После урока мистер Брейди сказал, что хочет послать ее рассказ на межшкольный конкурс. «Каждая школа выдвигает одно конкурсное произведение, и я собираюсь предложить твое. Номинантов ждет церемония в Малтсборо, и я думаю, что у тебя хороший шанс взять приз».
Марта примчалась домой и поделилась новостью с родителями.
Пожалуйста, не занимайте ничем этот вечер, попросила она.
Мама тут же сгребла ее в охапку и поздравила, но папа поджал губы:
Сколько всего детей участвует в конкурсе?
Ликование Марты поубавилось.
Там будут все школы Северной Англии. Но от нашей школы мистер Брейди пошлет мой рассказ.
Замечательно. Умничка! похвалила ее мама.
Папа выдавил улыбку.
Ей ничего не светит, сказал он Бетти. К тому же это поощрит Марту писать новые рассказы. Она совсем забросила энциклопедии.
Мы их сто лет читаем, папа. Я там все уже знаю, ввернула Марта.
Да неужто? усмехнулся Томас. Умение писать рассказы не самая полезная вещь для секретарши или бухгалтерши, верно?
Есть и другие профессии, вмешалась Бетти. Творческие
Мы их сто лет читаем, папа. Я там все уже знаю, ввернула Марта.
Да неужто? усмехнулся Томас. Умение писать рассказы не самая полезная вещь для секретарши или бухгалтерши, верно?
Есть и другие профессии, вмешалась Бетти. Творческие
Томас выразительно на нее посмотрел.
Не уверен, что ты в этом разбираешься.
Слушай, так нечестно. Я же хочу работать.
Так можно мне будет пойти? взмолилась Марта, которой отчаянно хотелось выиграть конкурс и доказать отцу, что он не прав.
Нет. На тот вечер у нас другие планы, сказал Томас.
Марта так и не узнала, что это были за планы, если они вообще были. Церемония награждения настала и прошла, а семейство Стормов осталось дома. Марта завоевала второй приз и получила грамоту не на сцене, а после урока, в простом коричневом конверте, который вручил ей мистер Брейди. Когда она показала грамоту папе и спросила, почему ей нельзя было лично ее получить, он покачал головой:
А не надо было перечить. После этого ни осуществлять свои планы, ни везти тебя на церемонию мне, естественно, не хотелось. Ты сама все испортила. Да и все равно тебе достался лишь второй приз.
Несколько недель после этого Марта проклинала себя за то, что проболталась. С возрастом она начала подозревать, что отец лгал: ничего на этот вечер не планировалось. А еще ретроспективно всплывали другие неправды, по мелочи, и не только.
Поэтому если существует хоть малейший шанс, что Зельда жива, она должна это выяснить. Приободрившись такими рассуждениями, Марта наконец вернулась к садовой калитке, взялась за ручку и потянула ее на себя.
Вокруг было пугающе тихо ни птичьей трели, ни шелеста ветерка в кронах деревьев. Ее шаги по мощеной дорожке раздавались оглушительно громко. В ушах бился пульс. Марта трижды стукнула молотком-лисицей и стала ждать, нацепив на лицо приветливую улыбку.
Бежали секунды, минуты, и ничего не происходило. Никто не открывал.
От улыбки свело челюсти.
Она знала, что внутри кто-то есть. Марта снова постучала и снова безуспешно; тогда она отошла от двери и заглянула в окно. Через него были видны задняя часть дома и кухня. И задняя дверь была открыта. В нее кто-то вошел, и у Марты напряглась шея.
Может, они меня не слышат.
А может, притворяются, что не слышат.
Она пошарила рукой под окружавшим дверь плющом, ища звонок, но его не было.
Дом с обеих сторон окружал забор высокие деревянные планки, выкрашенные в бледно-зеленый цвет, и Марта вгляделась в кусочек заднего двора, ярко освещенного солнцем. Там на лужайке носился маленький черный скотчтерьер. На веревках развевались белые простыни, рядом с ними висели бирюзовый пододеяльник и длинная юбка такого же цвета.
Этот цвет очень любила Зельда.
Марта в последний раз трижды постучала в дверь громко, костяшками пальцев. Отняла покрасневшую руку от двери и увидела, что сбила на них кожу. Она подула на руку и стала ждать.
На этот раз послышались шаги, щелкнул замок.
У нее скрутило живот.
Дверь отворилась, перед Мартой предстала, судя по всему, Зельдина сиделка.
У нее были поразительно синие глаза словно стеклышки, окатанные морем, и на фоне белых волос они казались еще более яркими. Из-под бежевого жакета виднелось что-то белое то ли блузка, то ли рабочая рубашка. Из сандалий цвета хаки выглядывали пальцы с кораллово-оранжевым лаком на ногтях, на груди вверх тормашками были приколоты часики.
Да? произнесла она с явной интонацией человека, которого слишком часто беспокоят коммивояжеры.
На мгновение Марте показалось, что душа ее расстается с телом. Ступни твердо стояли на земле, но голова куда-то уплывала. Она понимала, что так таращиться невежливо, но ничего не могла с собой поделать.
Вы Джина? спросила она.
Женщина нахмурилась.
Да, ответила она с легким подозрением.
Все заготовленные слова застряли у Марты в горле. Так трудно было все объяснить, Марта не знала, с чего начать. Возможно, она гонится за призраком.
Простите, привычно вырвалось у нее. А дальше она произнесла то, что даже ей самой казалось бредом. А как это расценит незнакомка, даже помыслить было страшно. Я ищу Эзмерельду. Эзмерельду Сандерсон.
У женщины сжались челюсти и дернулась щека.
Кто вы?
