее, неподалеку, в Лейкадии Впрочем, это уже почти Сан-Диего. Но девять дней назад она позвонила в полицию и сообщила, что убила человека. Сказала, что это был король и что она убила его стрелой для гарпунного ружья. Вы верите в призраков?
Черт возьми, конечно, нет! сердито бросил Кокрен и покачал головой. Извините я думал, что вы будете показывать мне пятна Роршаха или заставите истолковывать пословицы, как делали в Норуолкской больнице. Нет, я не верю в призраков.
Вам случалось видеть что-нибудь такое, что вы сочли бы сверхъестественным?
Ну, не далее как позавчера я видел на Вигнс-стрит, как человек превратился в быка.
Арментроут несколько секунд смотрел на него без всякого выражения.
Вы перешли ко враждебному настрою.
Нет. Извините, я
Только что вы были готовы к сотрудничеству. С вашей нынешней повышенной лабильностью вы не сможете плодотворно работать в группе.
Чем? спросил Кокрен, не понимая, почему его сочли дерзким.
Вам показали вашу «комнату»? Рассказали, где кафетерий, душевая?
Да.
Тот однорукий человек, которого я не мог уговорить выйти из переговорной, ваш сосед по комнате. Джон Бич, но мы все называем его Лонг-Джон. Я почти уверен, что это не настоящее его имя; вероятно, он выбрал его лишь потому, что его нашли в Лонг-Биче. Он у нас с ноября девяносто второго года.
Кокрен чувствовал себя опустошенным; оставалось надеяться, что однорукий не станет цитировать «Алису в Стране чудес» непрерывно.
Он будет с вами в группе. И Дженис Пламтри та самая женщина, с которой случился приступ в Вегасе в девяностом и которая считает, что девять дней назад убила короля. Вы можете тоже принять участие. Если вы проявите излишнюю импульсивность или разрезвитесь, я попрошу вас уйти.
«Разрезвлюсь?» подумал Кокрен, невольно представляя себе звериные головы с клыками и рогами на каменном полу старой коптильни.
Арментроут повел его обратно по коридору в телевизионное фойе, но Кокрен приотстал в дверях, а доктор прошагал по блестящему навощенному полу и опустился в одно из покрытых чехлами кресел, стоявших вокруг стола для заседаний близ окна. За столом уже сидели четверо мужчин и две женщины; от входа в зал можно было рассмотреть только их силуэты, и Кокрен подумал, что, пожалуй, пора уже включить свет или задернуть занавески, потому что предвечернее солнце заливало комнату горизонтальными оранжевыми лучами сквозь кусты, вившиеся за армированными стеклами.
Мои гражданские права грубо нарушены, резко говорила сидевшая за столом молодая женщина. Я ничего не подписывала, и меня удерживают здесь против моей воли. Сколько насчитают в Сан-Диего за девять дней на муниципальной автостоянке, а? Могу поручиться, штраф будет больше стоимости самой машины, это всего лишь «Тойота силери» восемьдесят пятого года, но она нужна мне для работы, и вы за все это ответите, докторишки недоделанные.