Сними сарафан.
Что?! Зачем?
Я хочу трогать тебя за грудь, пока ты будешь отсасывать. И еще знаешь что Он перегибается назад, пока я набираю воздух для того, чтобы поинтереснее его послать с такими фантазиями, а он возвращается обратно со знакомым бордовым галстуком. И надень его. Я видел, твои трусики тоже бордовые. Будет охерительный комплект.
Наверное, мои сверкающие глаза намекают Максу на то, что стоит, очень стоит притормозить и остановиться здесь, на набережной, где раз в пять минут проезжает кто-нибудь такой же упоротый. А так, с одной стороны река, с другой какой-то парк, и никого нет, и я уже протягиваю лапки, чтобы расстегнуть его джинсы, как он меня останавливает:
Сними сарафан.
Что?! Зачем?
Я хочу трогать тебя за грудь, пока ты будешь отсасывать. И еще знаешь что Он перегибается назад, пока я набираю воздух для того, чтобы поинтереснее его послать с такими фантазиями, а он возвращается обратно со знакомым бордовым галстуком. И надень его. Я видел, твои трусики тоже бордовые. Будет охерительный комплект.
Я закрываю рот, задумываюсь только на мгновение и выскальзываю из сарафана, взамен накидывая шелковый галстук и затягивая его на шее.
Пытаюсь рассмотреть себя в зеркале заднего вида голую блондинку в бордовом галстуке и бордовых кружевных трусах, хотя лучшее зеркало это расширившиеся зрачки и напряженная ширинка Макса.
Он дергает кресло назад, закидывает руки за голову, я становлюсь на колени, следя, чтобы галстук лежал аккуратно между грудями, и тянусь к его ремню
И в этот момент в открытое окно врывается ослепительный свет фонарика:
Сержант Покровский, ваши документы!
Уши лапы и хвост вот мои документы?! ржет Макс так, что с трудом удерживает виляющую машину, рискуя, что нас снова остановит полиция. Сиськи, галстук и
Но-но! Я закрываю ему рот рукой он тут же ловит губами мои пальцы и облизывает их.
Аська, ты ненормальная! Ты охренительная! Я таких безумных еще никогда не встречал!
Тебе никто сейчас не поверит, что ты трезвый и чистый, смеюсь я. На мне снова мой сарафан, но галстук выглядывает из-под него, и я вытаскиваю его наружу.
Полицейский оказался грамотным и законодательно подкованным. Макс, кстати, тоже. Так что дальше случилась битва двух йокодзун.
Начали они с остановки в неположенном месте, но быстро разобрались, что уже перевалило за полночь, и значит, стоянка разрешена.
Но потом перешли к Административному кодексу и совместно выяснили, что статью за управление транспортом без одежды уже убрали к тому же Макс в одежде и в данный момент не управляет. А вот про внешний вид пассажиров там ничего не было сказано.
Но ко мне можно применить мелкое хулиганство, нарушение общественного порядка и явное неуважение к обществу.
Минут на десять они схлестнулись, выясняя, является ли машина общественным местом.
Я соскучилась и решила завязывать с услаждением взора мальчиков, потянувшись к своему сарафану.
На этом месте доблестный сотрудник полиции расстроился и перешел к Уголовному кодексу. Оказывается, если бы меня в таком виде узрели дети, мне грозила бы статья за развратные действия без применения насилия!
От пяти лет лишения свободы, если детей будет больше одного.
Что делать детям здесь в час ночи полицейский не смог ответить, но в итоге выбил-таки из Макса немаленькую сумму и козырнул: «Развлекайтесь!»
Развлекаться нас больше не тянуло по крайней мере, там. И кататься настроения больше не осталось.
Зато, когда мы вернулись ко мне и распахнули все окна, я снова скинула сарафан, разыскала свои классические черные туфли на головокружительном каблуке и устроила Максу как называется стриптиз, когда все, что остается снять стриптизерше, это трусы и галстук, но уж с ними она ни за что не желает расставаться?
Я почти стягивала с себя полосочку кружева но возвращала обратно.
Прогибалась в пояснице, выпрямлялась, втыкала в грудь полулежащему на кровати Максу острый каблук, а он ловил меня, сажал сверху и заставлял тереться промежностью о бугор на джинсах. Кружева дразнились, натирали клитор, распаляли.
И когда я все-таки не выдержала и дернула молнию на джинсах Макса вниз, мы не успели их даже снять. Он поставил меня на четвереньки, отодвинул трусики в сторону, и я кончила, едва он вошел в меня.
Все оставшееся время, пока он бешено трахал меня, навалившись сверху и лапая за грудь, галстук раскачивался от его толчков, а я только подвывала от ненормального наслаждения и безумия этой ночи, пузырящегося в крови.
Мне кажется, бывший хозяин галстука должен быть полностью удовлетворен его приключениями. Жаль, мы оба понятия не имеем, кто он такой. Разве что взять список гостей со свадьбы и всем разослать предложение выкупить у нас подробные мемуары старины Валентино?
Ледяные коктейли
Это было самое безумное лето в моей жизни.
У меня и так было неплохо с воспоминаниями о сумасшедших выходках в юности. Столько, сколько я выпила в свои восемнадцать, я не выпью теперь и за всю оставшуюся жизнь. Я перепробовала все легкие наркотики и перебывала во всех злачных местах города. Перебесилась и стала, как я думала, скучной и добропорядочной девушкой, которая не пьет, потому что просто больше уже не может.
