Вошедший флигель-адъютант объявил:
Ваше величество, генерал от кавалерии Василий Алексеевич Перовский ожидает аудиенции! Разрешите его пригласить?
Император кивнул, и через минуту в кабинет вошел человек, о котором я немало читал в произведениях, посвященных Пушкину, Далю и истории России.
Перовский был похож на свой портрет работы Карла Брюллова. Высокий человек с безупречной армейской выправкой, лихими кавалерийскими усами и чуть кривоватыми ногами человека, который долгое время провел в седле. Волосы его уже поседели, но лицо было еще моложавым, волевым. Видно было, что генерал успел понюхать пороха на указательный палец его левой руки был надет золотой наперсток верхняя фаланга пальца была отстрелена французской пулей во время Бородинского сражения. Правда, тогда Перовский был всего лишь юным юнкером. Знал я и о том, что при осаде Варны в 1828 году он был тяжело ранен.
В общем, боевой генерал, и при всем при том весьма тонкий и умный политик я вспомнил его деятельность на посту Оренбургского генерал-губернатора, фактически наместника царя на границе России и Средней Азии. Словом, он был именно тем человеком, которому следовало руководить русской политикой
Император дружески обнял за плечи Перовского и сказал ему:
Благодарю тебя, мой друг, за то, что так быстро откликнулся на мой зов. Хочу познакомить тебя с контр-адмиралом Дмитрием Николаевичем Кольцовым.
Я встал и пожал протянутую мне руку. Генерал, взглянув на меня своими проницательными глазами, произнес:
Я уже наслышан о вас, господин контр-адмирал. Весьма рад лично познакомиться с героем Балтики.
Я хотел в ответ произнести комплимент Перовскому, но в этот момент у меня в кармане запищал вызов. Кто-то пытался связаться со мной по рации. Я спросил у императора разрешения и, получив в ответ кивок, достал ее из кармана и включил ее на передачу:
«Второй» на приеме. «Первым» у нас теперь именовали императора Николая Павловича.
Дмитрий Николаевич, срочные вести из Севастополя, радист говорил спокойно, следовательно, ничего экстраординарного в Крыму не произошло. Капитан Сан-Хуан на связи. Он хочет подробно доложить вам об обстановке.
Хорошо, я сейчас буду, ответил я и, увидев настороженный взгляд Николая, успокоил его: Ваше величество, позвольте мне на время отлучиться на связи из Севастополя капитан Сан-Хуан, который подготовил доклад о том, что сейчас происходит в Крыму.
Дмитрий Николаевич, переговорите с капитаном Сан-Хуаном и сразу же возвращайтесь. Мы с Василием Алексеевичем будем ждать вас, император бросил лукавый взгляд на слегка обалдевшего от всего происходящего Перовского. Мы с генералом хотим знать, что сейчас происходит в Крыму и в Севастополе. И еще не могли бы пригласить ко мне полковника Березина?
Так точно, ваше императорское величество, сразу после окончания беседы с капитаном Сан-Хуаном я вернусь сюда и подробно обо всем доложу. И подполковника простите, полковника Березина захвачу с собой.
Я направился к двери, бросив взгляд на императора. Тот откровенно наслаждался происходящим, наблюдая за Перовским, который, ничего не понимая, смотрел на царя. Интересно, как он отреагирует, когда услышит от Николая рассказ о нашем неожиданном появлении в этом мире?
11 (23) сентября 1854 года, утро.
Севастополь. Район Казачьей бухты
Майор Жан-Баптист де Жёнка, командир 3-го батальона
2-го полка зуавов
Я брился у своей палатки, когда неожиданно услышал за своей спиной:
Commandant![19]
Я резко обернулся и отсалютовал:
Здравия желаю, mon colonel![20]
Полковник Клер, командир нашего полка, с ухмылкой посмотрел на мое наполовину намыленное лицо, небрежно ответил на мой салют и сказал:
Майор, вы, наверное, слышали, что русские вчера подло убили нашего генерала Боске и подстрелили генерала ростбифов как там его ага, Кордингтона или Кодрингтона? Не важно. Кроме них, были убиты еще несколько наших и английских старших офицеров. Строительство батарей и других укреплений из-за этого практически прекратилось. Командование наше и английское сошлось во мнении, что русские злостно нарушили законы ведения войны.
Зная полковника, я позволил себе вставить замечание:
Мой полковник, но ведь вы вчера утром сами отдали команду нашим метким стрелкам, чтобы они начали отстреливать русских офицеров. И вроде кое-кого они уже подстрелили.
Зная полковника, я позволил себе вставить замечание:
Мой полковник, но ведь вы вчера утром сами отдали команду нашим метким стрелкам, чтобы они начали отстреливать русских офицеров. И вроде кое-кого они уже подстрелили.
Это так, майор. Но я, как вы помните, приказал этим особо не увлекаться не только потому, что сие нарушение вышеупомянутых законов, но потому, что был уверен это может спровоцировать русских на ответные действия. И, как видите, я оказался прав. Но для нашего командования «quod licet Iovi, non licet bovi» что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Тем более приказ тот исходил от убитого русскими Боске, которого генерал Канробер водрузил теперь в переносном смысле, конечно на свое знамя. Так что русских решили наказать на том самом участке, где был убит храбрец Боске. Наказывать будет ваш батальон вы сами виноваты в том, что он так хорошо показал себя в сражении при Альме.
Слушаюсь, мой полковник!
