За столом сидела немолодая худая женщина с гладко зачесанными седоватыми волосами, на затылке прихваченными старушечьим пластмассовым гребнем.
Широкоскулое, плоское лицо было бесцветным, безликим, будто застиранным.
Врачиха сняла очки и подняла голову.
А, Лобанова! нехотя протянула она. Давненько не виделись! Ну и как твоя мать? Есть улучшения?
Улучшений, Евгения Ивановна, нет. Есть ухудшения. Теперь таскает вещи с помойки. Дырявые кастрюли, драные пальто, рваную обувь, детские игрушки. Носит сумками, выкидывать ничего не дает, короче, живем на помойке и всем этим дышим.
А я тебе говорила, Лобанова, с плохо скрываемым раздражением устало ответила докторша. Хорошего ждать неоткуда. Но что поделать это твоя мать и твой крест на всю жизнь. Терпи, моя дорогая! Бог терпел и нам велел.
Ну что там еще? Пришла просить, чтобы я твою матушку госпитализировала? Не могу. У меня острых полно, буйных девать некуда. Куда мне ее? Иди в психдиспансер, проси лечение. Это все, Лобанова. Извини, дел полно, не до тебя.
Девочки мялись с ноги на ногу и переглядывались.
Евгения Ивановна, пробормотала Оля, у меня выпускные. А потом институт. А я из дома толком выйти не могу. Нанять сиделку нет денег. Работать пойти не могу сами понимаете. Ну и вообще Как мне жить?
Врачиха потерла глаза.
Лобанова, внятно и твердо сказала она, ты думаешь, тебе одной тяжело? Ты одна в такой ситуации? Да сотни людей терпят то же самое! Ты еще не знаешь, как оно бывает! Иди, Оля. Иди. Ничем не могу тебе помочь, даже если бы очень хотела. Приспосабливайся, привыкай. Повторю у всех свой крест. У меня муж парализованный двенадцать лет лежит и не двигается. И что? А ничего, живу. Как-то живу И никому, заметь, не жалуюсь. Все, девочки, идите. У меня правда куча дел.
Аля и Оля все мялись и переглядывались.
Оля! Ты что, оглохла? Врачиха, кажется, не на шутку разозлилась.
Оля достала из кармана сверточек со звездой и, умирая от страха, положила его на стол.
Что это? нахмурилась врачиха.
Так, ничего. Просто подарок.
Та приподняла бровь и развернула салфетку. Под светом лампы камни вспыхнули и засверкали. Врачиха отпрянула от удивления и неожиданности.
Что это? растерянно повторила она.
Подарок. Олин голос окреп. Просто подарок. Вы же для нас столько сделали!
Врачиха молчала, не зная, что ответить и что предпринять. Наконец выдавила:
А откуда у вас этот подарок?
Это мне бабушка дала, бойко затараторила Аля. У меня дед известный драматург, Александр Добрынин, вы наверняка слышали! Да его пьесы идут по всей стране! Да, бабушка дала! Сказала Аля запнулась. Ну, короче, не важно. Мы это не украли, поверьте! Просто у нас этого добра завались!
Завались, говоришь? повторила врачиха. Ну что ж Так, Лобанова, обратилась она к Оле, привози свою мать послезавтра. Поняла? На какой срок пока не знаю. Но закончить школу и поступить в институт я тебе дам. А там посмотрим.
Оля радостно закивала и затараторила благодарности.
Девочки попятились к выходу. Прикрывая за собой дверь, услышали:
Ишь ты! Завались! И следом короткий недобрый смешок.
На улицу выскочили бегом, поскорее бы от этого страшного, мрачного места! Пробежав, выдохлись, присели на скамейку.
Ну что? Получилось? улыбнулась Оля и тут же посерьезнела: А знаешь, мне даже не стыдно. И самое страшное мне ее не жалко. Мне себя жалко, понимаешь?