Но Макс разбудил во мне какую-то легконогую стрекозу, которая отвечала: «Да!», «Разумеется!» и «Ты еще спрашиваешь?!» на все его предложения.
Утром я просыпалась от его звонка и невероятных пошлостей, которыми он сыпал в трубку. Смотрела в свой ежедневник и начинала готовить самые основные заготовки для заказов на будущую неделю. Мне пришлось освоить строгое планирование, чтобы не подвести клиентов.
Потому что в обед Макс приезжал и тащил меня ловить лето. Мы побывали во всех парках Москвы, на всех летних верандах и во всех новых ресторанах. На диванчиках у воды, на крыше высотки или в глубине тенистых зарослей мы пили ледяные лимонады, коктейли со взбитыми сливками и свежевыжатые соки из всех возможных сочетаний фруктов. Мы перекусывали то самыми простыми сэндвичами, то авторскими блюдами вроде свеклы в меду с черной икрой или тартаром с облепихой. Мы перепробовали все виды мороженого в городе и еще немного на случайно попавшемся нам фестивале мороженого.
Вокруг нас кружилось жаркое лето, кидалось брызгами воды из фонтанов, вынуждало целоваться в маленьких белых беседках у пруда, запускать руки под футболки и лапать друг друга под столом, пока официанты записывали наши заказы.
Мне казалось, что мир вокруг танцует в каком-то ошеломительном горько-сладком ритме латины, мелькает кадрами, до краев, до выступающих упругих боков наполненными солнцем и жарой, ледяными коктейлями и огненными поцелуями.
Вечером мы приезжали обратно, занимались любовью, если не успевали насытиться в своих подростковых играх за спинами взрослых, и Макс уезжал на работу. А я приступала к основным задачам. Взбивала, пекла, морозила, украшала, варила, вынимала из форм, заливала в формы и все получалось у меня так быстро и ловко, все рецепты складывались сами собой, а новые идеи рождались из этих летних меню от забегаловок в заброшенных усадьбах до самых дорогих ресторанов в центре города.
Не бывало так, чтобы не взбились сливки, не случалось, чтобы переварился яичный крем, хотя раньше я регулярно выкидывала в мусор пахнущую ванилью сладкую яичницу, стоило зазеваться буквально на секунду.
Даже макаронсы, регулярно трескавшиеся у меня раньше, выходили идеальными как на подбор. Я не могла себе позволить тратить время на переделку, и мир подстраивался под меня.
Потом я падала спать до вечера, подскакивая от звона таймера: переложить инсерты, вынуть заморозившиеся муссы, залить их глазурью и отправить обратно в морозильник.
Я спала кусками по пятнадцать минут, максимум по часу, потому что ближе к ночи приезжал Макс и начиналось самое сладкое: разговоры и музыка, фильмы, обнявшись, медленный сладкий секс с экспериментами и извращениями, танцы в каком-нибудь интересном месте: мы ездили с ним на милонги, в рок-клубы или упарывались в каком-нибудь безумном клубе под что-нибудь трансовое и возвращались уже сонные к нему или ко мне, где спали пару часов в обнимку, пока он не подскакивал, чтобы вновь отправиться на работу, а я спать, пока он не позвонит.
Не уверена, что я спала больше пяти часов в сутки в общей сложности, но лето бурлило в моей крови так неистово, что казалось в ней постоянно кипит кофе.
Макс и провокации это идеальное сочетание, как абрикосы с эстрагоном, как инжир с пармезаном, как ну пусть ром, кокос и ананасы. В роли ананасов уже я.
Потому что без меня ни одна провокация не достигает той степени изысканности и безумия, что получается у нас вместе. Все то же самое у одного Макса остается лишь легким хулиганством. Вдвоем мы сводим с ума всех окружающих.
В Измайловском парке много потайных тропинок, заброшенных зданий, заросших травой и кустами секретных полянок с беседками середины прошлого века.
Но их мы минуем, чинно держась за руки и обсуждая влияние Кэмпбелла и Проппа на тексты Оксимирона. А вот как только вокруг начинают появляться люди: краснолицые отцы семейств, беременные с колясками, старушки с хлебными крошками для уток, рыбаки, переползающие с места на место, веселые компании, умудряющиеся упиться в усмерть молочными коктейлями Макс поворачивается и требует:
Отсоси мне.
Еще полчаса назад и не вопрос, мы уже как-то раз застревали среди деревьев Коломенского парка, где, на самом краю отвесного спуска в овраг, я вжималась спиной в шершавую кору, а Макс стоял передо мной на коленях, и его ловкий язык выводил затейливые узоры в ритме пения соловья прямо над головой. Я бы без проблем отдала моральный долг. Но здесь? Здесь?!
А впрочем
Я разворачиваюсь, поднимаюсь на цыпочки и шепчу ему на ухо:
Конечно, милый. Все ради тебя.
Мои руки уже на пряжке его ремня, и пока на его лице только изумление. Он уже успел понять, что я почему-то согласилась, хотя не люблю делиться своими играми с окружающими, но еще не успел сообразить, в чем подстава.
Вот в чем.
Пряжка звякает, я тяну вниз молнию на его джинсах и с улыбкой смотрю в глаза. Да. Да. Да. Вот сейчас.
Да!
Он, наконец, понимает, что через секунду все вокруг будут любоваться его совершенным членом. А я останусь стоять рядом одетая и невинная. И не придраться, мне-то что готовиться только рот открыть.
Стой! сдается он, перехватывая мои пальцы.