У нее был легкий северный акцент, и слова она выговаривала очень четко.
Кто вы?
У нее был легкий северный акцент, и слова она выговаривала очень четко.
У Марты перехватило дыхание, и, чувствуя, что из глаз вот-вот хлынут слезы, она сказала то, что уже и не надеялась никогда сказать:
Я ее внучка. Я Марта Сторм.
Глава двенадцатая
Кресло-каталка
Какое-то время Джина стояла неподвижно и, прищурившись, рассматривала Марту.
Думаю, вы ошиблись адресом, сказала она.
И хотела закрыть дверь.
Только было в ее тоне что-то фальшивое. После всего, что выяснилось из-за той потрепанной книжицы, сдаться было бы глупо. Марта проворно наклонила голову и заглянула в уменьшающуюся щель.
А я думаю, что нет. Я пришла сюда из-за книги. «Синь небес и бурные моря», автор Э. И. Сандерсон.
Джина судорожно вцепилась в дверь, даже костяшки побелели. Затем поколебалась и вновь ее открыла. Схватилась за часики на жакете.
Марта старалась не выдать своего нетерпения, не показать, как все это для нее важно. Необходимо было раз и навсегда избавиться от вопроса, изводившего ее все эти годы: что случилось с Зельдой. Она изо всех сил делала безразличный вид, но глаза все равно предательски светились надеждой.
Джина бросила взгляд куда-то назад, в сторону кухни.
Вам лучше войти.
Марта очутилась в коридоре. Огляделась: на стенах цветочные обои, на полу викторианская плитка, кремовая, зеленая и терракотовая. Еще было много фотографий в разномастных рамках, но Марта лишь рассеянно скользила по ним взглядом, не вдаваясь в подробности. В воздухе витал теплый аромат выпечки в отличие от ее собственного жилища здесь было очень уютно.
Примчался, скользя когтями по плитке, черный скотч-терьер. Марта почесала его под подбородком и увидела бирку в виде серебряной косточки. Перси.
Побудьте здесь, пожалуйста, строго сказала Джина, словно она секретарь в приемной доктора, а Марта пациентка, безнадежно опоздавшая на прием.
Джина удалилась в кухню и закрыла за собой дверь.
Марта постояла, не зная, как быть. Сочла, что ходить по коридору, выискивая признаки бабушкиного здесь пребывания, невежливо, и вновь повернулась к Перси. Песик пришел в восторг. Она погладила его по голове, и пальцы ее отчего-то вдруг задрожали.
Перси опрокинулся на спину и задрал лапы, Марта прислушивалась к бормотанию на кухне и чесала ему животик. Ее тошнило, как в транспорте, голова кружилась, но она продолжала ждать.
Каждая клеточка ее тела была напряжена. Волосы встали дыбом, она ловила малейший шум. Различила два голоса и странный звук чего-то перемещаемого.
Медленно текли минуты, наконец дверь кухни отворилась. Первой показалась Джина, а в просвете между ее ног промелькнуло колесо. И краешек бирюзового одеяла. Джина шагнула в сторону, и вперед выкатилась женщина в инвалидном кресле. Сверху из-под одеяла видны были только ее руки, плечи и голова в шарфе.
Все вокруг словно замедлилось.
Марта подняла голову, забыв о Перси. Песик обиженно цапнул ее за руку. И продолжал буравить взглядом, когда она выпрямилась. Коленей Марта совершенно не чувствовала. Она попыталась улыбнуться, но испугалась, что лицо тогда потрескается и раскрошится. От разочарования у нее задрожал подбородок.
Перед ней в коридоре стояли две незнакомые женщины.
Она попыталась сдержать рыдание, которое рвалось из груди. По щеке скатилась слеза, Марта сердито вытерла ее кулаком. Как же она сглупила! Бабушка давно умерла, а она заявилась сюда и выставила себя дурой. В инвалидном кресле сидела чужая женщина.
Не Зельда.
Напоследок Марта сделала отчаянную попытку воскресить в памяти образ бабушки и сопоставить его с сидящей перед ней женщиной, но увы.
У бабушки были длинные загорелые ноги, и на пляже она крутила «колесо». А у этой женщины из-под одеяла торчат лодыжки сплошь в бугристых синих венах. У Зельды из-под шарфа выбивались белокурые локоны, а у этой женщины никаких локонов не видно. У Мартиной бабушки от смеха разбегались лучиками морщинки вокруг глаз, а у незнакомки лицо как бархатная портьера, все в глубоких складках.
Марта проклинала себя. Да, она в детстве верила в сказки, но не значит же, что они и вправду случаются. Неожиданно дрогнуло колено, и Марта чуть не потеряла равновесие.
Вспыхнуло вдруг мимолетное воспоминание о том, как однажды бабушка задрала юбку, чтобы похвастаться новыми сандалиями на пробковой платформе, но не рассчитала и сверкнула исподним перед парочкой рабочих. Или как она накручивала волосы на бигуди, держа шпильки от них во рту они торчали, словно громадные зубищи.
Марта хотела извиниться, но боялась, что стоит ей открыть рот, как она сорвется и зарыдает. И будет рыдать без удержу над своей глупой надеждой, над унизительной ситуацией, в которой оказалась. И зачем только она сюда приехала?!
А женщина тем временем внимательно изучала ее с головы до ног, во всех подробностях. Оглядела прическу Марты, ее одежду, фигуру, руки и отвела глаза, уставившись на свои туфли.
Она смотрит на меня и думает: кто это, черт возьми, такая.
Женщина почесала нос, нахмурила брови. И внезапно расхохоталась запрокинув голову и снова уронив ее на грудь.