Понимаю, согласилась Аля. И, кстати, мне эту Евгению Ивановну тоже не жалко. Муж у нее парализованный! Слезу, что ли, хотела выдавить? Противная баба. Фу!
Фу! повторила Оля. Да наплевать! Главное у нас получилось!
Первые дни Аля страшно переживала и изводила себя вдруг Софья обнаружит пропажу? А потом успокоилась, отвлеклась последний звонок, экзамены, подготовка к выпускному.
Девочки обсуждали наряды, хвастались друг перед другом, но самое главное ожила Оля. Она снова стала хохмить и подкалывать, рассказывать анекдоты, а после уроков зазывала Алю к себе. Она убрала в квартире, не без Алиной, конечно же, помощи. Ведрами, тазами, мешками выносили принесенное бедной Катей. Отмыли полы и туалет с ванной комнатой, вымыли окна, выкинули старье и водрузили на подоконник горшки с фиалками. Запахи постепенно исчезли, квартира приобрела человеческий, нормальный, жилой вид, и Оля еще больше расцвела. И всем было ясно, что Катю она не заберет. Никогда.
К экзаменам готовились у Оли. Но она, пребывая в мечтах и прекрасном настроении, от занятий отлынивала любым способом, то предлагая попить кофейку с пирожными, то посмотреть кинцо, по покурить на балконе, то просто пройтись по улице: «На дворе весна, красота, припекает солнышко, цветет сирень, а мы с тобой сидим как две дуры!»
Смеялась над корпевшей над учебниками Алей: «Тебе-то что? Ты медалистка, для тебя все двери нараспашку! Это мне зубрить и зубрить. Но, знаешь, вообще наплевать! Не поступлю пойду работать. Деньги мне нужны как воздух, сама знаешь».
На Алины уговоры поддалась с трудом:
Ладно, тогда в пед. Но только если ты вместе со мной! Одна не пойду. Пошли в пед, а, Алька? Там хоть и одни девки, но рядом Второй мед, парней завались! Вот и найдем женихов! Муж-врач, а что? Прикольно! Ну, как я придумала?
В пед? В пед не хотелось. Думала про историко-архивный или про филфак МГУ. А потом плюнула да какая разница? Зато будем вместе. Рядом Оля, и мне ничего не страшно. А одной да еще привыкать к новому коллективу Для меня это ужас. Мои вечные страхи. Да и, в конце концов, чем плох пединститут? Учитель самая благородная и самая важная профессия. К тому же в память о маме.
Софья приняла эту новость спокойно: пед так пед. Главное образование. Да и чувствовала свою вину за неполучившийся журфак.
А вот к выпускному готовилась основательно. Платье, нежно-голубое, из китайского шелка старых запасов, но сносу ему нет и не будет, да и качество масло! Даже цвет за столько лет не поблек! Так вот, из китайского шелка был сшит костюм легкая, летящая юбка-шестиклинка и пиджачок-размахайка. Под пиджачок нежный топик на тонких бретельках. Достали и туфли, нежно-бежевые, кофе со сливками, как сказала Софья. Вызванная на дом парикмахерша Зоечка навертела сложную прическу, локоны в одну сторону, гладкий зачес на другой.
В уши внучке Софья вдела крохотные жемчужные шарики.
Как-то слишком Аля вертелась у зеркала. Вычурно как-то!
Это твой первый бал, отрезала Софья. И ты такая красавица! Пусть смотрят и любуются, дурочка! Да еще и с твоей медалью!
Аля со вздохом согласилась. Отказать Софье она не посмела.
А Оля пришла в широких льняных, белых в тонкую синюю полоску брюках и белой майке в синий горох. Распущенные волосы и громадные белые клипсы в ушах. И, надо сказать, все смотрели на Олю. Не на нарядную Алю в шелках и прическе, не на Ирку Соломину в длинном вечернем, красном с блестками платье. Не на Чумакову в шифоновом моднющем плиссе и не на Рохленко в сиреневом сарафане, усыпанном серебристыми пайетками. И уж точно не на Волкову в зауженном трикотаже!
