Только я все небо копчу. Но забыть не могу, веришь? Ведь у нее, у Марины, все было. И квартира хорошая в центре, на Таганке. И обстановка. И украшения, и две шубы. И денег полно. И курорты, и рестораны. На все ей хватало. А она, зная мою ситуацию, так поступила. Неужели такая жадность? Я бы даже поняла, если бы она эти вещи оставила себе. Торговалась со мной, отдавала частями. Но так? Нет, не понимаю. Такой спектакль устроить, не полениться! В общем, я так и не поняла. Сумма, конечно, была большой тысяч пять, не меньше. Нет, не понимаю.
Ба, нетерпеливо сказала Аля, я хочу тебе кое-что сказать!
Подожди, оборвала ее Софья Павловна, я еще не закончила.
Теперь про Шурку, нашу «дворянку». У нее, у Шурки, было много закидонов. Если Марина была завистливой и жадноватой, то Шура дамой с характером. Ее даже муж побаивался, боевой генерал. Как врежет под дых мало не покажется. Но мне казалось, что у нее есть какие-то принципы.
А вышло Ладно, я коротко, чтобы ты не злилась.
Потом, после смерти Саши, я, Аля, узнала, что Шурка ему доставала наркотики, понимаешь? Ее родная сестра была заваптекой. Все знала и доставала! А от меня скрывала. От меня, от матери!
А потом, когда я все узнала, поехала к ней просто чтобы посмотреть ей в глаза. Она не смутилась сказала, что ставить меня в известность смысла не было, человеком Саша был уже конченым. И он все равно бы доставал дозу не так, так эдак. И все это глупости, что это она его довела до могилы: «Не придумывай, Соня! Я просто облегчала его страдания, понимаешь? А спасти его было уже нельзя».
Как же так? плакала я. Я, мать, ничего не знала! А ты, моя самая близкая подруга, помогала ему умереть?
Я тебе все объяснила, сухо ответила она. И вообще, не надо искать виноватых. Ты сына упустила и во всем виновата сама. Если бы у меня был сын, уж поверь, я бы такого не позволила! И встала, показав, что разговор окончен.
Я тебя посажу, ответила я. Найду доказательства и посажу.
Дура. Она оставалась абсолютно спокойной. Какая же ты, Сонька, дура! Ну попробуй, займись! Может, будешь при деле! И с мерзкой улыбочкой меня проводила.
Ну как тебе этот рассказ? Покруче первого, правда? Там хоть банальная жадность и воровство. А здесь, Аля? Что это, как? Как это можно понять? Как объяснить? У Шурки не было детей, не получалось. А ребенка она очень хотела. Это была ее боль, ее несчастье. Сколько мы бегали по врачам, сколько бились! И я всегда была рядом.
А тут такое
Бабская зависть? Нет, не поверю.
Ба, давай вечером, а? Ну я правда, очень спешу! взмолилась Аля. Ты меня извини!
Ты хотела о чем-то поговорить? Слушаю тебя, сухо ответила бабушка. Внимательно слушаю. Хотя знаю, о чем разговор.
Ба, решительно начала Аля, в общем, мне некуда деваться разрываться на две квартиры я не могу. Оставить тебя не могу. И никогда не оставлю. Оставить ее тоже не могу, как ты этого не понимаешь? Ну не могу, ба! Потому что буду чувствовать себя последней сволочью! Она же на костылях, до туалета ползет полчаса! Ну на месяц, а? Она будет со мной, в моей комнате! Ты ее не увидишь, я тебе обещаю. Ну ты же сама учила меня милосердию! Ты же сама
Вот что, моя дорогая, оборвала ее бабушка. Ты все услышала. И поняла, к чему был весь мой рассказ. И Оля твоя из таких. Из таких, как мои Шурка и Марина. Можешь поверить. Милосердию, говоришь, учила? Ну может быть. Знаешь, что плохо? Что ты необидчивая. Отходчивая и необидчивая. Слабая. Не умеющая противостоять. Я так всегда считала. А сейчас, оказывается, у тебя есть характер! Это для меня просто открытие. И к тому же ты здесь прописана, поджав губы, сказала она, имеешь право.
При чем тут это? пролепетала Аля. Просто нельзя оставлять человека без помощи.
В общем, так. Привози сюда эту, свою Олю. На месяц, не больше! А через месяц домой. И это не потому, что я учила тебя милосердию, и не потому, что мне жалко эту дуру на костылях. Это потому, что мне жалко тебя. Надеюсь, хоть это ты понимаешь?
Аля вскочила и принялась ее целовать. Софья Павловна сухо отстранилась:
Ты же торопишься, Аля. И бросила вслед: А о чем я рассказала, не забудь.
На Олином лице застыла гримаса боли. Алино сердце рвалось от жалости. Выведя ее на улицу, усадила на лавочку.
Сиди и дыши, сколько дней без кислорода!
Погода, кстати, была замечательной. Сама вернулась в отделение за выпиской.
Выписку вынес пожилой полный врач и, уставившись на Алю в упор, недобро спросил:
А вы-то ей кто, этой Лобановой?
Подруга, тихо ответила Аля. Я здесь, потому что у нее больше никого нет.
Сирота? удивился врач.
Можно и так сказать. Отец ушел из семьи, и Олина жизнь его не интересует. Совсем. После аварии я ему позвонила, но он был на гастролях. Все передала его новой жене. Та, в свою очередь, обещала передать все ему. Сказала, что он должен вернуться дней через десять. А было это месяц назад.
Можно и так сказать. Отец ушел из семьи, и Олина жизнь его не интересует. Совсем. После аварии я ему позвонила, но он был на гастролях. Все передала его новой жене. Та, в свою очередь, обещала передать все ему. Сказала, что он должен вернуться дней через десять. А было это месяц назад.
