Ох, пожили мы спокойно, и вот тебе: началось! Вздохнул фогт. Шпионы, клеветники Он подумал, что всё дело в полукровках, но посмотрел на своих приближённых и стражников, и не рискнул сказать об этом. Гарет кое-чего уже добился: люди начали его бояться.
Если в первые дни своего крестового похода брат Корнелий носился по городам и весям Междуречья с небольшим отрядом кнехтов, то со временем у него собралась внушительная свита из ярых сторонников. Кое-кто из кнехтов, приставленных к нему Бергстремом, покинул его после первых же казней, но им на смену пришли люди гораздо более крепкие духом. Помимо бледных мужичков с жидкими бородёнками и горящими глазами, которые всегда с радостью и совершенно бескорыстно примыкают ко всяческим сектам и сборищам, и экзальтированных бабёнок, с ним теперь странствовали и вполне себе конкретные персонажи, в том числе и рыцари, бывшие раубриттеры (то есть, рыцари-разбойники, промышляющие грабежом и разбоем), однощитные рыцари, наёмники и прочий суровый вооружённый люд, который присоединился к проповеднику отчасти по зову души, но в основном, чтобы досыта натешиться кровью и безнаказанностью и как следует нагреть руки. То, что в первые дни казалось каким-то бредом и так и воспринималось всеми здравомыслящими жителями Междуречья, две недели спустя вдруг приобрело какой-то узаконенный и опасный оттенок, а Корнелий заставил отнестись к себе серьёзно. Его жертвами становились не только незамужние беременные девушки, но даже вполне добропорядочные женщины, как правило, вдовы, оставшиеся после смерти мужа единственными наследницами его состояния. Если у беременной вдовы такого мужчины появлялся на свет мальчик, он оставлял имение и состояние отца за собой и за матерью. История умалчивает, кто именно из наследников второй и далее очереди сообразил, что с помощью Корнелия можно избавиться от потенциального наследника без всякого риска для себя, но идею тут же подхватили, и молодые вдовушки пошли в огонь, даже если признаков беременности у них и не наблюдалось. А заодно и несколько девушек, которые так же остались при выморочном имуществе своих отцов и отказывались выйти замуж за тех, кого им сватали опекуны. И не беда, если наследница вообще оказывалась девицей: к приходу Корнелия её бросали в тюрьму, где тюремщики исправляли это упущение. Корнелий шёл по Междуречью с хоругвями, с огромным крестом, который по очереди несли его преданные сторонники, с отрядом конных рыцарей и с неплохим обозом. Надо сказать, что зрелище они теперь представляли из себя очень красивое, значительное и грозное, когда шли, осенённые хоругвями и огромным крестом, под пение псалмов. Корнелий теперь щеголял белой короткой рясой с черным крестом, и такие же одеяния надевали поверх доспехов его рыцари. Белый цвет изображал святость, чёрный пепел «спасённых» душ. На проповеди Корнелия теперь сбегался народ со всех окрестностей, стоило ему появиться. Ведь поп на этих проповедях «говорил правду» то есть, тупо перечислял все навалившиеся на междуреченцев беды и проблемы, с искренним надрывом, с показательным возмущением. Называл паству «бедные дети мои», патетично вопрошал, «доколе же всё это нужно терпеть и прощать», пугал Божьим гневом и отмщением, если «не одумаются». Что ещё было нужно людям, уставшим от безысходности?.. Вроде, и не нищета, и не голодают, и в то же время все усилия как-то приподняться, вырваться из порочного круга тщетны. Одну дыру латаешь, открывается несколько новых, и так изо дня в день, из года в год. Дети вырастают, женятся, и начинают тот же бег по кругу, и выхода нет, и не предвидится. Добраться бы до виноватых, и того их всех! А Корнелий прямо указывал им на виновных, да ещё на таких, которых можно было уничтожить без всякого