Оля была чудо как хороша свободна, раскованна, легка. И наряд такой морской. Секунда и взлетит, как чайка, гордая и свободная!
Оля была чудо как хороша свободна, раскованна, легка. И наряд такой морской. Секунда и взлетит, как чайка, гордая и свободная!
Смущенная, Аля показала ей большой палец. Оля кивнула и беспечно махнула рукой.
Все были с родителями, с бабушками и дедушками, со старшими и младшими сестрами и братьями.
Софья, наряженная в серый джерсовый костюм и голубую в кружевах блузку, в драгоценностях, в туфлях на высоких каблуках («Аля! Как я выдержу эту пытку, не знаю!)», сидела, гордо подняв голову.
А Оля была одна. Валере звонить не стала, Катя была в больнице, взаперти. Да и какая Катя После вручения медали к Софье подошла завуч.
Вам есть чем гордиться! Девочка у вас замечательная!
У меня две девочки, улыбнулась Софья, Аля и Оля. И обе хорошие! Уж мне-то вы можете поверить!
Аля готова была Софью расцеловать. «Какая же у меня бабушка», подумала она, впервые назвав так Софью. Ее действительную, законную, настоящую бабушку.
После фуршета новое модное слово «родственнички», как называла их Оля, наконец отвалили.
Облегченно вздохнув, подростки бросились на школьный двор курить и выпивать. Теперь им некого было бояться, они чувствовали себя взрослыми и на учителей посматривали снисходительно.
В полутемном актовом зале начались танцы, в туалетах и раздевалках продолжались выпивоны, кто-то уединился в пустых классах, громко бренчали гитары, и замученные учителя мечтали об одном чтобы этот беспредел поскорее закончился.
Аля выпила шампанского и тут же захмелела. Очень хотелось домой, спать. Но, поддавшись на уговоры, выпила еще пару стаканов вина.
Через полчаса выпускной бал для нее закончился вернее, продолжился в женском туалете в обнимку с унитазом.
Ворвавшаяся в туалет Оля кричала:
Не умеешь не пей! Ну все сорвала, все!
Аля сидела на полу, размазывая по лицу слезы, и умоляла отвести ее домой.
Домой? возмутилась Оля. Конечно! Ты же уже отпраздновала! Теперь можно домой! А мы собрались за город, встречать рассвет и купаться! И как ты думаешь? Меня кто-нибудь будет ждать, пока я поволоку тебя домой? Все уже собрались и ждут только нас!
От стыда Аля ревела.
Громко вздохнув и подтянув Алю за подмышки «Господи, тяжелая, как слон!» Оля вытащила ее из туалета. Аля болталась, как тряпичная кукла. В коридоре к ним подскочили ребята. Перехватив окончательно размякшую и раскисшую, ревущую от стыда Алю, они выволокли ее на улицу и взялись дотащить до дома.
Оля осталась у школы.
Аля обернулась и увидела, как Оля, отвернувшись спиной, закуривает и громко смеется. Вокруг нее гомонили ребята.
«Почему она со мной не пошла?»
Увидев пьяную внучку, бабушка ничего не сказала. Сдержанно поблагодарила ребят, раздела рыдающую Алю, уложила в постель, напоила горячим чаем с лимоном.
Спи, Аля. Надо просто поспать.
Принесла старый тазик и поставила его у кровати:
Если что, зови, не стесняйся.
Громко всхлипывая и пряча глаза от стыда, Аля кивнула.
И в первый раз в жизни сказала:
Спасибо, ба! И, пожалуйста, не сердись! Прости меня, если можешь.
Софья усмехнулась и погладила ее по голове:
Спи, дурочка. Отдыхай. С кем не бывает.
После долгого, темного сна с кошмарными сновидениями все закончилось. Остались только головокружение, тошнота и дикий, непреходящий стыд перед всеми учителями, ребятами, а главное, перед бабушкой. Теперь она называла ее именно так.