Я осталась в машине, щелкнула кнопкой радио, и оно, как нарочно, запело мне про «Summertime Sadness». Ну вот опять. Как в Новый Год любят поставить Аббу с их печалью по разлитому шампанскому, так и летом надо обязательно всех расстроить тем, что расставание неизбежно. Выключила радио, сложила руки на груди и задумалась.
Интересно, а как история Макса про кофейни стыкуется с карибскими яхтами?
Причем я не могу сказать, что он где-то врет, и загар у него вполне нездешний, хотя за июнь он успел подхватить и московский. Понятия не имею, как, мы же из постели не вылазим. И кофе запах кофе в машине и разлитый имбирный сироп тоже вполне реальны. Что-то пропущено в его историях. Нюхом чую, а объяснить не могу.
Я же кондитер, а не аналитик уже лет пять-шесть как.
Зато теперь я поняла, что не так в том десерте, что мы готовили. Молочный улун в муссе слишком нежный. Надо что-то поярче. Что-то про Макса и его безумные идеи. Например, кофейный мусс.
И тогда вместо эстрагона прослойка мармелада из маракуйи, кисло-сладкая, взрывная и с претензией.
Вот теперь все в порядке.
«Прости, задерживаюсь. Собрание арендаторов. Пугают, что будут всех выгонять», пришла смс на мой телефон.
Я откинулась на сиденье и задрала ноги на торпеду. Ну вот, выходит, придется все-таки поскучать.
Хотела уже было ответить, что иду искать ему замену, но от Макса прилетела следующая смс: «Пришли мне фотку своих ног».
Выглянула из окна и подозрительно осмотрела торговый центр. Он меня видит, что ли? Зачем ему на собрании мои ноги, пусть лучше делом занимается.
Пожала плечами и сделала фотку.
Отослала и получила в ответ кучу сердечек.
Ути-пути, какие мы романтичные на встрече с арендодателем!
«А теперь сожми свой сосок пальцами через ткань и сфоткай».
«Макс, у твоей машины нет тонировки, а стоит она рядом с переходом».
«Делай».
Должно быть, это очень, очень скучная встреча.
Впрочем, мне тоже нечем заняться, поэтому я минут пять изворачивалась так, чтобы свет закатного солнца лег на мою грудь так, что сосок отбрасывал длинную тень на тонкую ткань майки, и потом снимала с эффектом золотистого боке.
Фотография вышла очень художественной.
Дедушка лет семидесяти, аж застывший на переходе перед машиной, тоже оценил.
А вот Макс нет: «Теперь без футболки».
«Нет уж, сначала ты пришли мне аудио. Со звоном ремня и вжиканьем молнии».
«Я на переговорах».
«Отойди в туалет».
«Зачем тебе?»
«Буду трогать себя и думать о том, как ты меня трахнешь».
«Похотливая сучка».
Но через пять минут прилетело аудиосообщение. Прослушав его, я поняла, что никогда, никогда, никогда не удалю этот файл из телефона. У меня встали дыбом все волоски на коже, и захотелось покрепче сжать бедра, между которыми будто лопнул горячий шарик с водой.
Я задрала короткую футболку, зажала ее край в зубах и сделала снимок, захватив не только обнаженную грудь, но и прикушенный подол.
Хорошо, что дедушка уже ушел, а то не хотелось отвечать за его инфаркт.
«и вот теперь мне абсолютно все равно, в полтора раза они поднимут аренду или в два»
«Погоди, еще не все».
Я откинулась на кресле, раздвинула ноги, расстегнула шорты и запустила в них руку. И вот такую фоточку отправила Максу. Пусть хоть взорвется там на своих переговорах!
Мои пальцы, дотронувшиеся до раскрытой вульвы через тонкую ткань белья, пробудили во мне нимфоманку, так и недополучившую сегодня своего огня.
Лучше бы Максу вернуться поскорее.
Макс выкатился из здания злой и взъерошенный только минут через пятнадцать.
Бамц! захлопнул дверцу машины с такой силой, что у любого автовладельца был бы инфаркт.
Шварк! на заднее сиденье полетела папка с документами, щедро рассыпав распечатки по салону.
Он оглянулся по сторонам, проверяя, чем еще можно грохнуть, но больше ничего не было, кроме меня, а смотреть на меня Макс избегал. Он только сжимал челюсти так яростно, что я слышала скрип зубов, и невидяще пялился прямо перед собой.
Потом наконец перевел взгляд на меня, и я даже вздрогнула, настолько тяжелым он был.
Макс склонился в мою сторону, положил ладонь на мой затылок, жестко зафиксировав голову, чтобы я никуда не дернулась, и ворвался языком в мой рот. Сильно, яростно и властно, без игривости и жаркой жажды, обычно ему свойственных.
Я встретила его напор, ответно сплетаясь своим языком с его и вовлекая его в наш обычный поцелуй-игру с прикусываниями и исследованиями. И с каждой секундой этого противостояния, когда захватчика заманивают в крепость притворной покорностью, чтобы неожиданно напасть и тут же сдаться, Макс расслаблялся все больше и больше. Даже ладонь на затылке перестала изображать фиксирующие тиски, и пальцы нежно зарылись в мои волосы.
Я встретила его напор, ответно сплетаясь своим языком с его и вовлекая его в наш обычный поцелуй-игру с прикусываниями и исследованиями. И с каждой секундой этого противостояния, когда захватчика заманивают в крепость притворной покорностью, чтобы неожиданно напасть и тут же сдаться, Макс расслаблялся все больше и больше. Даже ладонь на затылке перестала изображать фиксирующие тиски, и пальцы нежно зарылись в мои волосы.