напряга и опасности для себя, любимых. До королевы далеко, до рыцарей опасно, а бабы-блудницы, это ж самое оно! Даже Бергстрем и его приятели, Смайли, Венгерт и фон Берг, неожиданно для себя обнаружили, что лично ими спущенный с поводка попик, их придурочный Корнелий, неожиданно взял такую силу, что они уже и сами вынуждены считаться с ним. Дошло до того, что Корнелий со своей свитой явился в Лавбург, где Бергстрем ему показываться категорически запретил, и показательно сжёг там двенадцать женщин, невзирая на попытки Бергстрема протестовать. Тот вдруг понял, что попробуй он вмешаться и на него пойдёт весь город, прежде такой лояльный и запуганный. Корнелий искусно заводил горожан речами о том, как светская власть потакает греху и разврату, и не в состоянии спасти Остров от банд полукровок и их распутства и чудовищных преступлений. Просто удивительно было слушать, как человек, совершающий чудовищные убийства и потерявший всякие стыд, милосердие и совесть, с надрывом вещает о чужих преступлениях. То, что за неполный месяц его собственные зверства многократно превысили всё, что натворили полукровки за сорок лет, не волновало никого. Какая-то истерия страха и доносительства охватила Междуречье. Люди вдруг сообразили, что есть теперь, кому и куда пожаловаться на неугодного соседа, несговорчивую девицу, слишком удачливую приятельницу, да мало ли! У соседки слишком много детей и все здоровые продала душу дьяволу, вот он и отводит от неё беду. У другой соседки детей нет проклята, значит, порчена дьяволом, а то и вовсе ведьма. Слишком красивая в огонь, слишком страшная туда же, сосед слишком весёлый радуется, что дьявол ему ворожит, слишком унылый копит про себя злобу Слишком везучий тем более!!! А если всё в порядке, все среднее, не выдающееся, то ещё страшнее нужно поскорее на них донести, а не то донесут на тебя. И тщетно в церквях прихожан призывали к спокойствию и порядку. Во многих городах, по слухам, открылись тайные пункты в определённых исповедальнях, и даже в кабаках, где можно было пожаловаться и донести, и быть уверенным, что всё запишут, запомнят, и в свой срок призовут к ответу тех, «кого следует».
Глава третья. Следствие
К трём часам на площади собралось столько народу, что яблоку, как говорится, упасть было негде. Люди толпились, обменивались сплетнями и своими соображениями насчёт того, что происходит. Слух, который только начали распространять купец и его слуги, пока ещё не успел расползтись по городу, многие были не в курсе и трактовали происходящее кто как разумел.
Ты говорила, что мы в безопасности! Шипел Марк на Барр в подворотне. Если этот придурок сейчас начнёт болтать о том, кто и как его
Если начнёт, перебила его Барр, брось поближе к нему вот это. Она протянула Марку кулёк, от которого исходила такая вонь, что Марк отшатнулся:
Что это Фу!!!
Это твое спасение. Возразила Барр с презрительной усмешкой. Как ты проберёшься к помосту, твое дело, но если вдруг запахнет жареным, брось это, и все обойдётся.
Колдовство какое-то? Марк, преодолевая брезгливость, сунул нос в кулёк. Крыса дохлая?!
Крыса, крыса. Ласково согласилась Барр. Не разочаровывай меня, Хант. Я думала, что ты не трус.
Я?! Марк вырвал у неё кулёк. Только как я незаметно это сделаю? Оно так воняет, что меня полгорода запомнит!
Не запомнит. Барр снова ласково усмехнулась. Будут смотреть в упор и не увидят, будут пытаться вспомнить и не вспомнят. Не переживай.
Не переживай Я вот не пойму, как вышло, что они так быстро нашу игру раскусили? Тодд не ошибался, он калач тёртый; знает, что, когда и сколько.
Не надо недооценивать Хлорингов. Мальчишки ничто, но их отец умён и давно правит герцогством. И слуга герцога, итальянец Месси, очень хитёр. Помни это в будущем.