Аля видела, что лицо старого доктора смягчилось.
А мать? Где ее мать? Умерла?
Мать в сумасшедшем доме. Она совсем не в себе.
Ясно, врач протянул Але выписку. Знаешь что, девочка? Вот что я тебе скажу. Травмы у твоей Лобановой серьезные. Поломалась она здорово. Я в травме сто лет, а если точнее, то сорок, много повидал. И ты мне поверь: не бери все на себя! Ей надо как-то приспосабливаться к жизни. Самой приспосабливаться, понимаешь? Ситуация у нее не ахти, не спорю. Но и характерец! Будь здоров характерец, не дай бог, кому такая достанется в жены. И самомнение, и нахальство. И пустая бравада. А там, внутри, пшик, понимаешь? Но это дело не мое. Просто предупреждаю чем меньше будешь вокруг нее приплясывать, тем быстрее она вернется к нормальной жизни. Ей-то как повезло в машине, как я помню, два трупа и один инвалид. А она почти в порядке. Через полгода будет скакать, как коза, ты мне поверь. Предупреждаю, потому что хорошо понял твою подружку использовать людей она умеет грамотно, ловко. Вот и подумай, усекла?
Аля кивнула. Вступать в долгий разговор с доктором не хотелось. Объяснять, что больной человек обязательно будет капризничать и привлекать к себе внимание, тоже. Что Оле и так досталось, что называется, выше крыши. И что она действительно одна на всем белом свете. А что такое одиночество, Аля хорошо понимала. Но у нее была ба. А у Оли только она.
Нахмуренная и недовольная Оля курила.
Что так долго?
Выписку ждала. Я сейчас словлю машину, и поедем. Жди.
Господи, протянула Оля. Я уже скурилась, а ты опять «жди»! А этот старый идиот Иван Аркадич? Не знал, что я сегодня выписываюсь? Ему на кладбище пора, а он все людей лечит. Доктор Айболит хренов.
Ничего не ответив, Аля заспешила на улицу.
Бабушки дома не было. Оля стонала, опираясь на костыли. Аля раздела ее, отвела в душ, выкупала, как смогла, под недовольные комментарии и вскрики:
Ай, больно! Ты что, не можешь поосторожнее?
Стиснув зубы, Аля молчала.
Потом отвела Олю в свою кровать, разобрала вещи и пошла на кухню разогревать суп.
Где будет спать Аля, подруга ее не спросила.
Аля кормила ее с ложки. Случайно пролила суп на ночную рубашку.
Оля закричала и обозвала ее криворукой коровой.
Аля чуть не расплакалась от обиды, но сдержалась и ничего не ответила.
«Я давно чемпион по терпению, подумала она. Но ведь Оле сейчас хуже, чем мне. Хуже, тяжелее, больнее. Она такое пережила».
После обеда Оля уснула, и Аля прилегла на диване в гостиной. Проснулась от Олиного крика. Как ошпаренная подскочила, бросилась в свою комнату.
В туалет! стонала Оля. Мне надо в туалет! Ты что, не слышишь, как я тебя звала?
Бабушка пришла к вечеру. За чаем коротко спросила:
Ну как? Все нормально?
Аля с жаром начала рассказывать про тяжелый диагноз, описанный доктором, приукрасив его слова.
Бабушка молча отставила чашку и тихо сказала:
Значит, так, Аля. Тебе надо ходить в институт. В то время, когда тебя нет, я ухаживать за ней не буду, уж извини! И сил нет, да и желания. Как будешь выкручиваться не знаю и не понимаю. Если так все ужасно и плохо давай на полдня наймем медсестру. Иди в поликлинику и договаривайся. С деньгами вопрос решим. У тебя предпоследний курс, манкировать нельзя, невозможно! Надеюсь, что это ты понимаешь?
Решилось все так на две недели Аля договорилась в деканате о больничном по уходу, лекции будет переписывать у однокурсников, коллоквиумы сдавать. В студентке Добрыниной никто не сомневался.
А когда прошли эти две недели, то с утра до обеда дежурила сестра из поликлиники, Вера Николаевна. И даже выходила с подопечной гулять. Аля заставить Олю пойти на улицу не могла, вечное «отстань и неохота», а опытная Вера Николаевна напугала больную так, что та быстренько занялась гимнастикой и с костыля перешла на палку.
Аля слышала, как Вера жалуется бабушке и хитрая Ольга эта ваша, и ленивая. И делать ничего не хочет:
Лежит как королева, а ваша, простите, Софья Павловна, дурочка, прыгает вокруг и исполняет ее капризы! А с ней, с нахалкой, надо построже!
Я все знаю, Верочка, вздыхала бабушка. И про эту Олю, и про свою внучку. Только «построже» моя Аля не умеет. Да и вообще она у меня слишком жалостливая и слишком наивная. Просто из девятнадцатого века девочка. И как она будет жить, когда меня не станет?
О плохом не думайте! принималась утешать бабушку медсестра. Но по правде, она перешла на шепот, изводит эта дрянь вашу внучку! Вот вам крест, что все именно так!
Знаю, отвечала бабушка, все знаю, моя дорогая. И, кстати, через четыре дня эта отсюда уберется. Такая договоренность и мое жесткое требование. Ольге надо учиться жить самостоятельно. Не из таких передряг люди выскакивали и вытаскивали себя! Здесь только характер! Вы человек опытный, как вы считаете, она сможет сама?
У Али перехватило дыхание.
Сама? Да разумеется! А как инвалиды-колясочники справляются, спинальники? Живут одни, выезжают на улицу, в магазин? Я таких повидала, поверьте! В военном госпитале работала, туда ребят из Афгана привозили. И таких, от которых половина осталась! Приспосабливаются, живут.