Моя чудесная карамельная фея, выдохнул Макс мне в шею. Если бы не мысли о том, что я заставлю тебя делать, когда мы отсюда наконец уберемся, я бы там поубивал всех нахер. В два с половиной раза! Прикинь!
Он вернулся на свое место, щелкнул ремнем безопасности и завел машину:
Едем ко мне. До тебя слишком далеко.
В квартире он схватил меня в охапку, донес до своего гигантского траходрома и сгрузил туда, сам отодвинувшись на край.
Здесь все было так же, как в нашу первую ночь: плотные шторы, ночник-Луна и коробки вместо мебели. Даже черное постельное белье, едва уловимо пахнущее лавандовой отдушкой. Ну, по крайней мере, он его стирал: о кокосовом масле ничего не напоминало.
А теперь задери свою футболочку, как на том фото, и сожми пальцами сосок, скомандовал Макс, усаживаясь по-турецки.
Я подняла брови, но повторила фокус, включая удерживание края зубами. Под его взглядом сосок и так затвердел, а от прикосновений пальцев сладко заныл, требуя более наглых рук Макса.
Расстегни шорты, снова скомандовал Макс.
Я подчинилась и без дополнительных просьб запустила в них руку. Тонкая ткань уже намокла от моей смазки. Тело отозвалось на прикосновение нетерпением.
Нет, стой, мне не видно. Сними шорты совсем. Белье оставь.
Не знаю, что ему там не видно, эти шорты ненамного длиннее трусов. Но подчинилась, потому что в голосе Макса появились такие твердые властные нотки, от которых в теле что-то напряженно натягивалось и предвкушение сладко пульсировало между ног.
Разведи колени.
Я расставила ноги пошире и провела пальцем сверху вниз, скользя по влажным складкам. Тяжелая сладость копилась внизу живота, а взгляд Макса запускал трескучие искры, шныряющие под кожей.
А теперь ласкай себя так, как ты это делаешь одна.
Что? удивилась я.
Ты ведь играешь сама с собой одна? Не можешь не играть, ты невероятно чувственная, отзываешься на все мои прикосновения. Либо у тебя был какой-нибудь очень опытный любовник, либо ты сама в себе разбудила такую развратность. Ставлю на второе.
Потому что хочешь верить в мою непорочность? насмешливо спросила я.
Потому что опытных любовников слишком мало.
Я не стала говорить ему, какой из вариантов правильный. Только приподняла бедра, еще раз проводя рукой от клитора до входа, чтобы набрать влаги, раздвинула свои губы, положила средний палец на клитор и прикрыла глаза, массируя его короткими движениями.
Открой глаза! Я вздрагиваю от жесткого тона Макса. Смотри на меня.
Натянутая нить взгляда между нами вибрирует от бешеного количества энергии, несущейся по ней в обе стороны. Я глажу себя, тереблю клитор, вставляю внутрь два пальца, двигаю ими взад и вперед и снова возвращаюсь к клитору, но Макс не смотрит на то, что я делаю. Он смотрит мне в лицо, наблюдает за тем, как я закусываю губу, когда внизу наконец пробуждается спящее удовольствие и выстреливает первым электрическим протуберанцем под моими пальцами. Он ласкает взглядом мой приоткрытый рот, когда я прерываю движения и ныряю в глубину, чтобы набрать еще смазки. Он не отпускает мой взгляд, когда я начинаю елозить задницей по простыням, чувствуя, что неумолимая волна вот-вот придет.
Стой! командует он за секунду до того, как было бы поздно останавливаться. Я подчиняюсь, но с невольным стоном разочарования.
Оближи свои пальцы, требует Макс.
Нет! возмущаюсь я.
Не люблю свой вкус.
Да! говорит он, расстегивая джинсы и стаскивая футболку. Я хочу это увидеть.
Нет! твердо говорю я.
Окей, неожиданно соглашается он, удивляя меня такой мягкостью, он ведь уже начал играть во властного деспота?
Но я понимаю его коварство, когда он надвигается на меня, облизывает мои пальцы сам, а потом прижимается к моим губам, и я все-таки чувствую свой терпкий вкус.
Ты так и не ответила, замечает он.
На что?
Угадал ли я правильный вариант.
Ты так и не ответила, замечает он.
На что?
Угадал ли я правильный вариант.
И не отвечу.
И не надо. Я понял.
Макс грубо раздвигает мои ноги, подтаскивает меня поближе, переворачивает на живот и вдавливает в кровать всем весом. Он трахает меня грубыми сильными толчками, как будто вовсе не заботясь о моем удовольствии или хотя бы удобстве. Он делает так редко, но каждый раз, когда в нем пробуждается этот зверь, я даже немного пугаюсь.
И сейчас он безжалостно вонзается в мое тело, вытягивает мои руки вверх и сжимает одной ладонью оба запястья. Подхватывает круглую диванную подушку, валяющуюся неподалеку, подсовывает мне под живот, и я остаюсь раскрытая ему по максимуму, так что он входит до самого конца и в таком ритме это чересчур сильно и даже немного больно.
Макс редко позволяет себе кончить слишком быстро. Вот и сейчас он останавливается в какой-то очень острый момент, болезненный и яростный, когда я думаю, что уж сейчас он точно не выдержит.
Но он переворачивает меня снова на спину и ложится рядом, лаская живот кончиками пальцев невыносимо и пронзительно нежно, особенно на контрасте с недавним безжалостным трахом.
Ты как дюймовочка или волшебная фея герани, шепчет он, поглаживая меня невесомыми прикосновениями. Появилась из цветка и принесла чудеса в мою жизнь. Как же мне повезло
Но уже через несколько мгновений он забрасывает мои ноги себе на плечи, складывает меня пополам и снова даже не трахает, ебет так, что спинка кровати ритмично долбится в стену, высекая искры из шершавой декоративной штукатурки на ней.