Это мой город, а не итальянца какого-то. С угрозой пообещал Марк. А всяким пришлым ловкачам здесь не место Как бы не случилось с ним чего!
Ступай. Барр легонько толкнула его в плечо. Хлоринги приехали.
Люди расступились перед пятерыми всадниками. Братья, Марчелло, Иво и Матиас поднялись на помост, герцог и Гэбриэл уселись в кресла, поставленные специально для них, у конторки замер секретарь, исполняющий все канцелярские обязанности при муниципалитете, худой долговязый парень с длинным лицом. Гарет глянул на волнующееся людское море, на небо опять собираются тучки, как бы дождь не хлынул раньше времени! кивнул герольду, и тот, выйдя вперёд, объявил существо дела.
Клевета на принцев крови, перечислял герольд, обвинение его высочества, эрла Валенского, в грязном непотребстве, приравненное к государственной измене и посягательстве на честь короны, а так же клевета на достойную девицу и попытка опорочить её честь. Следствие по этому делу будет проводить лично его светлость герцог Элодисский на этом самом месте. Приведите обвиняемого.
Купец держался уверенно, и по нему не видно было, что он напуган или хотя бы растерян.
Что ты можешь ответить на обвинение? Спросил Гарет.
В клевете на его высочество я не повинен, ничего такого про него я не говорил. Быстро сказал «купец».
Есть свидетели, которые утверждают обратное.
Я говорил, ваша светлость, что слышал слухи такие, но сам этого не утверждал, и да поможет мне Бог!
Где ты слышал такие слухи?
Не помню. Где-то
Где именно? Если ты прибыл с Юга, как утверждаешь, а наш брат с Севера, где именно ты слышал эту ложь?
Да здесь, купец начал нервничать, здесь, в Блумсберри, и слышал!
От кого?
От Купец сглотнул, от женщины. Он вовремя увидел у помоста вчерашнего верзилу, и понял, что отмазаться не удастся. Женщина больно благочестивая это говорила, как не поверить-то?
Женщина. Усмехнулся Гарет. Как она выглядела? Не Барр ли это, случайно?
Мать мать Августа она была, так она назвалась. Купец боялся Барр, но Хлорингов он боялся тоже. Особенно младшего тот молчал, но так смотрел на него, постукивая кончиками пальцев по подлокотнику кресла, в котором сидел подле своего брата, что мороз по шкуре и в животе стыл противный комок. Убьёт, убьёт ведь! Гакста убил у него дома, что ему стоит убить какого-то купца прямо здесь?! Слушая Барр и Марка, «купец» представлял себе женоподобного смазливого хлюпика, а оно вот как оказалось. Здоровый, как башня какая, а глаза Святая Анна, страшные-то какие! Ещё и красным горят, как у кота какого Или у демона, истинный крест, демон! И он добавил:
Собака с нею была, чёрная Прошу простить, ваше высочество, ваши, то есть, высочества, бес попутал, пьяный был, вот и ляпнул, больно свята была с виду женщина-то
Ты говорила, что мы в безопасности! Шипел Марк на Барр в подворотне. Если этот придурок сейчас начнёт болтать о том, кто и как его
Если начнёт, перебила его Барр, брось поближе к нему вот это. Она протянула Марку кулёк, от которого исходила такая вонь, что Марк отшатнулся:
Что это Фу!!!
Это твое спасение. Возразила Барр с презрительной усмешкой. Как ты проберёшься к помосту, твое дело, но если вдруг запахнет жареным, брось это, и все обойдётся.
Колдовство какое-то? Марк, преодолевая брезгливость, сунул нос в кулёк. Крыса дохлая?!
Крыса, крыса. Ласково согласилась Барр. Не разочаровывай меня, Хант. Я думала, что ты не трус.
Я?! Марк вырвал у неё кулёк. Только как я незаметно это сделаю? Оно так воняет, что меня полгорода запомнит!