Ночью мы подтянули на этот участок батарею двенадцатифунтовых «Наполеонов». Обстрел русских позиций начнется в девять утра и продолжится тридцать минут. Сразу после него я приказываю захватить вон ту высоту вместе с русскими укреплениями. Карту района высоты и известных нам укреплений вы получите чуть позже. Хочу вас обрадовать по донесению разведки, русские не успели их достроить. Пленных можете не брать, кроме, конечно, офицеров. Ну, в общем, сами разберетесь вы боевой офицер, и не мне вас учить.
Слушаюсь, мой полковник! Разрешите выполнять?
Выполняйте.
В восемь сорок пять мой батальон уже был готов к бою. Мы подтянулись к высотке и стали ждать сигнала к атаке. Батальон расположился на ее обратном скате, чтобы русские не могли нас заметить. Только я и мой начальник штаба, капитан Жан-Жак Лаваль, расположились на гребне холма с подзорными трубами.
Русские, похоже, ничего не подозревали. Здесь были мужчины, в большинстве штатские, женщины и даже дети. Они яростно рыли траншеи. Военных среди них было немного два пехотных и небольшой кавалерийский отряд, общей численностью не более тридцати тридцати пяти человек. Всадники были одеты в татарскую одежду. Это меня удивило, ведь нам сообщили, что татары в Крыму перешли на нашу сторону. Впрочем, и мы, зуавы, тоже носили форму, похожую на одежду арабов и мавританцев, но от этого так и не стали берберами. Вероятно, их кавалерия не татары, а русские.
И если первый взвод был одет в обычную форму, то стоящая отдельно небольшая группа русских военных имела странные мундиры. Они были пятнистые, как древесные лягушки. Зеленые, коричневые и черные пятна на их куртках и брюках от них рябило в глазах, и русские, одетые в эту форму, сливались с местностью. Но стоило ли нам беспокоиться в любом случае против нашего батальона шансы у них были нулевые.
Было тихо, пушки еще молчали, лишь севернее слышалась редкая ружейная стрельба. Вдруг над нами пролетела необычная белая птица. Очень странно местная фауна похожа на фауну юга Франции, где я провел детство и юность, а также на фауну Алжира, где моя часть находилась до Крыма. Тем не менее таких птиц я раньше не встречал. Но сейчас было не время для орнитологии.
Я осматривал русские укрепления, время от времени поглядывая на то место, где, как мне сказали, ждали сигнала наши артиллеристы.
Ровно в девять орудийная прислуга выкатила «Наполеоны» из капониров, с амбразур сняли плетеные щиты, закрывавшие их. Через несколько минут раздался первый пушечный выстрел. Ядро взрыло землю недалеко от штатских, которые строили укрепления. Те испуганно заметались, бросая лопаты, носилки и кирки, а потом побежали в тыл. Следующий залп оказался более удачным, ядра пронеслись сквозь толпу, свалив несколько мужчин и женщин. Артиллеристы, сделав поправку, открыли беглый огонь. Недостроенное русское укрепление опустело. Лишь кое-где на нем виднелись белые рубашки убитых мужчин и яркие женские юбки.
Да, мы так часто поступали с алжирцами, не щадя ни мирных, ни военных, ни мужчин, ни женщин. Но здесь были европейцы, что бы ни говорили наши польские «союзники», которые на каждом углу кричали, что это они-де европейцы, а русские дикие азиаты. Мне вдруг стало стыдно, но я постарался подавить это чувство. Ведь для нас главное победа во славу императора и нации, а не какие-то чужие бабы, которые оказались на линии огня.
Артиллеристы тем временем перенесли огонь на то место, где расположились русские военные. Правда, те успели укрыться в ближайшем овраге. Ну, ничего, сейчас мы пойдем в атаку и выбьем их из укрытия. Я отдал команду застрельщикам выдвинуться вперед и сразу после окончания пушечной стрельбы поддержать наше наступление метким огнем из штуцеров.
Артиллеристы тем временем перенесли огонь на то место, где расположились русские военные. Правда, те успели укрыться в ближайшем овраге. Ну, ничего, сейчас мы пойдем в атаку и выбьем их из укрытия. Я отдал команду застрельщикам выдвинуться вперед и сразу после окончания пушечной стрельбы поддержать наше наступление метким огнем из штуцеров.
Но тут на нашу батарею неожиданно посыпались бомбы. Русские мортиры а я успел заметить, что бомбы падали на батарею почти отвесно стреляли с ужасающей точностью. Взрыв, еще взрыв и вот, все шесть наших орудия молчат. Только трупы артиллеристов вокруг пушек, стоявших, между прочим, за укрытием, да немногие выжившие, которые мчались в тыл так, что только пятки сверкали. Откуда стреляли русские мортиры, я не заметил. Да и некогда было коль орудия перестали стрелять, значит, настало время идти в атаку. И я скомандовал:
En avant![21]
Обычно вражеские части, завидев нас, обращались в бегство наша репутация и наша арабская форма вызывают ужас у неприятеля. Но тут я услышал из оврага, в котором укрылись русские солдаты, что-то типа «Tourqui!». Оттуда выскочило до взвода пехоты и с примкнутыми штыками, словно бешеные, помчались нам навстречу. Позднее я узнал, что для русского отступить перед турком верх позора, а наши фески они приняли за турецкие.
Другие же русские, те самые, в пятнистой форме, повели себя, как трусы. Они разбежались в разные стороны, упали на землю и лежа стали стрелять по нам. Причем стрельба велась так часто, словно их было не десятка полтора, а целая рота, а то и две.